Чекан для воеводы (сборник)
Шрифт:
— Нет, это было уже после гибели мастера у стен крепости Сокол. А разбойников навел на нас проклятый кабатчик Кузька Окороков. Он пообещал привезти нас к кабаку «Осетровый бок» в городе Соколово, а сам, сволочь, обманул.
— Как же! Нас тогда обобрали до нитки. Хорошо, что живыми выпустили! — От грустных воспоминаний о былом у Толстого Фрица даже слезы на глазах навернулись.
— Мы с тобой так и не смогли найти «камень огня», который спрятал где-то в Соколове отец мастера Штольца. Если бы этот камень попал в наши руки, мы бы сотворили такую адскую смесь, что о нас узнали бы во всех царствах-государствах. Государи этих стран в очередь бы к нам записывались, чтобы заполучить в свои пушечные погреба наше зелье. Тогда, дорогой друг, мы бы купались в золоте и славе. Но увы! Проклятый кабатчик! Хорошо, что он околел…
— Да, эта свинья Окороков на радостях, что сумел заманить нас в разбойничье логово, так нажрался, что его хватил удар. Он получил достойное наказание за свои гнусные делишки, — сказал Толстый Фриц.
— Вернулись в фатерлянд мы с тобой с пустыми карманами. Даже одежды хорошей не имели. Поэтому бургомистр твоего родного городка так и не выдал за тебя свою красавицу дочь.
— И не говори! — тяжело вздохнул Фриц. — Это стало самой большой трагедией в моей личной жизни…
— Остался ты холостяком. Одинокий неухоженный Фриц!.. Но в этом, знаешь ли, есть свои несомненные преимущества…
— И одно из них, что любимая женушка не принесет в подоле очередного «птенчика» пока мужа нет дома. Хре-хре-хре! — залился противным хрюкающим смехом Фриц, от чего его брюхо заходило ходуном, будто хотело извергнуть наружу все, что он съел и выпил за свою жизнь.
— Ну и дурак же ты, Фриц! — поморщился Генрих. — У меня двенадцать детей, и всех их я люблю, как родных…
— Правда, большинство из них очень похожи на твоего соседа ювелира Блюменталя, у них такие же носы крючком и черные кудрявые волосики… Хре-хре-хре!
— Ничего, — пообещал Лысый Генрих, — когда мы отыщем «камень огня» и заработаем кучу денег, я, так и быть, отдам за тебя замуж одну из своих славных дочурок, у которой очаровательный носик крючком… Уж она-то сделает из тебя стройного господина. Будешь поститься каждый божий день…
Это предложение заставило Толстого Фрица заткнуться и надолго задуматься о своем ужасном будущем.
— Ладно, дорогой друг, — наконец выдавил он из себя, — бери свой чертов парик, который съехал тебе на нос, и пошли дрыхнуть. Утром нас ждут великие дела. Мы покажем нашему русскому господину, что значит хороший пушечный выстрел!
Утром Лысый Генрих поднял напарника ни свет ни заря.
— Поднимайся, соня, — сказал он. — А то проспишь самое важное. Русские пушкари уже установили наши орудия на крепостной стене и навели их на цель. Осталось только забить в дула наши тайные заряды и от цели не останется ничего…
— Что за цель? — быстро одеваясь, спросил Толстый Фриц.
— Какие-то грязные сараи, расположенные недалеко от дороги, ведущей к крепостным воротам.
— Чудесно. Сейчас мы в них попадем, — пообещал Толстый Фриц, не попадая ногой в штанину.
На стенах крепости в ожидании «необычайной пушечной пальбы» уже собралось довольно много зрителей, среди которых преобладали местные жители и служилые люди из стрелецкого пятисотенного войска, составлявшего гарнизон Мценска.
На башне, с которой был самый хороший обзор окрестностей, разместился Семен Годунов и его приближенные. Все они заждались невиданного зрелища и выражали явное нетерпение тем, что то и дело гоняли посыльных, чтобы те передали указания ускорить начало стрельб.
Даже сам воевода Шеин спустился с башни вниз и подгонял орудийную прислугу, таскавшую тяжелые заряды к пушкам.
Наконец все было готово, и Годунов махнул белым платком с башни. Залп из четырех орудий, раздавшийся после этого, сначала только оглушил зрителей, а уж потом заставил их чихать и кашлять от едкого удушливого дыма, закрывшего весь обзор. Когда же ядовитый дым немного рассеялся, то Семен Годунов с башни, а затем и воевода Шеин с крепостной стены одновременно разглядели ужасающие результаты выстрелов, разрушивших сараи до основания. Но это было не самое главное. Одна из пушек, в которой оказался чересчур большой заряд, забросило ядро далеко за посад, угодившее в одну из тяжело груженных повозок, тащившихся в этот момент по дороге. От повозки, разумеется, ничего не осталось, но это было бы еще полбеды. Гораздо большее несчастье произошло с каретой хозяина этих повозок. Шестерка лошадей, запряженных в карету цугом, перепугалась от выстрелов и стремительно понесла к видневшейся вдали ленте реки.
Первым понял о смертельной опасности, угрожавшей хозяевам кареты, воевода Шеин. Он, со свойственной ему решительностью, вскочил на коня, подведенного под уздцы слугой, и помчался наперерез взбесившейся шестерке лошадей. Догнал их он через несколько минут, но эти минуты растянулись для хозяев кареты на мучительно долгие часы, когда они ожидали неминуемой гибели.
Поравнявшись с первой парой лошадей, воевода ловко сиганул со спины своего скакуна на пегую лошадку из упряжки. Мгновение-другое и вся упряжка, подчиняясь властной руке умелого наездника, отвернула от опасного речного обрыва в сторону, не доехав какие-то считанные сажени. Затем лошади и вовсе встали, тяжело поводя боками и нервно всхрапывая.
Соскочив с чужой лошади, воевода Шеин заспешил к карете, из которой ни живы ни мертвы медленно выбирались хозяева — видный мужчина в годах и совсем еще юная девушка с ангельским личиком.
«Да это же князь Мстиславский! — узнал в пострадавшем видного царского сановника и военачальника Шеин. — А это, скорее всего, его дочь Варвара. А ведь хороша! Таких больших прекрасных глаз я во веки не видывал…»
И действительно, княжна Варвара, несмотря на бледность от недавнего испуга, выглядела прелестно. Да и какая уважающая себя барышня не почувствует себя совсем хорошо, когда на нее смотрит влюбленным взглядом «принц из ее сновидений», ни больше ни меньше.
— Батюшка, — томно спросила она у отца, — это и есть наш спаситель? Без него нам пришлось бы очень плохо, правда?
— Я князь Мстиславский, — горделиво произнес отец Варвары, стараясь незаметно прикрыть порванный камзол на самом видном месте. — Как ваше имя, доблестный герой?
— Михаил Шеин — воевода Мценска, — представился «принц», отвесив уважительный поклон.
— Доблестное имя! Счастлив буду видеть вас в моем московском доме. Я никогда не забываю тех, кто помог мне или членам моей семьи. Будьте надежны! А кто же это осмелился стрелять по нам из пушек? — нахмурился князь, но тут же его лицо расплылось в почтительной улыбке. Он увидел подъезжавших всадников и в переднем узнал всемогущего брата царя Годунова. — Какая неожиданная встреча! — сказал он, кланяясь Годунову, который даже не соизволил слезть с коня.