Человек из двух времен. Дворец вечности. Миллион завтра
Шрифт:
«Как?»
«Если мы предложим тебе вернуться в физическое существование на Мнемозину, чтобы ты мог попытаться исправить роковую ошибку, заключающуюся в использовании людьми баттерфляй-кораблей, согласишься ли ты?»
«Ты знаешь, что соглашусь».
Мысль о том, чтобы прервать свое существование как эгона, была тяжела Тевернеру, но он видел странно потемневшее женское лицо и чувствовал боль Лиссы.
«Я должен».
«Несмотря на возможные последствия? Я упоминал, что такое перемещение приемлемо при определенных условиях».
«Я согласен на любые условия».
«Хорошо. — Мысли Ладлема наполнились симпатией. — Физические
Через Тевернера прошла волна разочарования.
«Тогда это невозможно. У меня нет… — Мысль его резко оборвалась предчувствием, сковавшим его мозг. — Ты хочешь сказать, что Лисса?..»
«Сын, — заверил Ладлем. — Эмбриону почти два месяца».
«Я не знал. Не имел представления».
«Она одна знала это. Исключительное давление ее общественного положения, боязнь за карьеру отца и здравый смысл заставили ее скрыть беременность».
«Фаррел! — Тевернер понял и вздрогнул, как от физического удара. — Так вот почему она вышла замуж за Фаррела!»
«Именно. Ну, твое решение не поколеблено?»
«Я… — Тевернер не сразу мог связать свои мысли. — Я откажу в жизни собственному сыну…»
«Только в протожизни. Его эгон будет отозван. Мы гарантируем ему место вблизи центра Матери-массы».
Тевернер колебался, но снова увидел затуманенное женское лицо.
«Я принимаю».
Обширный интеллект эгон-массы поднял его, и его личность сфокусировалась на почке мозга зародыша в чреве Мелиссы Гренобль.
Часть третья
Сиккены
Глава 1
Джервез Фаррел не сразу понял, что его разбудило.
Он лежал на боку, сонно глядя на высокие окна, за которыми сине-черный в утреннем холоде океан прочерчивался белыми гребнями пены. В утреннем свете следы ног на бледно-зеленом ковре спальни казались слабыми серебряными полосами. В комнате было тихо. Что же встревожило его? Он расслабился, так как здесь не было страшного сна от вибрации пистолета в его руке, о мертвом окровавленном теле, навалившемся на него.
Мысли Фаррела отвлеклись от жуткого мига в швейцарской и переключились на яркие сцены свадьбы, состоявшейся пять дней назад. Жаль, что Мелисса была так нетерпелива — путешествие на Землю и церемония в столичной церкви Берлина запомнились бы на всю жизнь. Тем не менее факт, что он женился на посту и даже не просил отпуск на медовый месяц, произведет благоприятное впечатление там где надо. А нетерпение Мелиссы само по себе было комплиментом, даже если ее последующие действия были слегка разочаровывающими. Ясно, что ее нужно ласково, осторожно обучать, прежде чем ее великолепное тело отдаст то, на что оно способно. Мысль о теплой тяжести ее грудей тайно опустилась в его руки и через давление на пальцы включила голодный позыв в его теле. Он перекатился на спину и тут только понял, что его встревожило: Мелиссы не было.
Он задумчиво уставился в потолок. Уже третий раз за эти пять дней о просыпался и обнаруживал, что он в постели один, и это было странно. Он тихо поднялся и толкнул дверь в гардеробную Мелиссы. Комната была пуста. Он прошел через нее в ванную. Мелисса согнулась над раковиной; ее рвало,
— Милая, что с тобой?
Он подошел к ней.
— Ничего.
Она выпрямилась и улыбнулась.
Ее реакция показалась Фаррелу совершенно неестественной. Нечто чудовищное возникло в его мозгу.
— Ты больна? Что с тобой?
— Ничего, — Мелисса продолжала безнадежно улыбаться. — Нервы, наверное. Сейчас все пройдет.
— Это случается каждое утро, — обвиняюще сказал он.
— Не глупи.
Мелисса пыталась обойти его голое тело. Он схватил ее за плечи одной рукой, а другой рванул черную дымку ее ночной сорочки вниз, до талии. Вены на ее грудях казались синими в утреннем свете, а припухшие соски имели коричневый оттенок.
Пол в ванной закачался под ногами Фаррела, а рука стала размахиваться в жестоких шлепках ладонью, в то время как все его сознание утонуло в резких регулярных звуках, вырывавшихся из его легких, которые нагнетали воздух, как архаические кузнечные мехи.
Когда к нему вернулся здравый смысл, он отвел Мелиссу в спальню, уложил в постель и с ледяной заботливостью укрыл простыней отпечатки ладони на ее теле. Дрожащими пальцами он взял сигару из ящичка на ночном столике и закурил. Мелисса плакала, но без надрыва, и Фаррелу показалось, что случившееся принесло ей облегчение.
— Кто отец? — Он старался говорить спокойно.
— Это все в прошлом. Я хочу забыть его имя.
— Ясно. — Фаррел разглядывал пепел сигары. — Избавься от плода.
— Нет!
Мелисса нервно засмеялась, и Фаррел вдруг испугался ее.
— У тебя нет выбора.
— Разве?
Фаррел подумал о реакции его семьи, экзальтированной, безжалостной, и о препятствиях, которые уже вставали на его пути, пока он шел долгой одинокой дорогой, которая, как знал он один, могла привести его на пост Верховного Президента.
— Ладно, — сказал он наконец, — оставляй ублюдка. Но имей в виду: в твоих же интересах было бы избавиться от него сейчас.
Хелберт Фаррел родился в госпитале военной базы на Церуле ранним сентябрьским утром. Роды прошли легко и без осложнений, и через два дня Мелисса вышла из госпиталя и въехала в белую виллу, которую ее муж построил на южных утесах Центра. Джервез Фаррел встретил появление ребенка с большим энтузиазмом. В редких случаях, при необходимости, он объяснял друзьям-офицерам раннее появление ребенка тем обстоятельством, что жил под одной крышей с Мелиссой за два месяца до брака. Он гордо позировал перед камерами армейского отдела общественных отношений, подняв ребенка над головой или над балюстрадой балкона своего дома. Он ни разу не уронил Хелберта, но Мелисса постоянно следила за ним тревожными глазами. А к тому времени, когда мальчику исполнился год, у нее был рассеянный, отсутствующий взгляд полностью отошедшей от жизни женщины.
Глава 2
Возможно, присутствие учительницы спасет его. Хэл Фаррел не был уверен, но надеялся на это со всем жаром, на какой способен шестилетний мальчик.
Он влез в пижаму, пошел в ванную и стал чистить зубы, относясь с большой осторожностью к выпадающему переднему зубу. Если резко задеть его, щетина может попасть между десной и основанием зуба. Это всегда больно и ведет к неприятностям, потому что от любой боли Хэла рвало. Даже мысль о боли вызывала у него легкое головокружение. Разумно предполагая, что зуб когда-нибудь выпадет, Хэл вышел из ванной.