Человек человеку - кот
Шрифт:
Все пятеро вроде бы считались последователями Карлоса Кастанеды. Вот и стирают следы своего пребывания в реальности. Но проверить это невозможно: кажется, Марию Мур однажды видели на семинаре в Лос-Анжелесе; больше ничего определенного. Воины икстланского пути не склонны афишировать внутренние дела своей церкви.
Я попытался закурить. Руки тряслись, столбик пламени далеко не сразу скрестился с сигаретой. Затянулся раз, другой, пошел в подъезд…
Подлинной считается одна его старая и не очень качественная фотография (приблизительно 90-й год): высокий лоб, маленький капризный рот, волосы коротко пострижены
Я остановился перед дверью. Имеет полное право спустить на меня волкодава. Или просто молча вытурить. Рыжовская прислуга как-то раз научила считать ступеньки одного питерского энтузиаста. Охранник Шварца, кажется, сломал ребро назойливому папарацци. Звоню. Странное чувство: вот так запросто звоню настоящему живому Виктору Грэю…
Открывает. Через цепочку задает вопрос:
— Кто вы?
У меня заранее включен диктофон. Микрофон хорошенько припрятан.
— Простите, вы, кажется, протекли на меня…
Отворил дверь. Левая рука у меня — в кармане плаща. Если Грэй меня выбросит, успею вытащить фотоаппарат и сделать хотя бы один снимок. Тоже порядочно стоит. Во дворе у меня была паршивая позиция, в лобовую снимать я не мог… Обстановка у него простенькая: трехкомнатная квартира незатейливой брежневской планировки, обезлаченный паркет, вытертый линолеум на кухне, дешевая люстра к коридоре, старые обои. Чисто.
— Извините меня. Если вы не дадите мне интервью, мою жену убьют, — это, к сожалению, чистая правда.
— Вы сумасшедший? Уходите! — Я присмотрелся к нему. Высокий, атлетически сложенный мужчина, выглядит как раз на свои сорок. Одет несколько необычно, дома — как на службе: однотонная дорогая рубашка, запонки, жилет, галстук, штаны явно от какого-то костюма. На себя прежнего, десятилетней давности (то самое фото 90-го года), похож не больше, чем уголовник на фоторобот. Подбородок как будто увеличился в размерах. А рот — прежний. Очень фактурная черта: голубые глаза. Качественные такие, философические глаза, с этакой мыслью, если не сказать, с идеей. Это может пойти в текст. Интонации в голосе выдают незлобивого человека.
— Еще раз искренне прошу простить меня. Она задолжала довольно много, и ее могут просто-напросто пристрелить, если мы не добудем деньги к сроку. А я, к несчастью, не имею других возможностей как следует заработать.
Он молча сложил руки на груди, присел на табуретку и уставился на мое лицо. Из кухни вышел кот, сел рядом с Грэем и тоже уставился на мое лицо. Старый
— Здравствуйте, господин кот. Рад видеть вас в таком месте. Если Вы не против, мы могли бы познакомиться. Меня зовут Андрей Маслов, я журналист. А Вас?
Кот чихну.
Грэй спрашивает его:
— Как ты думаешь, Мишель, что нам делать с этим проходимцем?
Кот повернул к нему морду и пискнул что-то коротенькое.
— О да. Ты совершенно прав. Впрочем, как всегда. Потом живой классик обращается ко мне:
— Молодой человек, насколько велик ваш долг?
— Э-э… полторы тысячи долларов. Без малого.
— Не уверен что за такие деньги могут убить, но, вероятно, я несколько отстал от жизни. Видите ли, я вам верю. Вы, кажется, не лжете. Подождите, пожалуйста, минутку.
Ушаркал куда-то в комнату. Наконец-то я могу свободно пообщаться с котом.
— Теперь я знаю Ваше имя. Милостивый государь Мишель, в знак моего уважения, я хотел бы Вас погладить. Вы позволите? — я осторожненько потянулся.
Коту эта идея, надо полагать, не пришлась по вкусу. Он округлил сонные глаза и поднял лапу. Нет, не замахнулся, а именно поднял, чуть-чуть оторвал ее от пола, ясно дав понять: давай-давай, тянись-тянись, получишь, как следует. Я убрал руку и говорю:
— Воля Ваша. Уже одно лицезрение Вашего блестящего меха — большая честь для меня,
Грэй выходит:
— Прошу вас, оставьте в покое моего кота, он существо робкое и замкнутое. Вот вам полторы тысячи. Надеюсь, этого хватит, чтобы купить наше одиночество.
Я посмотрел на него, посмотрел на деньги, сказать нечего. Не встречал еще таких людей. Считать ли бесчестием такую помощь? Убьют — не убьют, но пальцы в обратную сторону вывернуть Наташеньке вполне могут… В голове моей вертятся разнообразные формулы благодарности, ни одна из которых не может считаться вполне адекватной.
— Когда я должен вернуть? Хозяин и кот вновь переглянулись.
— В этом нет необходимости. Мы с Мишелем делаем покупку. Мы покупаем ваше отсутствие в нашей квартире.
— М-м. М-м-э?
— Да.
— Но я же не могу… Я не умею сказать, как много я вам обязан.
— Вот и молчите. Отправляйтесь домой молча. Лучшая, прямо скажу, форма благодарности. Тем более, что грязь с ваших ботинок уже начинает растекаться по полу.
Я посмотрел вниз. Действительно.
Кот повернулся ко мне задом и понуро побрел по коридору. Сел. Почесал вывернутое ухо. Тяжко, глубоко, старчески вздохнул. Я возился с замком. На характерный щелчок Мишель повернулся и издал протяжное завывание:
— М-м-я-я-а-у-у-а-у-у-а-а-а, — скучно ему, бедному, наверное.
— Подождите, — говорит Грэй, — вы ему понравились. А это большое дело. В последние годы я стараюсь ни с кем, кроме него, не общаться, так что мнение Мишеля значит для меня очень много. Давайте договоримся: деньги вы оставляете себе, а я все-таки поговорю с Вами, только недолго. Снимайте ваши отвратительные грязные ботинки. Чай, кофе?