Частный детектив. Выпуск 1
Шрифт:
Все свои сделки он, видимо, заключает в барах, но пьет очень мало. Кто–то сказал, что его дом похож на притон — с аппаратом для смешивания коктейлей и автоматом–проигрывателем. Чтобы запустить проигрыватель, достаточно бросить в него жетон, но если гости хотят коктейль, они должны выкладывать настоящие монеты. А с другой стороны, говорят, он может притащить детый ящик вина и напоить всю ораву. Не для того, чтобы было весело, а для того, чтобы люди превратились в скотов и валялись бы полумертвые под столом. Сам он остается, конечно, трезв и наблюдает, как они теряют человеческий облик. Наверно,
— И у вас есть на это полные основания, — заметил я. — Думаю, он хотел довести вас до сумасшествия или хотя бы до болезни просто для того, чтобы купить ваш мотель по сходной цене. Несомненно, с его точки зрения, такое поведение оправдано и логично.
Она улыбнулась:
— Бог с вами, Билл! Неужели он и вас хотел убить по этой же причине?
— Не знаю, — сказал я. — Но, надеюсь, все–таки по какой–нибудь другой. Вы не знаете, он никогда не был под арестом? За какое–нибудь серьезное уголовное преступление, например?
— Никогда об этом не слыхала… А что?
— Ну, пока это только гипотеза. Надеюсь, буду знать несколько больше, как только доберусь до телефона.
— Где же вы найдете телефон в этой глуши? — спросила она недоверчиво.
— Как где? Разумеется, у Перла! — сказал я.
— Но…
— Сдается мне, что мы слишком долго находились во власти этих “телефонных мальчиков”! Пора изменить тактику. Переходим в наступление. Теперь нам нечего терять, есть только один путь — вперед!
— Я — с вами!
— В таком случае надевайте свои удобные туфли, — сказал я. — И вперед!
…Двухэтажный дом, стоящий ярдах в двухстах от дороги в окружении старых дубов. Одно окно светилось. Двор не огражден.
Я взял Джорджию за руку, и мы молча зашли за угол дома С той стороны тоже одно окно было освещено.
“Возможно, та же самая комната”, — подумал я, отводя глаза в сторону, чтобы не потерять способность видеть в темноте.
За домом, ярдах в пятидесяти, темнело что–то черное, вероятно, сарай. Под деревом, справа от парадного крыльца, стояла машина, судя по очертаниям — “седан”.
Я оставил Джорджию под деревом. Приблизившись к ней, я прошептал ей на ухо:
— Ждите здесь! И не двигайтесь, пока я не позову!
Она кивнула.
Я подкрался к освещенному окну, и на меня стали накатываться волны эстрадной музыки. Кроме того, я услышал шарканье ног по деревянному полу. Осторожно, стараясь не подходить слишком близко, я заглянул сквозь грязную занавеску внутрь помещения.
Комната была длинная — тянулась от фасада до задней стены — и была залита резким светом двух больших лампочек, свисающих с потолка.
Прямо напротив меня на диване лежала дебелая и какая–то бесцветная блондинка лет восемнадцати, читала книгу и время от времени поглядывала в невидимую для меня часть комнаты, где, очевидно, танцевала парочка. На блондинке были трусики и весьма неадекватный бюстгальтер, который, как ни старался, не мог совладать с этой девической пышностью. Она была босиком, но каждую ногу вокруг щиколотки обвивала золотая цепочка, а на руке блестел золотой браслет с часами. Рядом с диваном стоял шаткий карточный столик, заваленный журналами и книгами. Противоположный конец комнаты и ее левая часть оставались вне поля моего зрения.
Блондинка опустила книгу и сказала в сторону танцующих:
— Труди, ты что так трешься о Тиджи? Перлу это не понравится… — Она говорила так, будто набрала в рот каши.
— Заткнись, Ля—Вери! — отозвался девичий голос. — И ради Христа, надень что–нибудь… меня тошнит от твоих телес.
И в этот момент танцующие появились в поле моего зрения. Я уставился на девушку. Это была та самая девушка, которую Тэлли использовал в баре в качестве блокнота. Но меня больше поразил ее партнер: это был тот самый человек, который ускользнул от меня из бара, когда Фрэнки спровоцировал драку.
Я бесшумно пробежал вдоль фасада и поднялся на крыльцо. Дверь беззвучно поддалась — и я очутился в прихожей, освещенной только тем светом, который падал из комнаты через открытую дверь. Я вошел в комнату и быстро огляделся. Их было только трое, а комната выглядела такой нелепой, что, боюсь, более нелепой комнаты я никогда раньше не видел. Если бы в такой комнате запереть архитектора по интерьеру хотя бы на час, он наверняка сошел бы с ума от ярости.
За диваном стоял аппарат для смешивания коктейля. На нем лежало седло. У внешней стены находился проигрыватель, стыдливо розовея пастельными тонами и испуская танцевальную мелодию, а в дальнем конце комнаты пестрела под лоскутным одеялом кровать, на которой возвышалась старомодная диванная подушка. Против нее, в углу, стоял игральный биллиардный аппарат. Прямо передо мной — небольшой сейф, а в прилегающем углу — старинный секретер, заваленный бумагами. Тут же находился телефон, а рядом с секретером, на полу, маленький электровентилятор. И пол, и стены были голые, и только в нескольких местах к стенам были пришпилены кнопками вырезанные из журналов фотографии.
Заметив меня, танцующие отпрянули друг от друга. Тиджи был худощав и высок, с квадратным загорелым лицом и бледными глазами. Джорджия неплохо его описала. Труди не стала привлекательнее с тех пор, как я увидел ее впервые. Черные глаза смотрели жестко, а худое смуглое лицо выражало презрение ко всему и всем, свойственное иногда видавшим виды молодым людям.
Ля—Вери просто посмотрела на меня, как будто не была уверена, стоит ли ситуация того, чтобы менять выражение и позу.
Тиджи резко спросил:
— Что надо?
— Для начала — вас! — ответил я.
Труди издала губами какой–то звук и рассмеялась:
— Прими этого нахала, Тиджи!
Он вынул нож, щелкнув, раскрыл его и стал приближаться ко мне пружинящей походкой. Я выхватил дубинку и ударил его по руке. Нож упал на пол. Я отбросил его ногой под диван, и это произвело на Ля—Вери такое впечатление, что она даже села. Труди выругалась и попыталась прошмыгнуть к секретеру. Я оттолкнул ее, и она ударилась о проигрыватель, а потом упала на пол, продемонстрировав при этом свои жилистые ноги. Тиджи все еще держался за руку. Я ударил его дубинкой по другой руке, схватил сзади за шиворот и за штаны и швырнул об стенку. Потом, вспомнив, как выглядел номер Джорджии Лэнгстон после обработки кислотой, я поднял его и еще раз шарахнул о стенку.