Частный детектив. Выпуск 1
Шрифт:
Под большим зеркалом висело еще одно чучело тарпона.
Подошел бармен, вскользь кивнул таксисту:
— Привет, Джейк! Тебе чего?
— Бутылочку “Королевского”, Олли! — ответил тот.
Я заказал то же самое. Олли поставил перед нами бутылки, стаканы и вернулся в конец бара, где вытирал посуду. На вид ему лет двадцать пять; широкие плечи, мускулистые руки, загорелое лицо; спокойные карие глаза.
Я отхлебнул пива и закурил.
— А что представлял собой Стрейдер? — спросил я. Как только я произнес это имя, бармен и оба посетителя в конце бара обернулись и впились в меня глазами.
“До
Джейк смутился:
— Самое странное заключалось в том, что он был из Майами и, насколько смогла выяснить полиция, даже не знал Лэнгстона.
Один из двух посетителей поставил стакан на стойку. У него были колючие и беспокойные глаза человека, который в любую минуту способен устроить скандал.
— Может, и не знал, — сказал он. — Но все равно он мог быть “другом семьи”.
Бармен взглянул на него, но промолчал. Второй посетитель продолжал молча потягивать свое пиво. В одно мгновение то уродливое к страшное, что я почувствовал на улице, овладело замолчавшим залом, но никто из них даже не заметил этого — уже привыкли.
— Я и не утверждаю, что не был, — ответил Джейк. — Я только говорю, что полиция так и не выяснила, были они знакомы или нет.
— Тогда какого черта ему нужно было в нашем городе? — спросил первый. — И зачем он останавливался в “Магнолии” три раза в течение двух месяцев? Он приезжал не по делам — во всем городе не нашлось ни одного человека, который пожелал бы его видеть. Не приезжал же он сюда, чтобы продавать земельные участки в Майами, как ты думаешь? Такое мог сделать только полудурок!
— Все может быть, — подтвердил Джейк. — От человека, который настолько спятил, что хотел застрелить Келхауна, можно ожидать чего угодно.
— Чепуха! И ты знаешь не хуже меня, зачем он сюда приезжал! Это был настоящий бабник! Ничтожество с важным видом — вот кто он был! И его содержала женщина!
“Ну и местечко, просто прелесть, — подумал я. — Ее каждый день судили за убийство и здесь, и во всех других барах города, а также всякий раз, когда она проходила по рынку”.
Почему она не продала мотель и не уехала отсюда? Из гордости? Уж чего–чего, а гордости ей не занимать, судя по выражению ее лица…
А впрочем, какое мне до этого дело? Я совершенно ничего не знаю о ней. Может быть, она действительно убила своего мужа? Иногда убийства совершают даже такие люди, которые не могут солгать, не покраснев… Но убить по такой гнусной причине, на какую они намекают?.. Нет, это казалось невероятным!
— А она сама… Она ведь тоже из Майами, — продолжал первый. По его тону можно было подумать, что родиться в Майами — уже преступление.
— Черт возьми, Руп! — сказал Джейк с угрюмым вызовом. — Хватит делать вид, будто я за нее заступаюсь… или за Стрейдера. Я только говорю, что знать и доказать — совершенно разные вещи.
— Доказать! — презрительно бросил Руп. — Не валяй дурака! Доказательств сколько хочешь! Зачем же, по–твоему, Стрейдер пытался припудрить так, будто дело — не мокруха, а несчастный случай?
Я поднял глаза. Вот это удар! И здесь наверняка прослеживается очень тревожная связь…
— Инсценировка несчастного случая и присутствие двух машин связаны между собой? — спросил я Джейка.
Во время спора обо мне совершенно позабыли, но сейчас воцарилась тишина и молчание, а холодок не имел ничего общего с кондиционером.
Джейк проглотил остаток своего пива и встал из–за стола.
— Ну я, пожалуй, поехал, — сказал он. — Благодарю вас, сэр.
Он вышел. Остальные какое–то время смотрели на меня, а потом вернулись к своему разговору.
Я заказал еще бутылку пива. Олли открыл ее и поставил передо мной. Из всех присутствующих он казался наиболее умным и наименее враждебным.
— Почему там были две машины? — спросил я.
Он вытер стол, посмотрел на меня оценивающим взглядом и хотел было уже ответить, но Руп опередил его:
— А вы кто такой?
— Меня зовут Чэтэм, — коротко ответил я.
— Я не это имел в виду, уважаемый… Какое вам до этого дело?
— Никакого, — ответил я. — А что?
— Слишком уж вы интересуетесь всем этим, чтобы вам было все равно.
— Просто изучаю местные обычаи, — сказал я. — Там, где я вырос, людей судили в суде присяжных, а не в барах.
— Вы что, приезжий?
— Я даже счастливее, чем вы думаете, — я проезжий.
— А зачем вы брали такси? Чтобы выспросить все у Джейка?
Внезапно я почувствовал, что он становится мне поперек глотки.
— Пейте лучше свое пиво! — сказал я.
Его глаза вспыхнули злобой. Он попытался встать; бармен глянул — и он остался на месте. Его приятель, на вид крепкий малый, неприязненно взглянул на меня, видимо, пытаясь решить, стоит ли заваривать кашу; но ничего не произошло, и напряжение исчезло.
Я выудил из кармана монетку и пошел к телефону. Смуглая девушка и парень в ковбойской шляпе до сих пор не обращали никакого внимания на нашу перепалку, но когда я прошел мимо их столика, девушка подняла на меня глаза. Мне показалось, что ей нет и восемнадцати, но у нее был такой вид, будто она потратила вдвое больше времени, неистово и целеустремленно убегая от невинности в любой ее форме. Левая ее нога была протянута вдоль столика и обнажена, а ее приятель, хитро скаля зубы, что–то на ней писал губной помадой. Она перехватила мой взгляд и пожала плечами.
Я вошел в будку автомата и, как только притворил дверь, сразу же понял, что нашел то, что искал. Вентилятор был плохо прилажен и работал с неровным дребезжащим гудением.
Я стал быстро соображать. Отсюда он мог видеть, как она вернулась из города — вот почему звонок последовал сразу после возвращения. Правда, горничная сказала, что дважды звонили в ее отсутствие… Ну что ж, он мог звонить и из других мест. Почти наверняка все три раза звонил один и тот же человек.
Я сделал вид, будто позвонил по телефону и, выйдя из будки, быстро взглянул на литературного ковбоя. Возраста он был довольно неопределенного, что–то от 23 до 40, с гладким пухлым лицом переросшего младенца и с намеком на брюшко. Рубашка его, как я теперь разглядел, была не сплошь голубой — перед серый с перламутровыми пуговицами и в каких–то пятнах, как будто запачканный. Глаза — как из голубого фарфора, напоминали глаза ребенка, если бы не выражение лукавого юмора и деревенской хитрости, с которым он сейчас похлопывал девушку по ноге, как будто приглашая ее прочитать написанное на обнаженном бедре.