«Одноклассник Джеф Б., самопровозглашенный битник…»
Одноклассник Джеф Б., самопровозглашенный битник,растаман, анархист и толкатель пустых речей,обижавшийся на все шутки, кроме обидных,трудный сын, но любимчик в еврейской семье врачей,пишет письма домой на манер оссианских песен:бесконечная сага его похождений с однимfamous poet from Russia по имени А. М. Стесин.Впрочем, возможно, это лишь псевдоним.Вот уже третий год живут они, изучаясвященный Танах, созерцая прекрасный видиз
окна общежития в Хайфе. За чашкой чаяА. М. Стесин пытается переводить на ивритрусских классиков… Ради покоя родителей, что ли,эта странная байка придумывается взахлеббедным Джефом, с которым поссорились еще в школеи с тех пор не видались. Дойдя до вопросов в лоб,где ты был и зачем, чем намерен заняться дальше,забредают в тупик разговоры на чистоту.Где мы были и где – в мягкой форме родным преподашь ли –предстоит оказаться, ощупывая пустоту.Где, болея умом, из палаты в районном дурдомепишет письма один, принимает на веру другойбодрийаровы сны, правду-Матрицу жизни долдоня.Это только фасад, декорации тесной грядой.Мы еще приспособимся с жизнью текущей сладить,оправдаем надежды интеллигентных семей.На прожиточный – с миру по нитке. Пейзаж на слайде,где газон зеленей и участок неба синей,как в клиническом воображенье дружка-экстремиста,где гуляет мое альтер-эго в шаббатской кипе,до последней минуты, когда под откос устремитсяне весь поезд, а лишь отведенное нам купе.
Панк-рок
За домом – клен, за кленом – насыпь,за насыпью – такой же дом.Когда мне стукнуло пятнадцать,на торт и свечи в доме томсошлись два гостя – я и мама.И – не сидеть же в тишине –случайная телепрограммаплела нам байки о войне.«Ком а ля гер,» с гортанным рыкомневидимый рассказчик пел.Наутро все еще утыкансвечами торт мой. В штате Пенн –сильвания отец работал,раз в месяц приезжал домой.Я ждал: под козырьком капотаисчезнем на день с глаз долой.Пар выйдет, охладится то, чтошурует поршнями внутри.Туман рассеется, так точно.Сейчас рассеется, смотри.И станет видно: в доме старом,в кирпичном «проджекте» окно.И сквот, где я терзал гитаруи слушателя заодно.Тот слушатель на «crazy Russian»полюбоваться ходит в парк,а ты ему, что жизнь – параша,визжишь, как настоящий панк.А в понедельник утром в школуменя автобус отвозил.Очкарик, неуклюж и скован,я дрейфил пасмурных верзилв футбольных пестрых униформах,лишь тихой девочке однойповедал о своем бесспорномталанте рокера. Сплошнойоградой кленов краснолистыхпровинция обнесена.Гитара в гараже пылится.Приходит вечер. У окназастыла в ожиданье мамас кондитерским подарком мне.Бубнит, бубнит телепрограмма,мелькает где-то в глубине.
«В джинсах-шароварах, в кофте с капюшоном…»
В
джинсах-шароварах, в кофте с капюшоном,с рюкзаком в заплатах на спине,выйдя из панк-сквота, с пафосом тяжелымрисовать графити на стене.На дверях продмага, на табличке «Welcome»ставить крест фломастером лихим,от себя добавив снизу шрифтом мелкиманархистский лозунг или гимн.Через две недели из психушки выйдетлегендарный, в общем, гитаристс блоком старых песен в измененном видеи татуировкой “Черный Принц”.Он читал когда-то пару умных книжек,плюс – про хари-кришнов ерунду.Пояс брюк болтался ягодицы ниже;выше крыш парил свободный дух.Через две недели мы пойдем дворами(подтяни штаны, фломастер смой!)к хари-хари-кришне, хари-хари-раме,незнакомой улицей – домой.
«Целлофановый куль, как упавшее облако…»
Целлофановый куль, как упавшее облако,юго-западный ветер поднимет с земли.Изучая приметы дрожащего облика,неприглядным Нарциссом над лужей замри.Вот летит грузовик, след печатая вафельный;паутиной осенней сквозит естество.И не прав метафизик, но нет основательныху природы причин опровергнуть его.Ибо жил пешеход, что-то слышал и видел он,пенопластовый крейсер по лужам пускалв кругосветный круиз. Тонкой ретушью выделен,на визитках блестел его бодрый оскал.И куда он пойдет, где толкнет свою исповедь,бытовую полемику с пеной у рта?Так уже самого себя хочется выставитьвластным жестом за дверь. Только дверь заперта.
«Постою на улице, покурю…»
Постою на улице, покурю,пусть в карманах курточки – по нулю,пусть на убыль в банке локальном счет.Улица холодная. Что еще?Медицинских знаний неполный свод.Риновирус в капсуле. Перевод:раздают по карточкам сквознякипродавцы катаров окрест реки.А река, как сыворотка, к утру.А звезда вчерашняя – тусклый трут.Я звезду погасшую докурю,запущу окурком ее в зарю.Постою на улице прошлых лет,вспомню слово детское: пистолет.Пистолетик, ласточка на катке,на коньке, скрежещущем по реке.А река, как наволочка, к утру.Я не помню, где и когда умру.В честь кого-то названа улица,не Улисса, так хоть Маргулиса,гражданина в сереньком котелке,с удочкой спускавшегося к реке.А река, простужена на ветру,не дождется суженого к утру.
«За хорошее поведенье…»
За хорошее поведеньегод за годом на день рожденьяневрастеник дядя Кириллкнижку толстую мне дарил –в темно-синей обложке с меднымликом Барда, зело надменным,«внемли, сыне, моим речам»,говорившим мне по ночам.И смеялся дядя, приблизиввзгляд в очках, качал головой:«Ваш ребенок – вылитый Изя».Точно – Изя. Только живой.Соскребали добавку ложки;к нежным праздникам вкус привит.