Чекан для воеводы (сборник)
Шрифт:
— Ну, дайте мне в руки хотя бы вот эту бумагу, что ли…
— Пожалуйста, ваше величество, — сказал Спенсерка, подавая указанную грамотку царю.
Бегло просмотрев ее, Дмитрий Первый принялся задумчиво бродить по залу.
— Очередная «поклонная», — наконец произнес он. — На этот раз от главного воеводы Новгорода-Северского Михаила Шеина. Это не тот ли Шеин, что участвовал в сражении против меня под Добрыничами?
— Он самый, — кивнул Прозитино и тут же дал ему характеристику: — Умелый воин. Такого лучше иметь в качестве друга, чем врага.
— Не
— Друга можно отравить, — быстро подсказал Спенсерка.
— Можно отравить, — эхом повторил Прозитино.
— Пусть послужит мне! — выкатив глаза, неожиданно хрипло завопил царь. — Только пошлите его куда-нибудь на «крымскую Украину», что ли…
— Есть место воеводы в Ливнах, что на реке Быстрая Сосна. Там воеводы долго не живут… Просто мор какой-то на воевод, — неопределенно пожал плечами Спенсерка, ведавший теперь всеми назначениями в военной среде.
— Вот и пускай этот Шеин наведет там порядок, если сможет… — шумно, с хлюпаньем, понюхав собственный кулак, произнес царь. — Что там дальше?
— Письмо от… «незаконно низложенного воеводы Плещеева» с жалобой на самоуправство главного воеводы Шеина.
— Что? Опять этот Шеин?! — грозно гаркнул Дмитрий Первый. — Сколько можно? Мне что, делать больше тут нечего, как только разбираться с этим Шеиным? Вот если бы первым мне попалось письмо Плещеева, я бы, конечно, казнил негодяя главного воеводу за самоуправство, но первое слово дороже второго… Пускай отправляется туда, где мрут воеводы! С ним вопрос решен!
Глава 10. Восставший из могилы
— Где мои верные советники? — откинувшись на спинку кресла, спросил царь Дмитрий, который только что плотно пообедал и теперь желал обсудить кое-какие важные государственные вопросы.
— Что же вы, ваше величество, так себя утомляете? Нельзя так, можно серьезно заболеть, — произнесла Марина Мнишек, с которой Дмитрий Первый недавно обвенчался по католическому обряду.
«Начинается, — недовольно подумал царь, закрывая глаза. Это означало, что он утратил запас выдержки и теперь восстанавливал его. — Всякая баба норовит лезть с поучениями и наставлениями. И кого она поучает? Меня, царствующую особу. Она, правда, тоже особа… И это я имел несчастье поднять ее до себя, но что делать, ведь этот брак был необходим, поскольку связал меня с силами, поддерживающими мой трон своим оружием. Поэтому с ней надо полюбезнее».
— Ваше величество… — то ли передразнил с раздражением, то ли просто обратился Дмитрий к царице. — Хотелось бы попросить вас… Идите вы… отдыхать… одна! Я потом подойду!.. Может быть…
— Хорошо, хорошо, ваше величество, — приятная истома после блюд из осетровой икры и слабо соленой лососины побуждало царицу к приятному послеобеденному сну. — Я только хотела передать вам просьбу нашего немецкого друга барона фон Дивича, рекомендовавшего с самой лучшей стороны мастера пушек по имени Генрих…
— Я разберусь, — прервал ее Дмитрий Первый. — Отдыхайте!
Оставшись один, царь хлопнул в ладоши, прокричав:
— Советников сюда!
— Мы уже здесь, — сказал Паоло Прозитино, появляясь в обеденном зале через потайной люк под столом.
— Мы все слышали, — сказал Болислав Спенсерка, появляясь из другого тайного хода, находившегося за шкафом.
— И что скажете? Какой-то там Генрих…
— Мы знаем Лысого Генриха, — ответил Прозитино.
— Мы хорошо знаем Волчару, — ответил Спенсерка.
— Этот человек не оправдал нашего доверия, — сказал Прозитино. — Он не смог выполнить толком ни одного нашего поручения.
— К тому же он может быть опасен, поскольку думает только о золоте…
— Ну, это еще для нас не самое страшное, — сказал царь.
— Все люди любят то, что блестит и приносит власть. Такими легко управлять.
— Он берет золото, но ничего не делает, — заметил Прозитино.
— А вот это плохо. Очень плохо! Придется отказать нашей царственной супруге. Теперь перейдем к более существенным вопросам…
Неудача при дворе нового царя не слишком опечалила Лысого Генриха. В запасе у него был еще один план, запасной. Он постарался заговорить, занудить голову своего богатого соотечественника, благоволившего к нему, идеей обладания «бесценным фетардитом — камнем огня», который позволит его обладателю стать властелином мира, не больше и не меньше.
Барон фон Дивич загорелся этим планом, вспыхнув сразу, как березовая кора, предназначенная для растопки печки.
— Я стану властелином мира! — размечтался барон. — Первым делом я заставлю этот дурацкий мир устроить большую пальбу из всех пушек, какие только найдутся. Земля и небо содрогнутся от моей власти…
Короче говоря, легковерный барон собрал и экипировал всем необходимым небольшой конный отряд, руководство которым принял на себя, а Лысый Генрих должен был выступать в роли проводника.
Отряд выступил к селению Соколово ранним утром. Довольный тем, что все у него получается, Лысый Генрих трясся на коне серой масти рядом с высоким гнедым барона фон Дивича. Неожиданно с неба пал холодный туман, поднялся ветер, плевавший в лица наездников дождем со снегом. И это в середине лета! Любой другой на месте Лысого Генриха догадался бы, что все это плохое предзнаменование…
Сплюнув в сердцах, барон спросил спутника:
— Может, вернемся? Выехать можно и завтра.
— Возвращаться — плохая примета, — ответил проводник. — А кто это стоит на дороге?..
Слова Лысого Генриха заставили всех в отряде насторожиться.
На пути конных людей стоял нищий старик, опиравшийся на суковатую палку. Когда Лысый Генрих, обогнав остальных, подъехал к нищему вплотную, тот даже не шелохнулся, насмешливо уставившись на всадника. Немец глянул в маленькие поросячьи глазки нищего и почувствовал, как внутри у него все холодеет от ужасного предчувствия самой неизбежности.