Частный капитал в СССР

Нет разногласий относительно того, что изучение своих врагов необходимо в неменьшей степени, чем изучение своей собственной созидательной деятельности. Нет разногласий относительно того, что в деле нашего внутреннего строительства, в деле подготовки полного развёртывания социалистического строя роль буржуазии в народном хозяйстве является одним из существенных препятствий. Роль эта много больше, чем может показаться на первый взгляд при виде одних только наших государственных фабрик, заводов и железных дорог. Если взять, например, всю совокупность наёмного труда в нашей стране, то, по недавно сделанным подсчётам в «Контрольных цифрах» Госплана, из всех наёмных рабочих и служащих нашей страны 28 % занято у частных лиц, причём эти подсчёты являются ещё преуменьшенными. Там взято, например, количество сельскохозяйственных рабочих гораздо меньшее,

Необходимо подчеркнуть, что речь будет идти именно о роли частного капитала, а отнюдь не о частном хозяйстве вообще. У нас сплошь и рядом совершенно некритически говорят, например, о частной промышленности вообще. Между тем, есть частная промышленность капиталистическая, организованная буржуазным капиталом, являющаяся формой буржуазного накопления и основанная на эксплуатации буржуазным капиталом используемой им рабочей силы. А есть частная промышленность трудовая, являющаяся простым товарным производством без эксплуатации чужого труда, основанная на затрате исключительно собственной рабочей силы мелкого кустаря и ремесленника без наёмных рабочих. Обе эти формы — разные социально-экономические категории, разные общественно-хозяйственные слои, и смешивать их вместе при суждении о частном капитале — неправильно. То же и в других отраслях хозяйства; повсюду надо из частного хозяйства в целом выделить специально капиталистическую часть, чтобы судить об удельном весе капиталистической буржуазии в нашей экономике.

По вопросу о частном капитале имеется громадное количество материала, — вряд ли о чем-нибудь у нас больше пишут и говорят, чем об этом, — но материал этот не систематизирован, не сведён в одно целое, недостаточно обобщён, Я собираюсь здесь, во-первых, свести воедино тот материал, который имеется о происхождении буржуазного капитала в Советской стране, классифицировать различные виды и роды первоначального буржуазного накопления в период 1921–1924 гг. (отчасти в ослабленном виде сохранившиеся и сейчас). Во-вторых, дать без всякого замазывания и преувеличения (вроде подмены частного капитала частным хозяйством вообще) картину нынешней его роли в промышленности, сельском хозяйстве, торговле и на денежном рынке, учитывая по возможности также замаскированные формы его деятельности. В-третьих, наша задача — сделать те обобщения, которые можно сделать на основании анализа развития частного капитала за последние годы.

В основу работы положены три доклада, прочтённые мной в Коммунистической Академии 19 марта -16 апреля 1927 г.

Материалы, которые использованы при этом главным образом таковы.

При разных наркоматах и учреждениях были образованы комиссии по изучению частного капитала в нашей стране, собиравшие сведения о его деятельности в разных отраслях. Соответствующие доклады и данные поступали затем в комиссию по частному капиталу, работавшую под председательством т. Орджоникидзе с моим участием с декабря 1926 г. по май 1927 г. Вот этими материалами я и пользуюсь в первую очередь.

Второй источник такого рода. Я просил в 1926 г; помощника прокурора Союза ССР т. Кондурушкина разработать материалы более крупных судебных дел, которые прошли за последние шесть-семь лет перед судами республики по делам о хозяйственных преступлениях. Эти материалы дают много интересных сопоставлений. Работа т. Кондурушкина теперь окончена и в скором времени будет издана Госиздатом. В-третьих, наконец — сведения, любезно сообщённые мне официально различными госорганами по специальным запросам.

Полностью буржуазный капитал не исчезал и не прекращал своей активности даже в разгар военного коммунизма. Но абсолютная величина средств, находившихся в его распоряжении, была сравнительно невелика, — слишком свежа ещё и достаточно основательна была конфискация капиталистического достояния, произведённая нами в 1917–1919 гг. Конечно, припрятано было некоторое количество золотых монет, драгоценных камней и т. п. Но поскольку они находились у капиталистов — они в значительной мере лежали в то время в ожидании лучшего будущего, пока расходуясь на закупку продовольствия для своих владельцев и т. п. Предпринимательская деятельность дореволюционных капиталистов в эпоху военного коммунизма сводилась лишь к спекуляции обесценивавшимися бумажками разных наименований (царскими, думскими, керенскими, аннулированными займами и акциями, совзнаками и т. д.) и иностранной валютой (приток которой не мог тогда быть особенно велик, что суживало и размах спекуляции) да к частичному финансированию мешочничества. В основном мешочничество периода гражданской войны сводилось к поездкам рабочих и крестьян за едой для собственных семей. На предпринимательский лад, с сетью агентов и т. д. мешочничество стало ставиться больше уж к концу этого периода. Судя по оценкам нынешней наличности частного капитала в стране и по ориентировочным данным о темпе его накопления, трудно думать, чтобы реальное предпринимательское накопление (на мешочничестве, твёрдой валюте и т. д.) дореволюционной и вновь создавшейся буржуазии вместе составило к началу новой экономической политики (1921 г.) более ста пятидесяти миллионов рублей. Скорее — менее. Притом включая уже сюда все уцелевшие у буржуазии запасы наличного золота. Значительная часть оставшихся у населения золотых монет, колец и т. п. припрятана была вообще «маленькими людьми не занимавшимися ни торговым, ни иным предпринимательством.

История накопления буржуазного капитала в таких размерах, что он получает некоторое, хотя и второстепенное, значение в народном хозяйстве страны, начинается у нас, поэтому только с новой экономической политики, с 1921 г. Тогда, во-первых, госорганы получили право хозяйственной связи с частными предпринимателями, а во-вторых, частные лица получили право хозяйственного предпринимательства. В это же время, при нэпе, открылась легальная возможность перерастания в предпринимателей эксплуататорского типа для тех отдельных удачливых кустарей, мелких торговцев или крестьян, которым раньше условия военного коммунизма мешали развернуться.

Мы создали нэп, как известно, и по внешним, и по внутренним соображениям. Правда, внешние (возможности притока иностранного капитала для поднятия нашего хозяйства) пока особенно много не дали (хотя постепенно результаты возрастают). Но зато внутренние уже оправдали себя в полной мере. Отдыхающее после долгой войны хозяйство страны стало быстро подыматься в привычных для мелкобуржуазного большинства населения товарно-рыночных формах. По мере укрепления в силу этого государственного хозяйства мы получали возможность вкладывать в товарно-рыночные формы все больше социалистического содержания (рост госпромышленности, индустриализация в пролетарских руках). Но попутно, в силу самого восстановления товарно-рыночных форм, восстанавливалось и буржуазное предпринимательство. Допущение его было неизбежным не столько вследствие недостатка у нас средств для приведения в движение товарооборота страны, сколько в силу неумения нашего осуществлять этот товарооборот в рыночных формах.

«Мы не учились торговать — сказал т. Семков на московской губпартконференции 1921 г. т. Ленину. Буржуазия не принесла для оживления хозяйства ни своих каких-либо крупных свежих средств, ни новых товарных фондов. Товарные фонды были в наших руках, а размеры буржуазных средств, как указано, были невелики. Но буржуазия принесла с собой уменье двигаться в условиях товарно-рыночных отношений, и мы принуждены были дать ей наши товарные фонды и наши средства. Производство (промышленное) осталось в наших руках (а производство сельскохозяйственное — в руках крестьян), но рыночная связь между разными частями хозяйства (и нередко даже между разными государственными предприятиями) оказалась в руках буржуазии. За это, конечно, она себя щедро вознаградила, а для нас это было «платой за науку». Лишь по мере накопления у буржуазии этой «платы» начинает она пускать некоторые корни, во-первых, в производстве, во-вторых, в организации торговли за свой счёт (а не только в порядке легального и нелегального использования госфондов и госкредита), в-третьих — на денежом рынке.

Поскольку для продвижения товарных фондов государства у буржуазии в первый период этой ее деятельности своих средств не было или было слишком мало, самый характер применения ею своего «уменья» должен был оказываться весьма часто нелегальным или полулегальным, а буржуазное накопление — накоплением типично хищническим, т. е. ни в какой мере не пропорциональным (даже по буржуазной оценке) оказываемым ею услугам. История советской буржуазии, таким образом, весьма проста. Её уменье вращаться в рыночных условиях понадобилось, особенно на первый период, пока мы почти совершенно этого не умели; она получила, таким образом, возможность действовать и, не имея своих средств, воспользовавшись случаем, украла их у нас, у государства; а накравши — создала затем самостоятельную торговлю за свой счёт и капиталистическое промышленное предпринимательство. История буржуазного накопления в СССР в первый его период есть, таким образом, прежде всего история буржуазного воровства в разных видах и формах. И уж затем начинается буржуазное накопление обычного типа.