Человек, который хотел понять все
Шрифт:
Дверь, через которую получасом раньше Создание вошло в комнату, вела в коридор – точную копию того коридора, где Франц делал свои первые шаги в этой Стране Чудес. Тот был пуст, этот же…
Десятки небесных созданий – брюнеток, блондинок, рыженьких – в обоих направлениях порхали по коридору. Некоторые курили, сидя в креслах, другие, сбившись в стайки по три-четыре головы, оживленно щебетали мелодичными голосками. Помимо созданий, по коридору прогуливались разнообразные иваны иоанновичи – в сюртуках, фраках или старомодных пиджаках, в белых сорочках, иногда с брыжжами, седые, лысые, в очках или пенсне, с серебряными часовыми цепочками, исчезавшими в жилетных карманах. Коридор наполняло плотное гудение, состоявшее в равных долях из писклявого
Франц растерянно озирался, стараясь не терять из виду своей провожатой, а та ловко лавировала в толпе, перебрасываясь шутками с другими созданиями и почтительно приветствуя иоанновичей. Пройдя по коридору метров сто, девица свернула в узкий боковой проход, метров через семь окончившийся маленькой квадратной площадкой. Создание нажало на кнопку на стене, и Лифт разверз свою пасть.
– Входите, – сказала (приказала?) девица.
Спорить Франц не стал. Он шагнул в Лифт, повернулся… и только тут заметил, что Создание, не входя в кабину, нажало на кнопку еще раз. Двери начали закрываться и через секунду закрылись бы совсем – если б Франц не вставил ногу в проем. Наткнувшись на препятствие, двери загудели громче; удерживая их руками, он встал на пороге.
– Что еще? – спросила девица.
– Скажите, я жив? – Франц сам не ожидал от себя этого вопроса.
– Нет! – хрипло выкрикнуло Создание. – Вы погибли там, на площади перед университетом и теперь мертвы, мертвы, мертвы…
С недевичьей силой она толкнула Франца в грудь – тот влетел в Лифт, больно ударившись затылком о заднюю стенку. Двери захлопнулись. Кабина дернулась вверх, выровнялась и с равнодушным гудением поползла без ускорения. Франц посмотрел на часы – 23:57. Последние слова Создания не произвели на него ровно никакого впечатления: так, еще один мазок на абстрактном полотне абсурда. Он просто ждал остановки, а когда дождался, и двери растворились, то сделал два шага вперед.
Он стоял на мощеной брусчаткой площади какого-то города. Была ночь. Над площадью заунывно плыли мерные удары башенных часов. «Один, два, три, – считал Франц, – четыре, пять, шесть…»
Было… нет, било – двенадцать.
ПЕРВЫЙ ЯРУС
Франц стоял в центре обширной, плохо освещенной площади, возле небольшой кирпичной будки – выхода из Лифта. Тускло мерцал над головой фонарь – единственный источник света в радиусе ста метров. Царило полное безветрие, сквозь тонкую кисею облаков просвечивала луна. Двери кабины закрылись автоматически, лишь только Франц вышел наружу; никаких кнопок на стенах будки видно не было. Очевидно, с Регистратурой было покончено навсегда… не выбирая направления, Франц пошел прочь. Звуки его шагов по брусчатой мостовой повисали в неподвижном воздухе, ночная прохлада овевала разгоряченное лицо.
Здание, к которому он вышел, оказалось серой тяжеловесной постройкой в готическом стиле с изобилием башенок, статуй в нишах и всевозможных украшений.
На стене у входа висела маленькая табличка: «Выдача направлений на поселение с 8:00 до 19:00». И чуть пониже: «С 19:00 до 8:00 направления на поселение выдаются Ночным Дежурным в окне № 1». Удивляясь собственной покладистости, Франц вошел в здание.
Он оказался в пустом прямоугольном зале. Дальняя стена была стеклянной, за стеклом располагались десятки кабинок, сейчас темных и пустых. Освещена была лишь крайняя левая кабинка – туда-то и направился Франц, уныло волоча ноги и шаркая подошвами по каменному полу. Гулкое эхо его шагов заполнило все пространство под сводами павильона… наконец он увидел спящего в кресле худого мужчину лет сорока с нервным лицом. Голова мужчины запрокинулась назад, рот был приоткрыт. Неширокий стол отделял кресло от переговорного окошка, на столе лежали блокнот, ручка и потрепанный роман Стивена Кинга «Кэрри»; сбоку стояли монитор компьютера, клавиатура и маленький принтер. Франц постучал по стеклу костяшками пальцев – мужчина вздрогнул, но не проснулся. Франц постучал еще раз, громче. Глаза Ночного Дежурного открылись, удерживая еще несколько секунд ошалелое сонное выражение, потом прояснились – он нервно почесал плохо выбритую щеку, переложил с места на место ручку и отпер дверцу. Выражение его лица можно было описать как смесь недоверия с неудовольствием в пропорции один к двум.
– Имя, фамилия?
– Я уже говорил… там, в Регистратуре.
Лицо Дежурного злобно исказилось.
– Извольте отвечать на вопросы! – пальцы его ходили ходуном. – Фамилия!
– Шредер.
– Имя?
– Франц.
– Возраст?
– Тридцать три.
– Пол?
– Мужской.
– Сексуальность?
– Гетеросексуалист.
Ночной Дежурный с остервенением застучал по клавишам – принтер затрещал и высунул узкую бумажную полосу; Дежурный яростно оторвал распечатку и с ненавистью сунул ее в окошко. Дверца с громким стуком захлопнулась, чуть не прищемив руку Франца; вся процедура, включая безобразную сцену вначале, заняла не более минуты.
Бумажка, которую держал в руках Франц, выглядела так:
Направление на поселение Настоящим направляется Шредер Франц (33, мужск., гетеросекс.) на поселение в Общежитие 21/17/1.
Все было ясно, оставалось лишь выяснить, где находится Общежитие 21/17/1… Франц посмотрел сквозь захватанное стекло на Ночного Дежурного и вопросов решил не задавать.
Все десять секунд, в течение которых Франц, непрерывно ускоряя шаг, шел к выходу, ненавидящий взгляд Дежурного жег ему спину.
Лишь только Франц вышел из здания, тишина ночного города в одно мгновенье умиротворила его. Действительно, стоило ли расстраиваться из-за того, что безумец Дежурный не сказал ему, куда идти? Ведь, если рассудить, это и хорошо, что не сказал! Теперь, никуда не спеша, можно в свое удовольствие прогуляться по городу и хоть на время отдалить встречу с новой компанией сумасшедших, коими кишит (в этом сомнения нет) пресловутое Общежитие 21/17/1. Франц завернул за угол и зашагал по широкой улице, лучом уходившей от площади. Как следовало из вывесок на домах, улица именовалась Генеральный проспект.
Более всего этот город походил на европейскую столицу, однако чувствовался план: улицы простирались прямы и широки, ухоженные скверы вписывались в окружающий пейзаж, стоявшие рядом дома гармонировали друг с другом. Большинство зданий были не выше четырех-пяти этажей, все – выкрашены свежими яркими красками. Брусчатка на проезжей части и плиты тротуара блистали чистотой – ни целлофановых пакетов, ни картонных стаканов, ни прочего городского мусора. Город выглядел чистым, но не стерильным, ощущения безжизненности не было. В некоторых окнах горел свет, сквозь задернутые занавески просвечивали силуэты людей; безлюдье на улицах казалось удивительным. Заинтригованный Франц остановился под растворённым окном на первом этаже и стал слушать доносившуюся оттуда тихую струнную музыку. «А ну, не трогай мою юбку!» – сварливо произнёс женский голос над самым его ухом. «Да кому ты нужна!» – презрительно ответил мужской бас, и Франц торопливо зашагал дальше.
Магазинов было немного – большей частью антикварные и букинистические лавки. Франц видел два-три супермаркета (в обоих случаях помещавшихся в отдельно стоявших современных зданиях). А вот чего он не видел совсем – так это бензозаправочных станций, да и выхлопных газов в воздухе не чувствовалось. И сразу стало ясно, отчего улицы кажутся такими просторными: нигде не было припаркованных автомобилей.
Франц прошел по Генеральному проспекту километров пять, прежде чем заметил, что облик города стал меняться. Сперва он увидал островерхий католический собор, через несколько домов стояла лютеранская кирха, напротив располагалась еще одна католическая церковь. Постепенно жилые дома исчезли совсем, и по обеим сторонам дороги стена к стене выстроились всевозможные религиозные заведения: христианские церкви всех разновидностей, мечети с тонкими минаретами, грузные буддистские храмы… Окна были темны, ворота, ведущие во дворы, – заперты. Генеральный проспект, кстати, именовался теперь Улицей 174 Церквей.