Чай для призрака

Гущина Дарья

– А шейный платок кто найдёт? – практично уточнила матушка Шанэ.

– Завтра с утра Сьят всё придумает, додумает и решит, – улыбнулся сыскник. – Вы же знаете, он до смерти боится трупов, зато такие высокохудожественные отчёты пишет, что даже из отдела краж почитать просят. И переманить уже который год пытаются. Но мы не отдадим – самим нужен, – Рьен застегнул плащ и почтительно склонил голову: – Доброй ночи, матушка. Быстрой воды, Дьёр.

Когда за мастером Рьеном закрылась дверь, матушка Шанэ повернулась к призраку и тихо спросила:

– Так

вы были знакомы? С этой сестрой?

– Были, – убито отозвался призрак, ёжась под одеялом. – Но не знаю, с этой ли. Да, три года назад нашла меня одна сестрица. Сразу мне не понравилась. Пожить попросилась, про стихи расспрашивала, про то, известен ли я… И как случилось… сразу на неё подумал. Не нищий же, не бездомный, да и известность есть. Но, мать… она сестра же.

– Добрый ты, сынок, слишком, – качнула головой матушка Шанэ и посмотрела на часы.

Почти десять. Почти время. Убрать грязную посуду, поставить новую кружку – и новый чайничек…

В дверь снова постучали – тихо, неуверенно.

– Кто это? – насторожился Дьёр.

– Увидишь, – улыбнулась матушка, вставая из-за стола.

Спустя минуту в чайную вошла невысокая девушка – темноволосая, зеленоглазая. Не красавица, но очень милая – с круглым личиком, россыпью веснушек вокруг вздёрнутого носа, ямочкой на подбородке. Заметив тень с кудрявой головой, она сжала дрожащие губы, но не выдержала – из глаз покатились молчаливые слёзы.

– Бью… – растерялся поэт.

– Давай-ка плащ помогу снять, – заворковала матушка Шанэ. – А теперь за тот столик садись, дочка. Садись-садись… Сейчас чайку сделаю… Боль не уймёт, но душу успокоит.

– Бью… – повторил дрожащим голосом Дьёр.

Девушка села за стол, снова посмотрела на тень и опять расплакалась – матушка едва успела сунуть ей носовой платок.

– Любит она тебя, дурачок, – мягко сказала матушка Шанэ. – Дорог ты ей – как друг, как брат. Всю жизнь она тебя оплакивать будет. Но ты не жалей, что чего-то не успел при жизни. Лучше скажи – отдать? То, что лишь для неё написано?

– А ты где их взяла, мать? – изумился призрак.

– Осенний ветер принёс, – весело отмахнулась матушка и исчезла в потайном коридоре, чтобы быстро вернуться со стопкой старых тетрадей.

Толстых, пыльных, с пожелтевшими страницами, убористо исписанных.

– У вас час, дети, – предупредила матушка Шанэ. – От силы два. Лодочник уже в пути, и Призрачный причал позовёт в любой момент. Бью, – она ободряюще улыбнулась девушке, – соберись. Успеешь оплакать. Соберись и скажи всё, о чём молчала. И проводи – пусть он со спокойной душой уйдёт. Просто говори – Дьёр здесь и всё слышит. А когда уйдёт… ты поймёшь. А это, – и положила на стол тетради, – его слова. И его ответы на все твои вопросы.

Она долила каждому свой чай, попятилась к тайной дверце и добавила:

– Я вас оставлю. Бью, кто тебя после проводит?

– Брат, – шмыгнула носом девушка. – Он лодочник. Ждёт у причала.

– Час у вас точно есть, – повторила матушка Шанэ, открывая дверь.

– Подождите, – Бью отёрла слёзы и встала. – Вы… Как вы узнали?.. Что случилось?.. Ну и… – её губы снова дрогнули предательски.

– Осенние листья нашептали, – подмигнула матушка. – Подробности расскажу позже. Знаю, ты, как и все семиреченцы, не очень-то веришь в призраков и мой дар. А он есть. Но о нём – потом. Хочешь – оставайся после и поговорим. Или заходи в любое время. Я всегда буду тебе рада, Бью. А теперь прощайтесь, дети.

И она ушла, тихо притворив дверь.

Хвала вечным пескам, всё получилось.

Дело 2: Вечные странники

– Сынок, я же не раз тебе говорила: не все души убитых на мой огонёк приходят, – матушка Шанэ терпеливо улыбнулась. – Моего приюта и помощи ищут лишь незнающие – кто их убил, зачем, почему. Это и при жизни случается: человек не знает, мечется, мучается, ищет ответа, не находит – и придумывает, и верит в него. И перерождается для новой веры и нового себя. То же и с душой происходит, только она ещё и силу рек вбирает, пока мечется. И потому Лодочник не может сразу до души добраться.

Она пригубила чаю и добавила:

– А если человек знает, кто – или до смерти узнаёт, или сразу после, или подозревает, что убьют его, – чего ж ему метаться? Да, обидно, да, отомстить хочется, но главное – он знает. И Лодочник тоже – где именно душа находится. Иначе бы – слыхала я от зятя, сколько в трущобах за ночь народу порезать могут, – у меня бы тут не протолкнуться было.

– И ваша сила распространяется не только на Семиречье, но и на города-соседи? – уточнил Рьен на всякий случай и не для себя.

А для третьего собеседника – седоусого сыскника из близлежащего, всего-то ночь вниз по реке Тягучей, крохотного городка Мелкодонье. Мастер Тьёш выглядел угрюмо, к чаю так и не притронулся и всё ждал, когда они перейдут к делу, ради которого он и приехал спозаранку на поклон к главе столичного отдела убийств, нарядившись в свой лучший выходной костюм.

– Конечно, – кивнула матушка Шанэ. – И были, помнится, мелкодонцы, были. Но давно – почитай, лет пять назад последнего привечала. Тихо у вас, – добавила она, кивнув гостю, – спокойно. И городок славный.

– И всё-таки выслушайте мастера, – настойчиво попросил Рьен. – Рассказывай, Тьёш.

– С самого начала года у нас странно умирают люди, – приезжий сыскник сразу приступил к делу. – Едва закончились прошлая осень и дни Мёртвого времени, как в первый же день зимы привезли замёрзшего бродягу. Ничего странного, подумали мы. А в конце зимы привезли следующего – одинокая старушка отправилась вечером в лавку, а утром её нашли рядом с домом. Три шага до крыльца не дошла.

Матушка Шанэ нахмурилась. Она пока не понимала, причём тут её дар, но Рьен бы кого попало не привёл. Если его нюх подсказал, что дела Мелкодонья – это и её дела тоже… Значит, так оно и есть. Нюх у Рьена всегда был отменный.