Человек боя
Шрифт:
Крутов засмеялся.
Шофер Витя тоже блеснул зубами.
– Не, я правду говорю. Как вот в таких условиях детей воспитывать? Телеки поразбивать? Или головы тех, кто эти сволочные фильмы крутит?
Лучше головы, подумал Егор, но вслух сказал:
– От нас тоже кое-что зависит. Ты вот много внимания дочке уделяешь?
– Да так, когда вечером… – смешался Витя. – С ней мамка больше возится, а я чего – шоферю…
– А ты займись и увидишь результат. Для них внимание взрослых – едва ли не единственный стимул показать себя с лучшей стороны. – Егор подмигнул покрасневшей девочке, делавшей
– Хорошо, – тихо проговорила она.
– А кем стать хочешь?
– Космонавткой, как Терешкова, – чуть слышно донеслось сквозь шум мотора.
– Это она начиталась фантастики, – осуждающе сказал Витя, – вот и мечтает. Лучше бы о чем-нибудь реальном мечтала.
– Хорошая мечта, – одобрил девочку Егор, поймав ее благодарный взгляд. – Только надо всегда быть достойным своей мечты, чтобы она исполнилась. Это очень трудно, но возможно.
Машина остановилась в центре Фошни, и Егор вылез, мучаясь вопросом, давать деньги водителю или не давать. Но Витя сунул ему руку, белозубо улыбнулся, проговорив: заходи в гости, улица Рогова, дом восемнадцать, – и уехал. А Крутов подумал, что если дети простых деревенских парней мечтают стать космонавтами, то еще не все потеряно, глубинный духовный запас России не исчерпан и она, как всегда, устоит, несмотря на все ухищрения врагов… кто и где бы они ни были.
В больнице он пробыл всего несколько минут. Поговорил с Осипом, узнал, что к дяде заходил Панкрат, передал привет от Ивана Поликарповича, забежал к Аксинье, с горечью в душе осознав, как она похудела и осунулась, и попытался поднять ей настроение шутливым пересказом своей встречи с родственниками в Жуковке. Это ему удалось, и Крутов покинул больницу с некоторым облегчением. Через полчаса он был в Ковалях.
Узнать о судьбе Елизаветы у ее родителей не удалось. Степанида вообще не знала, где дочь, а Роман Евграфович лишь разводил руками и говорить явно ничего не хотел. Либо тоже не знал, либо его запугали, то ли Егор ему не нравился. Впрочем, Крутов надеялся, что последнее предположение не соответствует истине, повода к тому, чтобы у соседей сложилось о нем плохое мнение, он не давал, кроме разве что ухаживания за дочерью в ее неразведенном положении.
Крутов наведался к теткам и сестрам и был весьма удивлен, когда его сестрица Лида рассказала ему о своем знакомстве с Панкратом Воробьевым, предводителем «мстителей», о чем она, естественно, ничего не ведала. По тому, как сестра в некоторых моментах рассказа мялась и смущалась, Егор сделал вывод, что Панкрат ей понравился, и решил при первом же удобном случае поговорить с бывшим майором, дабы тот не поддался искушению продлить знакомство. Судьба у сестры и без того складывалась не слишком удачно, а женщина она была впечатлительная и гордая, могла чего доброго и влюбиться – двадцать семь лет – не пятьдесят семь, – и пережить еще одну трагедию ей было бы непросто.
Поговорив с Лидой и успокоив родню, Крутов попытался починить свой автомобиль, заклеил пробитые шины-бескамерки изнутри, разложил их во дворе для просушки и после недолгих колебаний решил кое-кого навестить. Пообедав собственноручно приготовленными окрошкой и тушеными овощами, Егор надел футболку, спортивные штаны и отправился в гости к хозяевам, купившим хату у Гришанка.
Пока он сидел в милиции, здесь успели навести порядок, остатки сгоревшего киоска убрали, навезли кирпича, досок, бревен и принялись возводить новую торговую точку, уже не киоск, а целый магазин. Дела, видать, у Бориса, брата мужа Елизаветы, шли хорошо.
Строители были чужие, и спрашивать ничего Егор у них не стал, просто отпер калитку и прошел в дом, знакомый ему еще по старым временам, когда он часто захаживал в гости к Шурику Гришанку, с которым вместе учился. В доме тихо разговаривали двое мужчин, в одном из которых Егор узнал Бориса; второй собеседник, черноволосый, с густыми бровями и острым, как топор, лицом, был незнаком. Оба сидели на диване в майках и шортах и потягивали пиво из жестяных банок, батарея которых стояла на столе. Судя по количеству пустых банок в ведре у порога, сидели они давно.
– Привет, – сказал Егор, засовывая руки в карманы спортивных брюк. – Прошу прощения за вторжение, но у меня только один маленький вопросик имеется. Где Лиза?
– Вот бляденыш! – обрел дар речи опешивший Борис. – И ты осмелился заявиться ко мне домой, внаглую, чтобы спросить, где эта братова сучка?! А ну, Шамиль, проводи… – договорить он не успел.
Удар ногой в подбородок смел его с дивана и переместил в угол залы, к телевизору. Черноволосый Шамиль вскочил, вставая в стойку каратека. Егор, спокойный и уверенный, смерил его взглядом, не вынимая рук из карманов, покачал головой.
– Не влезай, парень, себе дороже обойдется.
Черноволосый прыгнул вперед, нанося удар ногой по колену Крутова и тут же рукой в лицо, однако Егор подпрыгнул вверх, пропуская ногу противника и блокируя предплечьем удар рукой, и ответил звонким, оглушающим, «штампующим» ударом-шлепком ладони по макушке черноволосого. Тот присел, хватаясь руками за голову, и Егор, толкнув его коленом, свалил на пол. Наставил палец.
– Сидеть! А то рассержусь.
Борис начал подавать признаки жизни, застонал, завозился на полу, сел, держась рукой за челюсть.
– Это тебе аванс, – подошел ближе Егор, – за «сучку». Еще раз скажешь об этой девушке гадость, вобью язык в глотку. А теперь еще раз повтори, где она.
Глаза Бориса стали осмысленными, и в них, на фоне безмерного удивления, зашевелился страх.
– Пошел ты!..
Егор отвел ногу для удара, Борис в испуге вжался в угол, едва не опрокинув тумбочку с телевизором, и в это время ожил его приятель.
– А-а-а, амени баласы ахмат! – заорал он, вскакивая, хватая стул и замахиваясь.
Крутов мгновенным движением сцапал со стола банку с пивом и метнул в надвигающуюся фигуру. Банка попала в лоб Шамилю, пиво брызнуло во все стороны, черноволосый выронил стул и растянулся на полу. Егор проводил его падение взглядом, повернул голову к Борису.
– Ну?
Видимо, последний довод доконал хозяина, потому что он, все еще ощупывая вспухшую челюсть, невнятно пробубнил:
– Она в Брянске… у Дмитрия…
– Адрес.
Борис нехорошо усмехнулся, но от боли его физиономия тут же перекосилась, хотя глаза продолжали таить злобно-веселую искру.