Человек как философская проблема
Шрифт:
4. Структурно – функциональный подход. Осмысление человека с точки зрения осуществляемых им конкретных социальных функций – это не только предмет теоретической и эмпирической социологии, изучающей многообразие социальных ролей, количество исполнителей и качество исполнения какой – либо функции [13] . Осмысливая условия и саму возможность реализации природных или приобретенных умений, способностей и талантов, важно учитывать неизбежный процесс редуцирования целостного человека к осуществляемой им социальной функции, в частности, появление у него синдрома «профессионального кретинизма». А в нынешних условиях это создает проблему и даже опасность замены человека как носителя какой – либо социальной функции имитирующей куклой, машиной, роботом, компьютером, искусственным интеллектом и т. п. Человек для социума может оказаться просто «третьим лишним».
13
Парсонс Т. О структуре социального действия. – М.: Академический проект, 2002.
5. Механистический, или бихевиористский, подход в антропологии (например, Береса Скинера [14] ) обычно сводится к характеристике «репертуара реакций» человека на вызовы «среды
14
Скиннер Б. Поведение организмов [Пер. с англ. Зуев А. Б.]. – М.: Оперант, 2016.
15
Монтескье Ш. О духе законов. – М.: RUGRAM, 2013.
16
Гумилев Л. Н. Ритмы Евразии. Эпохи и цивилизации. – М.: АСТ, 2008.
6. Натуралистический подход в понимании сущности человека, которая обусловлена его телесными как общими свойствами, так и индивидуальными физиологическими особенностями – это один из доминирующих в истории антропологии, начиная с Демокрита и Фейербаха [17] и заканчивая Делёзом [18] и апологетами трансгуманизма. При всей экстравагантности постмодернистской антропологии с ее «шизоанализом», «деконструкцией» и «органами на изнанку», она, как и классический фрейдизм и его постмодернистские варианты, а также нынешний массовый психоз вокруг проблем половой самоидентификации, никогда не выходила за рамки натуралистического подхода в понимании природы и сущности человека. Исключение составляет разве что концепция архетипов Карла Юнга [19] , которого уместнее было бы отнести цивилизационно – культурологическому подходу. Что касается трансгуманизма, проповедующего постепенную замену человеческих органов на «вечные», то опасность таких «идей» для нас очевидна, но и игнорировать эту проблему невозможно, поскольку желание человека обрести, если не бессмертие, то хотя бы очень долгую жизнь, неистребимо.
17
Чупров А. С. Человек в философии Шопенгауэра и Фейербаха. – Благовещенск, 2012.
18
Делёз, Ж., Гваттари, Ф. Анти – Эдип: Капитализм и шизофрения. – Екатеринбург: У-Фактория, 2007.
19
Юнг К. Г. Психологические типы. – М.: Прогресс – Униврес, СПб.: Ювента, 1995.
7. «Виталистический» подход, или «философия жизни», – это не столько, как часто думают, Ницше, называвший человека животным, которое «обещает» [20] , сколько Карл Маркс и Анри Бергсон [21] , рассматривавших жизнь конкретного человека с точки зрения реализации его жизненного потенциала, прирожденных способностей и приобретенных умений. Этот подход очень близок натуралистическому, но тут есть свои нюансы, которые касаются, с одной стороны, объективных, в т. ч. социальных, условий реализации человеком своего жизненного потенциала; с другой стороны, – оценки и самооценки человеком его возможностей. Последнее напрямую связано с верой человека в себя, что, в свою очередь, во многом обусловливают степень практической реализации человеком своего потенциала и, конечно, того, каким он себя ощущает: успешным или неудачником по жизни, счастливым или несчастным, состоявшимся или «закопавшим в землю» свой талант.
20
Ницше Ф. Так говорил Заратустра / Фридрих Ницше. Соч. в 2-х томах. Т. 2 – М.: Кристалл, 1998. С. 9.
21
Бергсон А. Творческая эволюция / Пер. с фр. В. Флёровой. – М.: Академический проект, 2020.
8. Волюнтаристский (и отчасти прагматический) подход – это взгляд на человека с точки зрения его всевозможных амбиций и волевых качеств, необходимых для реализации им своих притязаний в той или иной сфере человеческой жизни. Этот подход вполне укладывается в русло онтологии и антропологии Шопенгауэра – его учения о мире как воле и представлении [22] , которое позволяет многое увидеть и понять в каждом человеке из того, чего, может быть, иному гуманисту и видеть не хотелось бы. Но в еще большей степени это, конечно, Ницше с его антихристианским идеалом Сверхчеловека и проповедью «воли к могуществу». Этот подход как «философия успеха и победы» подобен минному полю, где каждый шаг чреват не только имморализмом ницшеанского типа, но и откровенным аморализмом типа макиавеллизма в политике, когда цель оправдывает любое средство [23] . В пределе – это человеконенавистническая идеология типа расизма, нацизма, фашизма, шовинизма и т. п.
22
Шопенгауэр А. Мир как воля и представление / Шопенгауэр А. Собрание сочинения: в 2 т. – М.: Наука, 1993.
23
Макиавелли Н. Государь. – М.: Фолио, 2001.
9. Феноменологический подход в антропологи связан с исследованием главным образом роли разума в самосозидании человека и продуцирования им разного рода идей и смыслов. Несмотря на то, что в предысторию этого подхода, наверное, можно было бы включить и Платона, и Канта, и Гегеля (его «Феноменологию духа») и, конечно, Гуссерля, он не столь уж по – академически нейтрален в отношении проблем нравственности и гуманизма вообще, как может показаться на первый взгляд. Проблема состоит уже в том, что «разумность» человека оборачивается его «привилегией» на сумасшествие и безумие [24] . Но даже и без этих психических крайностей человек, следуя исключительно своему разуму, может прийти к отнюдь не разумным суждениям и поступкам. Достаточно указать на Хайдеггера [25] , который,
24
Гегель Г. Энциклопедия философских наук. Т. 3. – М., 1974. С. 183.
25
Хайдеггер М. Бытие и время. – М., 1997.
26
Бердяев Н. А. О философии Гейдеггера / Журнал «Путь». 1930. № 24. С. 119–120.
10. Экзистенциалистский (персоналистский) подход в антропологии ориентирован на саморефлексию человека его единичности (неповторимости) и автономного существования. Наиболее последовательно и системно он представлен в работе Сартра «Бытие и ничто» [27] , наглядно демонстрирующей как сильные, так и слабые стороны этой методологии. Сильные стороны очевидны. Это утверждение уникальности каждой личности и автономности внутреннего мира человека. Отсюда огромная популярность экзистенциализма в XX столетии, но тем явственнее его «сердечная недостаточность»: ощущение заброшенности человека в Ничто, абсурдности и бессмысленности внешнего мира, вызывающего только тошноту, известная истеричность в оценке исторических событий и общественной жизни людей. Тут человек взыскует своё глубинное онтологическое основание – подлинное бытие, пусть даже и «предавшее» его. Недаром такой тип мировосприятия еще Гегель называл «несчастным, само себя чувствующим сознанием» [28] .
27
Сартр Ж. – П. Бытие и ничто: Опыт феноменологической онтологии / пер. с фр., предисл., примеч. В. И. Колядко. – М.: Республика, 2000.
28
Гегель Г. Феноменология духа. Раздел 4. Несчастное сознание (Благочестивый субъективизм) / Гегель Г. Ф. В. Сочинения. – М., 1959. С. 159.
11. Этико – правовой (праксиологический) подход исследует человека с точки зрения выработки им морально – нравственных принципов и практического следования им в своей жизни. Всем известны формулировки «золотого правила» нравственности: «Не делай другому того, чего ты не хотел бы, чтобы делали тебе» или «Относись к другому так, как ты бы хотелось, чтобы относились к тебе». Более «жестким» является кантовский критерий нравственности – собственное достоинство и счастье другого. Наиболее рационалистически он выражен в категорическом нравственном императиве Канта в его «Основах метафизики нравственности»: «… поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой, ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом» [29] . И другая формулировка: «… поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого также как к цели и никогда не относился бы к нему только как к средству» [30] . Здесь человек рассматривается уже не как безнадежное одинокое существо, а в его отношении с себе подобными, а право неразрывно связывается с моралью и наоборот. Но, как известно, уже современники Канта, а тем более последующие поколения мыслителей резко критиковали кантовский императив, указывая на его внеисторичность и практическую нереализуемость. К этическому подходу можно отнести и антропологию В. С. Соловьева, который усматривал самую специфическую черту человека в чувстве стыда, а право полагал средством не осчастливить человека, но хотя бы не дать погрузиться миру во зло [31] . Проблема только в том, что, руководствуясь критериями Канта и Соловьева «человеческого в человеке», формально можно отказать едва ли не большей части людей в праве называться людьми и превратиться в законченного мизантропа.
29
Кант И. Основы метафизики нравственности. Соч. в 6 т. Т. 4, ч. 1. – М.: Мысль, 1965. С. 260.
30
Кант И. Основы метафизики нравственности. Соч. в 6 т. Т. 4, ч. 1. – М.: Мысль, 1965. С. 270.
31
Соловьев В. С. Оправдание добра. Нравственная философия. Глава 1. – М.: Алгоритм, 2012. С. 36.
12. Наконец, теологический, религиозный, или спиритуалистический подход утверждает духовность человека, которая проявляется в его благоговении перед высшим (В. С. Соловьев [32] ), духе как неизбывном стремлении к Богу (Макс Шелер [33] ), в «вертикальном трансцендировании» (К. Войтыла – он же папа римский Павел-Иоанн II [34] ), не говоря уже гегелевской концепции человека как форме субъективного, объективного и абсолютного духа, который есть манифестация Святого духа.
32
Соловьев В. С. Оправдание добра. Нравственная философия. Глава 1. – М.: Алгоритм, 2012. С. 36.
33
Шелер Макс. Положение человека в космосе. / Проблема человека в западной философии. / Переводы / Сост. и послесл. П. С. Гуревича; Общ. ред. Ю. Н. Попова. Москва: Издательство «Прогресс», 1988. C. 31–95.
34
Войтыла Кароль. Личность и поступок. – М.: Изд – во МГУ, 2010.
Но и тут далеко не всё «складно». Во – первых, духовность отнюдь не сводится исключительно к религиозности, которая к тому же всегда оказывается опосредованной борьбой с дьяволом. Недаром есть шутка о том, что каждый верующий в Бога в глубине своей души «немножко сатанист». В отличие, кстати, от атеиста, который не верит в бога, а стало быть, и в дьявола. Впрочем, это не дает атеисту никаких преимуществ перед верующим человеком, а то и вовсе толкает человека к сознательному оскотиниванию и даже сознательному расчеловечеванию (Г. Гурджиев) [35] . Как говорил герой романа Ф. М. Достоевского, «если Бога нет, то всё дозволено». Проявление этого явления (кстати, не только на Западе) сегодня можно видеть в распространении сатанизма и всякого рода оккультизма, ставших заметным элементом массовой субкультуры.
35
Крылов В. Гениальный мистификатор или мистифицирующий гений? / Наука и религия. 1993, № 6–7 С. 30–33; 46–48; 52–53.