Че-Ка
Шрифт:
Наиболее ужасные моменты такой расправы, доходившей до своего кульминационного пункта, происходили в так называемые «Ленинские дни» в августе 1918 года и после покушения «анархистов подполья» в Леонтьевском переулке в сентябре 1919 года. Ставились под удар все категории заключенных, начиная от спекулянта, продолжая участником белогвардейских организаций и кончая социалистом. Тогда легко было угодить под расстрел даже любому случайному обывателю из тех, кого гуртом забирали в «засадах», устроенных на дому у арестуемых по первому подозрению. Списки на расстрел составлялись писарями из арестованных (так было после покушения в Леонтьевском) или рядовыми агентами Ч. К., получившими директивы расстрелять, кто в прошлом был офицером, или причастен к государственной службе царского времени или буржуя.
«Комната душ», откуда уводили на расстрел по команде «с вещами по городу» —
Вот полковник латышского полка Бредис, находящийся на службе у советской власти и арестованный по подозрению в участии в Савинковской организации, а значит и в шпионаже. Никаких серьезных инкриминируемых против него данных нет. Как? Кадровый полковник — и решил поступить на службу в советское учреждение? Ясно, что здесь задняя мысль — шпионить. К тому же одна из арестованных по этому делу и уличенная в сношениях с Савинковской организацией жена известного московского присяжного поверенного под угрозой расстрела, а может быть и пыток, начала освещать деятельность этой организации перед Ч. К.; оговоренным оказался и Бредис.
Обычно в утренние часы тюремного дня получаются газеты, где приводятся списки расстрелянных. Среди приведенных имен упоминается и имя Бредиса. Кровь остановилась в жилах у всех присутствовавших. Судьбе угодно было, чтобы в этот день читал вслух газету сам Бредис. Перед нами стоял живой мертвец, твердым голосом произнесший после минутного молчания всей камеры: «Ну, вот и конец». Пять дней после этого опубликования, в предсмертной тоске бродил он по камере, ни на секунду не подавал вида о клокочущей грусти в его душе, оставаясь до последней минуты твердым. По наведенным справкам по тюремным коридорам лица, приведенные в списке, были взяты на расстрел за несколько дней до опубликования. Ясно, что Бредис остался живым случайно, по такой же ошибке, по какой иногда, наоборот, расстреливались другие, для того не предназначенные. Но он не мог вынести гнусности обвинения в шпионаже, приведенного при указании мотива его расстрела, и несмотря на наши уговоры — молчать о себе — он подал в В. Ч. К. заявление с протестом. На следующий день за ним пришли и выкликнули «с вещами по городу». Твердой походкой вышел он из камеры, попрощавшись со всеми.
Но вскоре возвратился за забытыми вещами и сказал: «За мной пришли мои стрелки, может быть мне удастся избегнуть расстрела». Он был расстрелян.
Вот группа офицеров, в числе пяти человек, через несколько дней после «Ленинского выстрела» вызываются в «комнату душ». Некоторые из них случайно были взяты при облаве на улице. Сознание возможности смерти не приходило им в голову, они спокойно подчинились своей судьбе — сидеть в заключении. Другие три — жандармские офицеры — угроза расстрела висела над их головами. Малейший шум автомобиля за стенами тюрьмы приводил их в трепет, особенно по вечерам и ночам они вскакивали с помутившимся взором — «не за нами ли?», и не смыкали глаз, пока автомобиль не отойдет от ворот тюрьмы. И вдруг… «с вещами по городу в комнату душ». Бледные, как полотно, собирают они вещи. Но одного выводной надзиратель никак не может найти. Пятый не отвечает, не откликается. Выводной выходит и возвращается с заведующим корпусом и несколькими чекистами. Поименная поверка. Этот пятый обнаруживается… Он залез под койку… Его выволакивают за ноги… Неистовые звуки его голоса заполняют весь коридор. Он отбивается с криком: «За что? Не хочу умирать!» Но его осиливают, вытаскивают из камеры… и они исчезают… и вновь появляются во дворе… Звуков уже не слышно… Рот заткнут тряпками.
Молодой прапорщик Семенов арестован за то, что во время крупного пожара летом 1918 года на Курском вокзале (горели вагоны на линии), находясь среди зрителей, заметил что вероятно вагоны подожгли сами большевики, чтобы скрыть следы хищения. Его арестовали, а вместе с ним арестовали на квартире его отца и брата. Через три месяца после допроса следователь уверил его, что он будет освобожден. Вдруг… «с вещами по городу». И через несколько дней его фамилия значилась в числе расстрелянных. А через месяц при допросе отца следователь сознался ему, что сын был расстрелян по ошибке, «в общей массе» расстрелянных.
Однажды к нам в камеру ввели юношу лет 18–19, ранее уведенного из нашего коридора. Он был арестован при облаве на улице в июле 1918 года около храма Христа спасителя. Этот юноша рассказал нам, что через несколько дней по привозе его в В. Ч. К… его вызвали ночью, посадили на автомобиль, чтобы отвезти на расстрел (в 1918 году расстреливали не в подвале, а за городом). Совершенно случайно кто-то из чекистов обратил внимание, что расстрелять они должны не молодого, а мужчину средних лет. Справились, — оказалось фамилия и имя те же самые, отчества расходятся, и расстреливаемому должно быть 42 года, а этому 18. Случайно жизнь его была спасена и его вернули к нам обратно.
Красный террор целыми неделями и месяцами держал под Дамокловым мечом тысячи людей. Были случаи, когда заключенные отказывались выходить из камеры на предмет освобождения из тюрьмы, опасаясь, что вызов на волю — ловушка, чтобы обманом взять из тюрьмы на расстрел. Были и такие случаи, когда люди выходили из камеры в полном сознании, что они выходят на волю, и сокамерники обычными приветствиями провожали их. Но через несколько дней фамилии этих мнимо освобожденных указывались в списке расстрелянных. А сколько было таких, имена которых просто не опубликовывались…
Впрочем, не в пример другим городам, красный террор в Москве не коснулся социалистов, хотя с. — р. и были объявлены вне закона и заложниками.
Здесь был расстрелян только один социалист-революционер — Пинаевский. Молва говорит, что расстрел этот произошел вследствие личных обид на Пинаевского со стороны бывших левых С.Р., ушедших к большевикам и работавших в это время в В. Ч. К. — Но в Петрограде «красный террор» унес не один десяток социалистов-революционеров. Список их был опубликован своевременно в газетах. Кроме этого официального списка несколько человек рабочих социалистов погибло в районах, откуда после убийства Урицкого расстреливали без всякой регистрации. В Бутырской тюрьме в это время сидевшие социалисты информировались с воли, что в президиуме В. Ч. К. идет горячая борьба о судьбе заключенных социалистов и что голоса делятся поровну. Ответственные того периода деятели В. Ч. К. Яковлева и Скрипник со свойственным чекистам цинизмом уже заявляли родственникам заключенных: «Ваш муж будет расстрелян, что из того что он социалист». Кто был тот один,голосом которого сохранились сотни жизней, — нам, простым смертным, осталось неизвестно. Но во всяком случае на этот раз социалистов в Москве не тронули. В декабре месяце они были освобождены.
Новая волна массовых расстрелов социалистов прокатилась по всей России в марте 1919 году, и если в первый год захвата власти большевики с некоторой нерешительностью и как бы смущением сажали социалистов в тюремные застенки, то по мере укрепления власти, террор по отношению к политическим противникам становился все тверже и тверже. Средняя норма пребывания в тюрьме социалистов в 1918 году равнялась трем-четырем месяцам, в 1919 году средняя поднялась до 8–9 месяцев. А в 1920 г. активные работники социалисты сидят до сего времени, то есть, полтора-два-три года. В марте 1919 года произошла десятидневная легализация партии С. Р. Эти дни широко были использованы партией для массовой агитации среди масс и печатно и устно. Большевики в эти десять дней воочию убедились, как рискованно для диктатуры их партии допустить к массам социалистов. Тираж с. р. — овской газеты «Дело Народа» возрос до 100.000 экземпляров и все таки рабочие районы жаловались, что газеты не хватает. Настроение митингов, собиравших по 1–2 тысячи человек, было явно на стороне социалистов революционеров, и никакие клакеры, сотнями посылаемые большевиками на эти митинги, не могли ничего поделать. Тогда всем свободам был положен быстро насильственный конец. На все партийные учреждения был произведен внезапный единовременный набег, газета закрыта, помещения московского комитета партии и его районов были разгромлены, имущество реквизировано и растащено. Множество народу арестовано. Бутырка вновь заполнилась социалистами, с тем, чтобы с этого дня не оставлять стен каземета.
Потянулась длительная мучительная борьба за человеческие условия тюремного существования, и в этой борьбе переплетались старые испытанные методы борьбы за защиту прав заключенных: протесты, обструкции, голодовки, самосожжения. Временами удавалось достигнуть сносных условий заключения. Но налетал ураган, заключенные социалисты подвергались развозам по провинциальным тюрьмам в условиях невыносимого человеческого существования. И борьба начиналась вновь.
В основу своей сыскной работы Ч. К. положила методы, которыми пользовалась старая охранка. Ч. К. детально изучала весь материал, относящийся к постановке сыска в это «доброе, старое время» и потому ее краеугольным камнем сделала провокацию.