Человек-Хэллоуин

Клегг Дуглас

6

Они сидели в комнате — Стоуни на полу, поджав ноги., привалившись спиной к пузатой печке, Нора в своем кресле-качалке. У нее на коленях лежали только что сделанные свечи.

— У меня для тебя есть октябрьская небылица, Стоуни, — говорила она, заворачивая каждую свечку и несколько квадратиков упаковочной бумаги. — Ты знаешь историю о воскрешении?

— Ты имеешь в виду Иисуса? — уточнил Стоуни почти мрачно.

— Да нет, не это. Я имею в виду воскрешение, произошедшее здесь, на кладбище Стоунхейвена Это случилось в тысяча семьсот сорок шестом году. Прабабка рассказала мне эту историю, лежа на смертном одре. Она ее услышала от своей прабабки, которая тогда прислуживала у Рэндаллов и Крауниншильдов и была маленькой девочкой, когда все это случилось. — Нора покивала самой себе, словно впервые рассказывала эту историю вслух. — Да, именно так. Вот тогда-то все и произошло. Об этом не любят

вспоминать, хотя, можешь мне поверить, некоторые в городе, например Доаны, Мейнваринги, Рэндаллы и даже Слэттери, знают об этом случае, потому что такое невозможно забыть — оно сидит в крови. Стожу октябрь, вот как сейчас. Ты слышал когда-нибудь о Жнеце?

— Ага. Мрачный Жнец.

— Нет, мальчик, я имею в виду Жнеца, который когда-то жил на мысе Джунипер. Он владел почти всеми землями в округе, а Жнецом его прозвали, потому что чаще всего он выглядел, словно сам господин Смерть. Бледное, почти белое лицо, худое, как у скелета, выкопанного из могилы через сто лет после погребения. Он женился на девице из Марблхед, привез ее сюда незадолго до революции. Она была болезненная, и, когда забеременела, поговаривали, что ребенок ее убьет. И вот пришло время рожать. Три ночи с ней возились, но младенец то ходуном ходил у нее в животе, то выпирал, словно штык, так что пришлось применить скальпель, это был какой-то кошмар. Я слышала, те, кто был там, падали в обморок при виде того, что сделали с этой бедняжкой, пытаясь вынуть из нее ребенка. Как рассказывали, кто-то из работников, не в силах больше выносить ее крик, ворвался в спальню, как одержимый, и серпом распорол ей живот, чтобы достать наконец ребенка. Младенец был весь перекрученный, голова набок, ноги какие-то бесформенные… Его мать пережила ту ночь, но потом долго болела А ребенок… О, он превратился в самого настоящего бесенка и с первого дня питался не молоком своей матери… Это жуткая история, Стоуни. Кошмарная. Ты хочешь знать, что было потом?

Стоуни кивнул.

— Да.

— Ладно. Завари-ка нам обоим чаю из «кошачьего когтя», а я доскажу историю, пока он настаивается.

Стоуни встал и отправился готовить чай.

— Как же человек может выжить, если разрезать ему живот серпом?

— Иногда такое случается, мальчик. — Нора подняла руки и потянулась. — После дня работы я теперь так сильно устаю. Знаешь, сколько мне лет?

— Шестьдесят? — предположил Стоуни.

Нора издала низкий горловой смешок.

— Нет, совсем не угадал. Иногда я кажусь себе старше этих лесов. Вот, какой старой я себя ощущаю. Достань банку с чаем.

Стоуни заглянул в шкафчик из неструганного дерева, набитый банками с вареньем, травами и корешками. Он взял банку с «кошачьим когтем» и пересыпал часть ее содержимого в глиняный горшок, который Нора использовала в качестве чайника.

— А как там, кстати, твоя подружка? — спросила Нора.

— У нее все хорошо.

— Точно? Хорошо?

— Угу.

— Ты все еще влюблен в нее?

— Да.

— Ты все знаешь о природе и как ее обмануть? — спросила Нора.

— Ты имеешь в виду что-то вроде планирования семьи?

— Я ни слова об этом не сказала, — возразила Нора, качая головой. — Я имею в виду природу. Она вечно вовлекает тебя в неприятности.

— Точно. — Чай настоялся, Стоуни протянул ей чашку. — Расскажи мне о том ребенке.

— А, о ребенке Жнеца? Он был просто ужасен. — Нора перешла на привычный тон сказочницы. — Этому младенцу было мало молока, он не успокаивался, пока не высасывал грудь матери до крови. Это было какое-то мерзкое чудище, а не дитя. Старый Жнец обвинил жену в том, что она спала с дьяволом, или в какой-то подобной ерунде, и потащил в суд в Коппер-Ферри — тогда этот городок назывался Копперфильд, по фамилии землевладельца. И вот перед судом предстали несчастная девочка, больная, то и дело теряющая сознание, практически обескровленная, и Жнец, который показывал всем младенца, хрипящего, с уродливыми ножками, испачканного кровью. Девочку арестовали и повесили на Висельном холме возле Хартфорда, а старый Жнец вернулся домой в город и выстрелил себе в голову из небольшого кремневого пистолета. Но он не умер, а прожил еще несколько лет. Домочадцы рассказывали, что он собирался убить и ребенка, но что-то человеческое в глубине его души не позволило. Работники вырастили ребенка здесь, в этих лесах, и никто больше, как утверждали горожане, его не видел. И вот однажды октябрьским днем — прошло уже много лет, старый Жнец жил на Хай-стрит со своим братом — в Стоунхейвен пришел человек. Ну то есть не совсем человек, а некое существо, не выше шестилетнего ребенка, с двумя горбами. От него воняло болотом, оно наполовину шло, наполовину ползло. И вот это чудище вошло в старый дом, где жил престарелый Жнец. Старый мистер Крауниншильд сидел в кресле полупарализованный и не в своем уме. Но он догадался. Он понял, что вернулся его сын. Чтобы наказать за то, что он

сделал с его матерью. Вернулся, чтобы мстить. Жнец пытался позвать сиделку, которая готовила ему сэндвичи в кухне. День был в разгаре, и многие люди видели его, этого молодого человека. Говорили, будто на голове у него были небольшие рожки, но нельзя же верить всему, что болтают. Нет, конечно, он был уродлив, но он был человеком И пришел к; своему отцу. А тот трясся, как будто увидел привидение. И этот молодой человек с двумя горбами… — В этот момент глаза Норы широко раскрылись. — Этот молодой человек обнял отца за плечи и заплакал. А его отец, кошмарный Жнец, схватил серп, который постоянно держал рядом с собой, тот самый, которым работник разрезал живот матери мальчика, приставил лезвие к шее юноши и перерезал ему горло, пока тот рыдал от радости, что нашел отца.

Нора помолчала и вздохнула, покачивая головой.

— Чай получился хороший, Стоуни.

— Господи, неужели это было на самом деле?

— Бог мне свидетель, — сказала Нора. — Парень только и успел, что крикнуть, и умер на руках у отца, этого злого-презлого человека Мои собственные предки видели это, потому что кое-кто из них работал в доме. Бедного юношу похоронили за пределами кладбища, чего здесь делать нельзя.

— Это почему?

— Разве ты не знаешь? — Нора прищелкнула языком. — Это же все земля пекотов, мальчик. Вы, белые люди, выпрыгнули из своих кораблей всего несколько сотен лет назад и воображаете, будто понимаете эту землю? Это не простая земля. Она запретна.

— Ты хочешь сказать, как индейские погребения?

Нора хмыкнула.

— Нет, никаких подобных глупостей я не говорю. Да, наши погребения запретны, и, может быть, от каких-нибудь из них и исходит парочка проклятий. Но как по-твоему, почему мы отдали белым людям эту землю и позволили на ней поселиться? Испугались ваших ружей? Или мы были такие уж добренькие? Нет, мальчик, земля вокруг Стоунхейвена была не просто запретна для нас, она была волшебная. Магия в чистом виде. Посади здесь что угодно, и оно вырастет до небес. Никогда не замечал? Вы сажаете здесь кукурузу, и она вытягивается высокая-превысокая. Мы еще отдали вам, белым людям, кладбище, чтобы вы хоронили там своих мертвецов, и полосу земли до моря, чтобы вы построили себе поселение. Но мы предупреждали, что вот в этом самом месте нельзя сажать. Мы-то все знали о нем, знали, где стоит сажать, а где нет. Только вы, потомки, все это позабыли. Но мистер Крауниншильд — уж он то должен был знать. Да, черт возьми, в те времена весь город должен был помнить: тогда с основания Стоунхейвена прошло всего лет тридцать. Нельзя хоронить мертвецов там, где все растет. Мы никогда там не хоронили.

— Так ты хочешь сказать, что этот горбатый парень был похоронен на волшебном месте и ожил? — спросил Стоуни, одновременно и зачарованный, и недоумевающий, неужели она думает, что он может купиться на такую чушь.

— Что за бред ты несешь?! — возмутилась Нора.

Она поднялась с кресла-качалки, держа в руках завернутые свечи и едва не упираясь головой в крышу — рост ее составлял почти шесть футов.

— Разве ты не знаешь, что вы, белые люди, привезли с собой к этим берегам?

Стоуни покачал головой, чуть улыбаясь, в надежде, что она рассмеется, тали хотя бы улыбнется, или хоть как-то даст понять, что не сердится.

— Нет, мэм. Что же мы привезли?

— Дьявола, — сказала она. — И он пустил здесь корни. Он вырос здесь, как вырастает кукуруза. И с тех пор сделался совсем иным.

Глава 12

РАССКАЗ НОРЫ

1

— История не закончилась с похоронами Дьяволенка — именно так прозвали молодого человека, которого вырастили рабы и работники с фермы: Дьяволенок. В городе жила женщина, миссис Рэндалл, нехорошая, обожавшая создавать всем проблемы и плести интриги. Она потребовала, чтобы Дьяволенка похоронили в болоте — просто бросили туда, без всякой церемонии. Я слышала, она стояла там в своем чепце, в старом белом чепце, закрывающем волосы. Говорили, она даже не позволила утяжелить тело камнями и оно тонуло и снова всплывало, и снова тонуло. В итоге тело всплыло под низко нависшей над болотом березой, покрытое пиявками, которые высасывали из бедного Дьяволенка последние капли оставшейся в нем крови.

А потом тело снова ушло в грязную воду и осталось лежать в трясине.

Народ в городе старался не вспоминать о Дьяволенке и о том, что произошло. Ты ведь знаешь, какие мы, люди. Когда все решено и приговор вынесен, мы стараемся примириться с ним, находим ему невероятные оправдания. Лето, короткое и щедрое, про: ало. Настало время сбора урожая. Маиса и ячменя уродилось много. Море тоже принесло богатый умов. В те времена на главной площади Стоунхейвена еще устраивали праздник урожая — с музыкой и даже танцами, разумеется, не такими, как танцы наемных работников, рабов и слуг. Нет, мы уходили в лес и плясали там в свете луны.