Частный детектив. Выпуск 4
Шрифт:
— Говорю тебе…
— Беспокоишься? Но кто может услышать? Если только вот парень…
— И дался тебе этот Беннет, Тилли!
— Еще бы! Сейчас о нем только и говорят. Надоело! — Она подняла стакан. — Хорошо, что Беннета нет, а все его парни плачут. Просто восхитительно, — Опорожнив стакан, она взглянула на меня, ее глаза слегка затуманились. — Приятель, знаешь ли ты, почему они плачут?
— Скажи.
— Я еще не утолила жажду.
— Больше ей пить нельзя, — заметил Джоко–бой.
— Принеси, — сухо сказал я.
Бармен
— Теперь рассказывай.
— Разумеется, расскажу. Дело в том, что все маленькие и большие негодяи волнуются, суетятся, орут: им хочется завладеть машиной Беннета…
Каждая банда в городе готова прибрать ее к рукам. Идет грызня и всякий, кто по неосторожности попытается захватить ее и вмешаться в склоку, рискует быть застреленным.
— Да, но это не ответ на вопрос — почему они плачут?
— В том–то и суть. Они плачут потому, что до сих пор не могут подстрелить Дипа. Он им здорово мешает, хотя здесь его нет и никто не знает, где он.
Я взглянул на нее через край стакана и спросил:
— А ты знаешь, кто такой Дип?
— Тилли… — подал голос бармен.
— Помолчи, Джоко–бой, — произнес я.
Девица одобрительно подмигнула.
— Дип — это большой парень. Он еще больший негодяй, чем Беннет. Они с Дипом были вот так, понимаешь? — При этих словах она скрестила пальцы.
Я кивнул.
— Здесь говорят, — продолжала она, — что Дип был хуже Беннета. Хуже дьявола. Он носил пистолет, когда был еще маленьким ребенком. — Она вздохнула и добавила:
— Крепкий и опасный парень. Говорят, что он вернулся. Не успели убить Беннета, как он уже здесь.
— И это верно?
— Говорят, они с Беннетом были что–то вроде кровных братьев, как это водится среди гангстеров. Вы же знаете.
— Не совсем. Кроме того, со временем друг Беннета мог измениться.
— О, нет! Они всегда были шалопаями, такими и остались. Беннет до последнего дня был гангстером. Точно таким останется и Дип. Они все делили пополам, были неразлучны с детства. Когда–то они дали друг другу клятву отомстить, если с кем–нибудь из них что–либо случится. Организовали целую семью, занимавшуюся кое–какими делами. Они даже заставили подчиниться Ленни Собела, а Ленни — крупная шишка.
— Ты что–то уж очень зла на них. С чего бы это?
Ее глаза, до того несколько затуманенные, вдруг заблестели и в них явственно обозначилась горечь.
— Они последние негодяи. Их дело — наркотики и контрабандное вино.
Прибыльно, но за счет здоровья клиентов. А что касается Беннета, то именно он виноват, что моя сестра покончила жизнь самоубийством. Ей было шестнадцать лет, а мне девять…
— Никогда не слышал об этом, — заметил я.
— Откуда же тебе знать? Правда, он не был непосредственным виновником, но мог бы ее спасти. — Она вновь взглянула на меня, помолчала и медленно проговорила:
— А
— А ты о нем еще что–нибудь знаешь?
— Много лет тому назад он уехал из города и оставил все дела Беннету.
— Куда же он уехал?
— Никто этого не знает. Правда, первые годы он был в Чикаго, но вскоре его следы затерялись. Потом о нем почти совсем забыли и заговорили лишь после убийства Беннета… Вот так. А теперь этот Дип вернулся и опять–таки никто не знает откуда.
— Ну и что?
— Я сама думаю, что это ничего не значит. Все равно его застрелят.
Знаю только, что его прошлым очень интересуются. Известно, что он крупный воротила. Вероятно, где–то у него есть дело. Вряд ли только легальное. Ее рот скривился. — Пожалуй, только одно любопытно.
— А именно?
— Банда попытается сперва выяснить, действительно ли Дип большой человек.
— Зачем это им?
— Если он большой, то рядовые его признают, а боссы постараются убить. А если он ничем не выделяется, то рядовые его не примут, а боссы ототрут на задний план и, по всей вероятности, тоже пристрелят.
— Так зачем им ждать?
Она вновь презрительно скривила губы.
— Как ты не понимаешь!.. Повторяю, никто не знает, насколько он силен. Возможно, он прибыл сюда со своей бандой.
— Ну, нет. Это уже нереально, милая, — заметил я.
После минутного молчания она сказала:
— Да, возможно, ты прав. Однако они не знают, что он из себя в данный момент представляет. Он, может быть, переполнен жаждой мести.
— Это уже правдоподобнее.
— Вот–вот! Он может перещелкать всех, кого заподозрит в убийстве друга. Понимаешь?
— Это не исключено.
— Вполне возможно, что он и займется этим здесь. Никто не знает. Дип представляет собой… как это слово?
— Загадку.
— Вот именно. — Она взглянула на Джоко–боя и пьяно засмеялась: Взгляни–ка на него. Уткнулся носом в бумаги и ничего не хочет ни видеть, ни слышать. Особенно о том, о чем мы болтаем. Не правда ли, Джоко–бой?
Тот не обратил на нее ни малейшего внимания.
— Что ж, — продолжала она, — пускай все эти бандиты дерутся между собой и стреляют друг в друга сколько хотят. Я очень обрадовалась, когда Беннет получил заслуженную пулю, и хочу, чтобы и остальных постигла такая же участь… И не имеет значения, кто из них будет первым и кто последним.
А когда я увижу этого негодяя Дипа где–нибудь в канаве с парой унций свинца в башке, то с наслаждением подойду и плюну на него, как проделала это с убитым Беннетом, Вот так… Да и не только я одна буду рада. Собакам — собачья смерть.
— Знаешь что, девка, — сказал я спокойно, — разговор становится слишком тяжелым.
— Не называй меня «девка», черт возьми! Именно так обзывал меня проклятый Беннет.
— Я всегда буду называть тебя девкой.
— А ты кто такой?
— Дип, — сказал я. — Зови меня Дип.