Чеченская обойма
Шрифт:
Мужики
Командировки в район боевых действий — не прогулки в лесопарковой зоне. Практически все, что происходит с тобой в напряженные дни боевой работы, остается в памяти навсегда. И сами события, и цвета, и запахи, и вкусы. Но главное — это люди, с которыми сводит Ее Величество Судьба.
Встречи эти происходят по-разному.
В начале первой командировки в Чечню у нас сложилось бедственное положение с боеприпасами. ГУОШ мог выдать только крохи. В частях же Российской армии боеприпасов, в том числе и ненужных им, но
Первая попытка «подкатить» к военным успеха не принесла. Солдаты ВДВ, подтянутые, молодцеватые (а ведь работали в самых опасных местах и жили в землянках), отнеслись к нам вполне сочувственно и быстро помогли добраться до командира части. Но господин подполковник, снисходительно выслушав просьбу «ментов», вместо помощи подарил страшную историю о том, как он уже однажды помог омоновцам, а его «подставили и затаскали по следствиям». Свежо предание, но верилось с трудом. Кто знает обстановку в Грозном в начале 95-го, — со мной согласится. Хотя, конечно, всякое бывало… ну да бог ему судья.
Наконец разведка в лице старшины отряда «законтачила» с морскими пехотинцами-дальневосточниками с острова Русский. Требовалось провести встречу на высшем уровне и получить «добро» командира части.
Перед тем как встретиться с ним, я спросил прапорщика — начальника склада арт-вооружения:
— Как с вашим командиром разговаривать, что он за человек?
И получил исчерпывающий ответ:
— Прямо разговаривай. Он — настоящий мужик.
И действительно, все принципиальные вопросы были решены мгновенно. А для доработки технических деталей мы послали одного из офицеров отряда, разрешив ему ради укрепления дружеских связей с братишками нарушить установленный в отряде сухой закон. Вечером наш посол вернулся в состоянии, свидетельствовавшем о невероятной сложности дипломатической работы с прапорщиками из морской пехоты. Но зато на другой день наш «Урал» вернулся, битком набитый ящиками с патронами, гранатами, «Мухами» и другими сокровищами.
Буквально через несколько дней начались активные и внезапные обстрелы нашей комендатуры, перекрывавшей боевикам выход из зеленой зоны прямо к сердцу города. Что бы мы делали полтора месяца с привезенными из дома тремя БК? Какими добрыми словами вспоминали мы в эти жаркие дни и ночи наших братьев-дальневосточников!
Так что характеристика их командира оказалась вполне точной и исчерпывающей.
И после этого случая мне не раз потом приходилось слышать, как о генералах, офицерах и рядовых бойцах, независимо от должностей и званий, их боевые товарищи говорили коротко и исчерпывающе: «Мужик!» И далеко не каждый мог в тех условиях заслужить такую репутацию!
А потому, с особенным удовольствием, я хотел бы рассказать о некоторых из тех, кто такой отзыв вполне заслужил.
Александр Романович Шулубин пришел в УВД из аппарата обкома КПСС на должность начальника политотдела. Немногие выходцы из партийных органов сумели найти свое место среди профессионалов, тем более что вскоре политические структуры в органах внутренних дел были ликвидированы. Но к этому времени руководство УВД сумело оценить неуемную энергию, незаурядные организаторские способности и обширнейшие связи Александра Романовича. А потому он был назначен заместителем начальника УВД — начальником службы тыла.
Я немного знал Шулубина еще до службы в милиции. А в должности инспектора пресс-группы пришлось поработать под его непосредственным руководством. Но наши отношения всегда ограничивались чисто служебными вопросами. Из того периода мне запомнилась, в основном, сизая мгла в кабинете «шефа»: курил он невероятно много. По-моему, даже спичками пользовался всего один раз в день, в начале, прикуривая затем сигарету от сигареты.
И вот несколько лет спустя, 1 апреля 1995 года, мы едем вместе, в одном купе железнодорожного состава, до Моздока. Я — командир ОМОНа, Александр Романович — сопровождающий от руководства УВД. В общем-то горячий, скорый на шумную расправу Шулубин держится подчеркнуто корректно, не вмешивается в мои распоряжения, лишь изредка, с глазу на глаз, подсказывая что-нибудь. Из Моздока
Судьба свела в одной комендатуре наш и владивостокский ОМОНы. Сопровождающий приморцев замначальника УВД края, участник событий в Афганистане Валерий Иванович Яшин и наш Александр Романович были до смешного непохожи друг на друга. Первый — подчеркнуто спокойный, крепкого сложения и с уверенными повадками опытного солдата. Второй — подвижный, моторный, всюду успевающий и без всяких комплексов заявивший: «Я в военных делах ничего не смыслю, ты — командир, вот и командуй. А я своим делом займусь…» Но двух полковников роднило одно: пока последний боец не лег на персональную кровать, пока не было организовано приготовление нормальной пищи и не определился четко порядок несения службы, они оставались в Чечне, мотались по штабам, учреждениям местной администрации, блокпостам. Оставались, прекрасно понимая, что не только любой день, но и любая минута, любая поездка по стреляющему городу могут оказаться последними. Их помощь на первых порах была просто неоценимой, она позволила командирам заняться главным делом: продумать и организовать боевую работу с минимальным риском для личного состава.
Не обошлось и без веселых эпизодов.
В ГУОШе подписываю заявку на радиостанции. Недовольный чем-то тыловик начинает фыркать «через губу» и неосторожно заявляет:
— Нет от вас покоя, ходите тут и ходите!
Шулубин, зашедший в этот момент в кабинет, немедленно взрывается и, налившись багровой кровью, обрушивается на чинушу:
— Вы как разговариваете с боевыми офицерами! Люди жизнью рискуют, под пулями службу несут! Вы за что тут деньги получаете? Смотри ты, переутомился!
Завершается тирада грозным:
— Где тут начальник тыла, что у него за бардак? Хотя зачем он мне нужен? Пойду поговорю с Бабаком.
Романыч удаляется «разбираться» с начальником ГУОШа. А перетрусивший тыловик робко спрашивает у нас:
— Кто это?
Положение у наглеца действительно было затруднительное. Все в камуфляже, все без знаков различия. Можно нарваться и на руководителей группировки, и (бывало и такое) на заместителя министра. Наш старшина мгновенно просчитывает ситуацию и не отказывает себе в удовольствии слегка порезвиться:
— О-о-о! Вы попали! Что сейчас будет! Я видел, как этот начальник только что во дворе генералов «строил»…
«Строить» начальника ГУОШа Шулубин, конечно, не стал. И дело было не только в том, что Александр Григорьевич Бабак занимал высокий пост и носил генеральские погоны.
Запись в моем дневнике:
«Из ГУОШа в Россию работает только один (!!!) канал телефонной связи. Им пользуется дежурная часть, генерал, а также весь штаб. Что остается — приходится на долю командиров и бойцов, для которых на третьем этаже установлен аппарат. При этом любая штабная шестерка может зайти в дежурку и бесцеремонно, без особой нужды, прервать человека, который по случаю вырвался с передовой и, прождав 2–3 часа, только-только сказал своим родным или руководству в родном регионе: «Здравствуйте…» Кстати, начальник ГУОШа такого себе не позволяет. Я сам был свидетелем, как он сначала запросил дежурку по рации, не говорит ли кто по телефону, и только потом попросил переключить связь на него. Дежурный связист при этом отметил, что генерал никогда не забывает «отдать связь». Вообще, руководитель он очень интересный, простой, без позерства, но и без игрушек в демократию. Подчеркнуто уважительно относится к подчиненным, особенно к тем, кто несет службу «на земле». Без дела к нему не стоит соваться, но если нужно, все вопросы решаются быстро и ясно. С таким начальником можно работать, и не только 45 суток».