Чечения - битва за свободу

Яндарбиев Зелимхан

Главной причиной порождения этой пропагандистской лжи были беспредельное мужество, героизм, самоотверженность чеченских бойцов, ополченцев, которые своими личными качествами восполняли дефицит оружия и боеприпасов. Правда была за нами — значит, и сам Всевышний! Между тем, российские войска всё ближе и ближе подступают к Грозному. Всё идёт к новогоднему генеральному штурму Грозного с благословения даже некоторых «святых отцов», повторивших бесславие грачёвых, что стоило России тысяч новых солдатских жизней на рождество Христово.

Продолжаются и усилия миротворческого характера. В начале декабря в Москву снаряжается делегация чеченских матерей во главе с Хеди Берсанукаевой, Зоей Шовхаловой, Разетой Эсембаевой и другими, которые проделали значительную работу. Активно действуют и наши соратники по Кавказу: в Дагестане — Адалло Алиев, Фатхулла, которого спецслужбы скоро упрячут за решётку, и их товарищи; в Кабардино-Балкарии — Валера Хатажуков и другие черкесские лидеры ОПД; балкарцы, карачаевцы; особенно ингуши. В подвале Президентского дворца обосновалась миссия С.Ковалёва, солдатских матерей России и других миротворческих представителей. Прибывают делегации от зарубежных чеченских диаспор. А журналисты проявляют чудеса храбрости и верности лучшим принципам, хотя не обходится и без того, чтобы какой-нибудь «эфэскашник» не обрядился под журналиста. И такое случалось. С середины декабря в Москве находится официальная делегация ЧРИ. Первый заместитель министра иностранных дел ЧРИ Руслан Чимаев, депутаты ПЧРИ Юси Хантиев, Глеб Бунин, представитель Президента ЧРИ в Москве Хамад Курбанов безуспешно стучатся в двери Государственной Думы РФ, Совета Федерации и президентских структур РФ. Но тщетно. Не находят они действенной помощи и у общественности имперской столицы. Самое лучшее, что могут выразить граждане России, — это сочувствие. Большинство же, видно, не против, чтобы Ельцин наказал «чеченов», хотя некоторые общественные и политические деятели пытаются помочь. Особенно В.Новодворская,

Шабад и другие. Не добившись взаимопонимания в имперских верхах, наша делегация предпринимает попытки привлечь внимание мировой общественности к истинной причине конфликта между ЧРИ и РФ и добивается довольно резких оценок действий Москвы со стороны Германии, Японии и других государств. Но у России находится и на их «роток платок». Большего добиться было уже невозможно. Полномасштабная война началась. Мировую и российскую общественность ожидали не совсем лицеприятное зрелище и позорное раскаяние их лидеров. А чеченцы вступили в решающий бой за национальное возрождение. В первых числах января Президент переходит на запасной командный пункт. Я остался в Главном штабе, с Асланом Масхадовым. Кстати, об этом я договорился с Джохаром ещё в начале декабря, когда угроза полномасштабной войны стала реальной. Я знал, что защита Президентского дворца будет иметь ключевое значение для всей войны и его необходимо будет защищать до последнего, чтобы и умереть там, если придётся. И был готов к этому, как и каждый из его обитателей. Со мной оставалась и часть моей личной охраны — братья Салман и Сулейман, Баталов Рамди, Хаджимусаев Казбек, Эльмурзаев Салман, племянники Эми, Шамсудди. Алаш из Цацан-Юрта и Шамхан пришли в группу в начале января. В начале января я отправил из подвала своего помощника Султана Такалашева для осуществления связи с «внешним миром». Примерно тогда только оставил здание и Мовлен Саламов, помощник Президента. Гайрбек Идрисов занимался содействием телерадиовещанию, помогал Бетельгериеву Салману, Радуеву Хасину и другим. Кстати, Гостелерадио ЧРИ оставалось в строю, как говорится, «до последнего своего дыхания», но стараниями нескольких человек. Прежде всего: Юнади и Саид-Магомеда Гелагаевых, Рамзана Ахмарова, Асет и Хеди Арсармизаевых, Сациты Магомадовой и других. Накануне новогоднего штурма происходят ещё два события, на которых, думаю, необходимо акцентировать внимание читателя. Примерно 26 декабря звонит Султан Гелисханов и докладывает, что днём раньше он встречался со Степашиным — недалеко от Махачкалы. Объяснил, что с Президентом не смог согласовать, так как старики, посредничающие во встрече, до границы с Дагестаном не сказали ему, с кем они просят его встретиться. Что он их за это отчитал, объяснив, что начальник ДГБ не может позволять себе такие контакты без согласования с Президентом. Но встреча была уже назначена, и, чтобы не обидеть стариков, он решил встретиться со Степашиным с последующим докладом по инстанции. Я сообщил Джохару, и Гелисханов изложил ему суть переговоров с шефом российских спецслужб. Одним из условий продолжения контактов, сообщил Султан, было, с его стороны, прекращение авианалётов. И заметил, что сегодня, мол, они ещё не бомбили. Джохар одобрил контакт и поручил ему составить делегацию, чтобы затем, оформив приказом, сделать её официальной для продолжения переговоров на законной основе, избегая неофициальных связей с ФСК. Гелисханов ушёл, а через некоторое время и закончился степашинский «мораторий» на авианалёты. Российская авиация продолжала наносить «точечные» удары по жилым кварталам города. Я не в курсе, было ли продолжение этих контактов, хотя склонен считать, что было. Но через день, когда Гелисханов позвонил снова и сообщил о включении в состав его делегации Шамиля Басаева и Руслана Гелаева, я объяснил ему, что его делегация по переговорам с ФСК должна состоять из представителей ДГБ, а Шамиль и Руслан находятся в структуре Вооружённых сил ЧРИ и не могут участвовать в данном мероприятии. На этом разговор на данную тему был завершён и более со мной не возобновлялся. Дальнейшие действия С.Гелисханова, тем более, после 5 января 1995 года, у меня не вызывали особого доверия. Он мог имитировать какую угодно деятельность, лишь бы не заниматься функциями ДГБ, в соответствии с военным временем: в нашем тылу, в прифронтовой полосе, на линии фронта и в тылу врага. И это сильно сказывалось на ситуации на протяжении всего периода противостояния и, особенно, в ходе войны. Второе событие связано с моим визитом в Махачкалу 29 декабря 1994 года. Помогали в этом хасав-юртовские чеченцы, которые, как я увидел, организовали очень хорошую систему информирования мирового сообщества о происходящих событиях. У них был создан корреспондентский пункт, информцентр, где постоянно находились информагентства, особенно тележурналисты, которые доставлялись в Грозный и другие места боевых действий, а их журналистские материалы (копии) оставались в информцентре. Руководили работой Басир Дадаев, Магомед Джабраилов и их товарищи. Оставив мои машины и личную охрану в Герзеле, хасав-юртовские ребята на «жигулях», в объезд некоторых постов, перебросили меня в Хасав-Юрт. Кстати, там был и Дэги Багаев. А на следующее утро мы выехали в Махачкалу. Прибыли к полудню. Через хасав-юртовского депутата Госсовета Дагестана согласовали вопрос встречи с Магомед-Али Магомедовым, председателем Госсовета. Встреча состоялась через полчаса. В ней участвовали с дагестанской стороны, кроме Магомедова, председатель Верховного Совета Муху Алиев и председатель Совета Министров Мурзабеков. Обменявшись традиционным приветствием, я изложил цель визита. Указав на историческую, национальную, традиционную и геополитическую взаимосвязанность наших народов и республик, я выразил крайнюю озабоченность руководства ЧРИ присутствием на территории Дагестана российских войск, сконцентрированных для вторжения в Чечению, что может очень сильно повлиять на дальнейшие взаимоотношения. Магомедов заметил, что войска, всё же, ещё не вторглись в ЧРИ. Я дал ему понять, что это заслуга не руководства Дагестана, а дагестанского народа. Обсудили и проблему освещения СМИ Дагестана событий в Чечении, и проблему режима границ между ЧРИ и РД, Дагестаном и Азербайджаном, которую мы требуем открыть для осуществления связи с внешним миром. Руководители Дагестана заявили, что эти проблемы зависят не от них, а от Москвы, и Дагестан является неотъемлемой частью России.

Единственное, чем они могли бы помочь, сказали они, так это в подписании ЧРИ федеративного договора с РФ. Как я понял, они очень боялись друг друга: не дай Бог что-то не так сказать. Потому они пытались в разговоре со мной выдержать верноподданнический России тон. В разгоревшейся дискуссии они потребовали, чтобы мы выдали российских военнослужащих, захваченных в Дагестане. Но я сослался на их же утверждение, что Дагестан есть территория России, и ответил, что они захвачены на территории противника: мы будем воевать на всей территории России, будь это Дагестан, Осетия или ещё какой-то регион. Это, естественно, им не понравилось. (Но чеченцы подтвердили этот тезис в ходе войны.) В заключение я заявил: если руководство Дагестана и в дальнейшем будет так слепо следовать в фарватере политики России в отношении Чечении, то вся ответственность за последствия во взаимоотношениях ложится на них. Но они готовы были, как я понял, принять любые условия, лишь бы не немилость Кремля. М.-А.Магомедов, между прочим, заявил, что он знает о моей политической деятельности, о моей борьбе за освобождение Кавказа и прочее, и просил оставить в покое Дагестан, ибо он свой выбор сделал окончательно. Но я не мог с этим согласиться: Дагестан свой выбор ещё не сделал и путь к нему будет нелёгким. На обратном пути в Хасав-Юрте я выступил на митинге, ответил на вопросы журналистов. В тот же день я приехал в Грозный. Сразу же после моего отъезда, как сообщили приехавшие позже С.-А.Адизов и М.-Х.Алсабеков, на дагестанских дорогах началась проверка автотранспорта: спрашивали, есть ли среди них Яндарбиев. Они, оказывается, ответили, что Яндарбиев в Махачкале встречается с руководством Дагестана. Патрули не поверили, потому что, как они сказали, приказ получили из Махачкалы. Ясно было, что ждать помощи от «владетелей» Дагестана, как и других республик Северного Кавказа, не приходилось. Но народ дагестанский был с нами. С нами были и другие кавказские народы, и не только кавказские. Все народы мира, в том числе и русский. Но они, к сожалению, ничего не решают. И вряд ли, будут решать в ближайшем будущем.

* * *

Первые дни Нового года показали талант и мужество Масхадова, а также того небольшого костяка Главного штаба ВС ЧРИ, командиров и бойцов наших подразделений и ополчения. Из окружения Масхадова периода обороны Президентского дворца я знал лишь нескольких человек: Валида, Мумади, Хусейна, Ису и других, делавших ратное дело день и ночь, как какую-то обыденную работу. Создавалось впечатление, что все соревнуются в героизме. Шамиль Басаев, Руслан Гелаев, Умалт Дашаев, другие боевые командиры продолжают демонстрировать миру, что победа чеченских ВС 26 ноября 1994 года в Грозном не была эпизодом, а явилась началом новой эпохи боевой славы чеченского оружия. Блестяще показывают себя и командиры Саид-Магомед Чупалаев, Хусейн Исабаев, Апти Такаев, Салавди Белоев, Магомед Дадаев и многие другие. Шалинский танковый полк, Галанчожский полк, спецназ Президентской гвардии, Исламский батальон — абсолютно все подразделения, в том числе ополчения. Я не говорю об ударной силе ВС ЧРИ — диверсионно-разведывательном батальоне Шамиля Басаева и полке спецназа Руслана Гелаева, батальоне Умалта Дашаева, бойцы которых давно слыли профессионалами. У всех на устах был подвиг бойцов Галанчожского полка, попавших в засаду и погибших до последнего, отвергнув любые условия плена. Стойко стоял ДГБ, непосредственной обороной которого руководил Абубакар Хасуев. Все командиры подразделений Гелаева и Басаева, особенно ветераны Абхазии, подтвердили свою боевую славу. А Шамиль Басаев предстал во всей мощи полководческого таланта,

беспредельного мужества и неутомимой энергии. Он делал всё: и талантливо руководил своим батальоном, участвуя непосредственно в боях, и помогал Главному штабу, и организовывал непрерывный поток оружия и боеприпасов. Буквально днём и ночью был на ногах. Но самое для меня главное это то, что совершенно изменились наши взаимоотношения, которые окончательно были испорчены в декабре 1993 года. Изменились у меня отношения и с другими командирами, ранее, как я понял, немного косо смотревшими на меня, в силу чрезмерной открытости и прямоты моего характера. Тем сильнее были чувства утраты, когда один за другим начали выходить из строя эти простые чеченские парни — великие воины независимости. Ещё до новогоднего штурма погибает Умалт Дашаев — скромный человек, чуткий товарищ, одарённейший командир, прошедший вместе с Шамилём абхазскую войну. Это был один из самых боеспособных людей в Чеченской армии. Тяжело ранен Салавди Белоев — командир Шатойского полка, о котором тоже ходили легенды. В первые же дни ранен Руслан Гелаев, после чего полк спецназа чуть было не распался полностью. Лишь некоторые из командиров его подразделений, в том числе и Батя, смогли сохранить боеспособность своих подопечных. Погибает легендарный «Ламбада» — Эли, любимец Шамиля и его начальник штаба. В ночной вылазке в Солёной Балке погибает и Масуд — добрейшей души человек, один из лучших парней в президентской охране. С ним же был ранен и Овлур — старший сын Джохара.

Погибают в боях ещё несколько племянников Джохара. Сообщение о потерях среди соратников по борьбе приходят самые разноречивые. Некоторые из них оказываются правдивыми, другие опровергаются временем. Погибают юьртда села Гехи Али Зелимханов, Хасан Мунаев… Но ряды защитников Отечества не редеют. В них вливаются всё новые силы. Не только мужчины, но и женщины берут в руки оружие. А пацаны 13–15 лет совершают фантастические поступки.

Окончательно становится ясно, что чеченцы не отступят от независимости. Но скоро ли поймут это Россия и мировое сообщество?.. Нужно отметить и самоотверженный, действительно ратный подвиг коллектива военного госпиталя, во главе с Умаром Хамбиевым и врачей, присоединившихся к нему.

Они делали невероятные и невообразимые вещи, выполняя не только свой врачебный долг, но и долг перед своим народом и Родиной. Военный госпиталь вначале перемещается в подвальное помещение Президентского дворца, где размещался медсанбат.

Затем, по предложению полковника медицинской службы Л.Акаева, я своим распоряжением передислоцировал военный госпиталь в здание старо-атагинской больницы, где его часть оставалась до марта. С самой положительной стороны показали себя и сельские медработники. Костяк атагинского филиала военного госпиталя составили хирурги А.Бакаев, Л.-А.Казбеков, А.Дукузов, М.Идигов и другие, а медсёстрами, помимо профессиональных медработников, трудились многие девушки. Всё село жило заботой о госпитале. Такая же картина, такая же забота наблюдалась везде, в любом населённом пункте, где обосновывался военный медпункт, медсанбат или госпиталь: Цацан-Юрте, Гойты, Ведено, Шатое, Саясане, Беное и других сёлах плоскостной и горной Чечении, в том числе и в Урус-Мартане. Но особую, выдающуюся роль в организации военно-медицинской службы сыграл хирург Умар Ханбиев, благодаря мужеству и таланту которого были спасены сотни и тысячи человеческих жизней. Именно Умар Ханбиев организовывает и руководит военными госпиталями в Цацан-Юрте, Саясане, Беное, Зандаке… Затем он руководит и всей системой здравоохранения ЧРИ.

Следует отметить и роль женщин — сотрудниц Главного военного штаба, персонала медсанбата и хирургического пункта военного госпиталя при нём, до последней минуты защиты Президентского дворца находившихся в его подвале и самоотверженно исполнявших свой гражданский и воинский долг. Они выполняли любую работу: обеспечивали хозяйственную жизнь «бункера», делали операции, обрабатывали раны, ухаживали за ранеными и никогда не показывали усталость — Акбулатова Айзан, Рашидова Хеди, Калаева Тамара, Хадзиева Руман и её дочь Фатима, Сальгириева Яха, Магомадова Сацита, Мажидова Тумиша, Альмерзоева Мильхан, Албакова Зоя, Яхъяева Таус и другие. Некоторые из них прошли всю войну: через разные участки фронта, медсанбаты, бои. К ним можно было бы добавить ещё сотни имён женщин и девушек Чечении, наравне с мужчинами вынесших войну на своих плечах. Была там ещё одна женщина. Она сидела в коридоре подвала и при необходимости помогала, чем могла, обитателям «бункера». Самое важное, что она делала, — это было её присутствие в подвале, её спокойствие и уверенность. Несмотря на ежеминутное ожесточение боевых налётов авиации и артобстрела Президентского дворца, Баба-хаджи ни на секунду не роняла своего величия. Бесстрашно действовали и другие женщины, днём и ночью, по несколько раз в сутки, пересекавшие линию огня многочисленных участков фронта. Я не говорю уже о десятках девушек, воевавших с оружием в руках. Одна из них — Асет из Янди даже участвовала в ликвидации группы российского десанта в здании строящегося «Интуриста»: под руководством Исы, заместителя Масхадова по тылу, посланного на укрепление участка и ставшего с этого момента боевым командиром, совместно с группой Авади Башаева. Функции защиты Президентского дворца формально лежали на Президентской гвардии, а защищали его вместе с гвардией все, кто находился во Дворце. Постоянными же защитниками были гвардейцы Президента, моя личная охрана и отбившиеся от своих групп бойцы-одиночки. И просто гражданские лица, которые пришли защищать Президентский дворец. Среди них был и ветеран журналистики и ВДП Султан Нураев. Я ему сперва дал гранаты «Ф-1», а потом мы выдали ему и автомат, отнятый у струсившего парня. (Это был единственный случай малодушия среди защитников Президентского дворца. Правда, надо заметить, что и этот парень остался в строю, и позже я его встретил в одной из боевых групп Шатоя. Хотя я его ещё раз отчитал за тогдашний момент, в душе был рад, что он остался в строю.)

* * *

Большую работу делали и те, кто по несколько раз в день доставлял во Дворец продукты питания, готовую пищу, хлеб, одежду, медикаменты. Но с каждым днём становилось труднее пробиться. Все мосты и подходы к Дворцу находились под непрерывным огнём русских. Тем не менее, машины проскакивали. Хотя и не все уходили обратно: непрерывный миномётно-артиллерийский обстрел здания и всей прилегающей зоны уничтожал буквально всё, что более или менее задерживалось возле Дворца. Поэтому защитники пытались за считанные минуты разгрузить транспорт. В большинстве случаев пробивались в сумерках и ночью. Раненых и убитых тоже вывозили по ночам: и здесь, в основном, спасал вездесущий Басаев. Чтобы показать хотя бы примерную ситуацию, приведу пример. К числу десятому Амирхан и Вахита — мои племянники, занимавшиеся доставкой продуктов, хлеба, воды, в очередной раз, но уже еле-еле, на «ЗИЛе» проскочили через мост. Но на мосту через Сунжу у машины пробило радиатор, лобовое и боковое стёкла и переднюю шину. Вырулив на тыловую стоянку Президентского дворца, они успели заскочить в здание, а машина, вместе с ещё одной, также подрулившей туда, вспыхнула огнём.

Ничего снять с неё было невозможно. Такое случалось часто, с каждым новым днём. Постоянную связь поддерживали ингушские группы. Пробились Хамад Курбанов и Тамерлан Кунта — сын Абдурахмана Авторханова с каким-то журналистом; Сайд-Хасан Абумуслимов и Матэ Цихесашвили с украинской делегацией: Михаилом Ратушным и Марией Базелюк. Если кто-то сочтёт это незначительными фактами, могу уверить, что для этого нужно было проявить неординарное мужество. Вообще, надо сказать, много людей посещало Дворец Президента ЧРИ, осаждённый российскими войсками, кольцо вокруг которого постепенно сужалось. Как выяснилось, российские агрессоры, бессильные выбить чеченцев с позиций в бою, применили диверсионные методы. Так, к позициям пробирался лазутчик и «передавал устный приказ Масхадова» — оставить занятые рубежи и отступить. Такие диверсии стали причиной оставления многих позиций. Возможным такое стало в силу отсутствия надёжных средств связи с подразделениями и отсутствия работы чеченской контрразведки. Много времени приходилось уделять политической стороне ситуации: беседы, интервью. И материалы у моих оппонентов, должно быть, сохранились. Я помню общий пафос и смысл встреч и разговоров, в которых меня ни на секунду не посещало сомнение в нашей конечной победе. Всё происходящее я оценивал как решающий этап борьбы чеченского народа за независимость, даже как факт признания Россией независимости ЧРИ. И честные люди соглашались, что это так. Это, действительно, была главная война чеченского народа. В этой войне чеченский народ возрождался, как бы ему трудно не приходилось, освобождался от заблуждений, иждивенческих настроений, от комплексов неполноценности, обретал своё исконное лицо, а Россия деградировала… Надо отметить и самоотверженную, героическую работу чеченских журналистов.

Особенно тележурналистов государственной и частной телекомпаний. Например, Рамзана Ахмарова, до «последнего дыхания ТВ» не покидавшего телеэкран Чечении в декабрьские дни 1994 года, а в 1995 году продолжившего выполнение своего долга на шалинском частном телевидении; Билала Ахмадова, погибшего в первые дни января 1995 года с оружием в руках, вместе с легендарным «Ламбадой»; Салмана Бетельгериева, сотрудника МИД ЧРИ, заменившего Билала на боевом посту тележурналиста после его гибели и ставшего основным информационным мостом между руководством ЧРИ, фронтом и народом, который стал для чеченцев своеобразным символом голоса независимости, «чеченским Левитаном»; Хазман Умарову, бесстрашную дочь Чечении, которая с кинокамерой в руках прошла самые опасные участки войны, стала главной опорой Салману в обеспечении Чеченского государственного телевещания вместе со своей подругой Тамарой Калаевой. Множество других людей в силу необходимости стали тележурналистами и операторами. Например, Шарпудин Исмаилов и Руслан Тахаев владели частными телекомпаниями в Шали и Урус-Мартане. И у них было много добровольных помощников. Надо отдать должное и Мовлади Удугову, который, несмотря на очень ограниченные технические возможности, довольно часто переигрывал империю Кремля в информационно-идеологическом плане, что многократно признавалось и самими русскими; поэтам А.-Х.Хатуеву и Лёме Чабаеву, связистам Абдулле Арсанукаеву и его товарищам, сумевшим организовать радиовещание. И многим другим патриотам ЧРИ.