Чего не прощает ракетчик
Шрифт:
Отступать Севастьянов решил тем же путем, каким проник в здание. После выстрела вокруг него образовалась небольшая отчужденная зона, люди инстинктивно шарахнулись в сторону от убийцы, хотя большинство из них даже не заметило, кто именно стрелял. Но все равно оставаться рядом с трупом Громова в центре самопроизвольно образовавшегося круга, было более чем не разумно. Бросив последний взгляд на распростертое на полу тело бывшего однополчанина Севастьянов уверенно ввинтился в толпу.
Совсем рядом, прокладывая себе дорогу локтями, пробивался к месту происшествия кашемировый. Пистолет — понтовый австрийский «глок», он без малейшего смущения держал на виду, порой отпихивая его стволом особо непонятливых посетителей выставки, закрывавших ему дорогу. Севастьянов постарался с ним разминуться по возможно более
Напрасные старания — у кашемирового, как оказалось, была вовсе другая цель. "Эй, Резван! — услышал за спиной его резкий, рвущийся от волнения голос Севастьянов. — Смерть пришла!" И следом один за другим грянули несколько выстрелов. «Глок» бил не так звонко, как родной «макар», но и без того перепуганной толпе хватило с лихвой. К потолку взвился истошный женский визг, и людское стадо совершенно обезумев ломанулось топча и толкая друг друга к выходу, как раз в направлении противоположном тому, в котором пробирался Севастьянов. Он с трудом протискивался между охваченными ужасом людьми, пробиваясь к заветной двери, а сзади разгоралась уже вовсе нешуточная перестрелка. Судя по звукам в ней принимали участие никак не меньше трех разных стволов. Вспомнив произнесенное кашемировым имя, Севастьянов легко сложил в уме мозаику случившегося. Выходит, вот к кому рвался в последние секунды своей жизни Гром, вот о чем молил — позволить напоследок свести счеты за облитую кислотой Гришко. А кашемировый и близнец, значит как раз и есть его ребята, лишь по счастливой случайности не разглядевшие в общей суете кто конкретно выстрелил в шефа и решившие потому, что всему виной Перцхелава. А те неувязанные у входа, поди, бойцы грузина. Вот тебе и перестрелка. Удачно все сложилось, проще будет уйти под шумок.
Однако насчет ребят в мятых пиджаках Севастьянов в своих умозаключениях изрядно ошибался, и эту ошибку ему почти сразу же наглядно продемонстрировали. Один из этих красавцев неожиданно возник сбоку, его напряженный ищущий взгляд явно фильтрующий беспорядочно мечущуюся толпу, просеивающий ее в поисках кого-то конкретного сразу не понравился Севастьянову. Заставил его инстинктивно шарахнуться в сторону, судорожно сжимая пистолетную рукоять. Однако этот его бросок привел лишь к тому, что он внезапно оказался лицом к лицу с Мариной. Мгновенние парализующего, вгоняющего в ступор удивления было взаимным, но фээсбэшница опомнилась первой.
— Сюда! Ко мне! Он здесь! — взвыла она пожарной сиреной, вцепляясь Севастьянову в куртку, повисая на нем, мешая двигаться.
Давешний амбал в мятом пиджаке уже протискивался в их сторону, где-то поблизости должен был обнаружиться и второй. Вот значит как! Вовсе не Резвана это были ребята. Наши, оказались, соотечественники! Конкретно по его душу прибывшие. Вот только встречаться с ними в тесном контакте Севастьянов желанием отнюдь не горел. Резким движением он попытался стряхнуть с себя все еще вопящую Марину, но не тут-то было, пальцы фээсбэшницы держали с надежностью стальных тисков. Севастьянов дернулся назад, пытаясь раз так, просто тащить повисшую на нем женщину за собой. Двигаться получалось, но очень медленно и неудобно, вцепившаяся в ворот куртки Марина тянула его назад. Он попытался как герои кинобоевиков просто выпрыгнуть из одежды, но толкающиеся вокруг люди мешали нужным образом извернуться. Единственное чего он достиг в результате, так это сам запутался в рукавах, напрочь потеряв ко всему возможность действовать застрявшими в складках куртки руками. В отчаянье он уже готов был стрелять во вчерашнюю напарницу. Но не было бы счастья, да несчастье помогло. Огромная стокилограммовая туша известной украинской телеведущей вдруг вклинилась между ними с легкостью разрывая захват, раскидывая мощным тараном необъятного бюста Севастьянова в одну сторону, фээсбэшницу в другую. Обезумевшая от ужаса теледива похоже при такой массе даже не заметила нечаянную помеху на своем пути.
Севастьянова швырнуло прямо в объятия того из пиджаков, что пробивался на помощь Марине. Подполковник только успел разглядеть огромные от удивления, широко распахнутые в пол-лица глаза оперативника. В следующую секунду его лоб с размаху врезался тому в переносицу. Если вам будут когда-нибудь говорить,
Вывалившись из здания Севастьянов двинулся через паркинг к выходу в переулок. Жутко болела голова, саднил разбитый лоб, измученное тело то кидало в жар, то пробивало нешуточным ознобом. Шел он будто пьяный, поминутно спотыкаясь и неуклюже переваливаясь с ноги на ногу. Лишь когда от него в панике шарахнулся прячась за будку страж в черном комбинезоне, Севастьянов осознал, что все еще держит в руке пистолет. Поднес его к глазам, несколько секунд тупо рассматривал, борясь с застилающей зрение багровой пеленой, потом все же сообразил, сунул в карман.
Дело было сделано, еще бы успеть пройти хотя бы пару кварталов, пока не подъехала милиция. Откуда-то изнутри накатил неудержимый приступ тошноты. Не обращая внимания на осуждающе косящихся прохожих, он прямо посреди переулка согнулся выплевывая на асфальт тягучую зеленую желчь. После стало немного легче, в голове слегка прояснилось, очертания окружающих предметов сделались четче и яснее. Ноги тоже вроде бы ступали гораздо тверже, прекратили предательски дрожать и подкашиваться колени. Он заставлял себя идти вперед, шаг за шагом. Шаг за шагом, отдающиеся казалось в самом мозгу тяжелым грузным эхом. Плевать, главное успеть оторваться, уйти из района возможных поисков по горячим следам.
Переулок заканчивался ведущей на улицу подворотней. Здесь было оживленно: спешили по своим делам люди, фырчали моторами по проезжей части автомобили. Севастьянов махнул проезжавшей мимо потрепанной иномарке с оранжевыми шашечками на крыше, назвал адрес белозубо улыбнувшемуся из-за баранки кавказцу и не считая высыпал на торпеду несколько крупных купюр. Машина рванула с места ловко ввинчиваясь в транспортный поток. Расслабленно откинувшись назад на пассажирском сиденье, плотно зажмурив глаза подполковник слушал как где-то сзади, все дальше и дальше, тревожно завывают сирены. К галерее спешили машины скорой помощи и конечно милиции, но к Севастьянову это уже не имело никакого отношения…
Операция «Месть». Последний
— Эй, гражданин. Здесь курить запрещено.
Тяжелая рука опустилась на плечо, больно сдавив мышцу. Севастьянов с усилием вынырнул из окутавшего голову тяжелого коричневого тумана и сквозь его горячечную дымку с удивлением разглядел тех, кто к нему обратился. Их оказалось двое. Нагловатые, уверенные в собственной силе молодые лица скалились в глумливых усмешках. Менты. В попугайской форме украинской милиции с дурацкими малиновыми лампасами на брюках и слишком яркими аляповатыми кокардами. Черт, чего они привязались? Еще только этого не хватало… Ах, да, тот, что выглядит помоложе сказал, что здесь нельзя курить. Разве я курил? Лохматые клочья тумана расходятся в стороны, пропадают в прохладном воздухе трясущегося тамбура электрички. За окном продырявленная острыми пиками звездного света ночь. Где я? Куда еду? Зачем? В пальцах левой руки действительно зажато что-то постороннее, опустив взгляд Севастьянов растерянно оглядел стлевший почти до фильтра бычок. Когда же это я успел?
— Слышь, чего говорю? Нет? — жесткая ладонь больно хлопает по плечу. — Или совсем охмурел? Чего курим-то? Запах вроде нормальный…
— Погоди, Сема. С клиентом надо вежливо, — скалится второй с сержантскими лычками на погонах. — Чего ты сразу грубишь? Сначала ксиву, потом уже в морду. Мы же милиция, бля… Эти, как их? Блюстители порядка, во!
— Мужики, вы это… Извините… Чего-то плохо я себя чувствую… — слова даются с трудом и Севастьянов бормочет их едва разлепляя непослушные губы. — Сам не заметил, как закурил… Больше не буду… Правда…