Человек-машина
Шрифт:
— Чарли? — позвала меня Лола.
— Извините, — сказал я. — Да. Со мной все в порядке.
Я стоял в ванной, чистил зубы и разглядывал себя в зеркале. Мои ноги не обладали сознанием. Это было невозможно. Я бы поверил, что они могут мыслить самостоятельно, если бы, вскрыв их, увидел, что ими управляют микроскопические эльфы. Нельзя свести воедино инертные материалы и получить личность.
И тем не менее. Творилось что-то непонятное. Сбой, которого я не предусмотрел.
Вошла
— Ты слышал о случаях, когда собственная слюна кажется противной? — Она сунула щетку в рот и так говорила. — Представь себе.
— Мрф, — промычал я.
— Ме флось пать на фофе пофлой нофью. — Она покачала головой.
— Пать?
— Пать. — Она повернула щетку и выпятила подбородок. Во рту у нее бушевал океан из пасты. — Спать.
Я ощутил слабое, едва заметное притяжение.
Она наклонилась и сплюнула.
— Давай стащим тот матрас с кровати Гаррисона. Тогда мы сможем спать рядом.
Гаррисоном звали сына Анжелики. Он приезжал на выходные два раза в месяц. Лола поведала мне об этом раньше с горящими от ярости глазами, после чего пустилась рассказывать о людях, которых я не знал и которые совершали поступки, коими мне якобы полагалось интересоваться. Такие рассказы я всегда воспринимаю плохо, поскольку в них нет полезной информации. Мне было печально слышать, что Род ставит свою карьеру выше карьеры доктора Анжелики. Но я не знал Рода. Я не понимал, что мне делать с этими сведениями.
— Может быть, нам… пора познакомиться ближе.
Я хотел сплюнуть в раковину, но Контуры не шелохнулись. Они стояли стоймя. «Нагнитесь», — подумал я.
Пальцы Лолы гладили складку на моей рубашке.
— Идем в постель.
В мозгу шепнуло: «Лола не нравится ногам». Это было глупо. Но это пребывало в согласии с данными. «Они ревнуют».
— Пошли.
Пальцы Лолы нащупали мои. Она открыла дверь и выглянула в коридор. Я последовал за ней в комнату сына Анжелики. Со спины Лола выглядела маленькой и беззащитной, и я вдруг решил, что Контуры собираются ее пнуть. Я остановился. Она повернулась и поманила меня. Я был в смятении. Я часто думал о том, как лягу с Лолой в постель. Очень часто. Но я не хотел ее убивать.
— Давай же, Чарли.
Она вернулась, потянула меня в спальню и закрыла дверь. Ее руки обвились вокруг моей талии. Голова запрокинулась.
— Подожди.
— Мм, — откликнулась Лола. Она встала на цыпочки, ее губы искали мои.
— Я не уверен…
Наши губы встретились. Я забыл о разумных ногах. Или, по крайней мере, они стали менее важными. Значение имела лишь близость с Лолой. Затем я понял, что и в самом делеприближаюсь к ней. Невидимое
— Чарли! — Какую-то секунду она не могла оторваться. Затем ей удалось сделать два нетвердых шага назад. Ее грудь вздымалась и опадала. — Оно опять!
Теперь я мог судить по трем эпизодам. Первый: в ее номере, когда мы впервые оказались наедине. Второй, когда я ее спасал. И третий — сейчас.
— Это происходит, когда у тебя учащается сердцебиение.
— Что? — Лола схватилась за грудь. — Что происходит?
— Стоп. Остынь. Не пугайся. Так только хуже.
— Что оно делает?
— Попытайся думать о чем-то другом. Давай о собачках Анжелики? Они такие забавные. — (Тут все собачки до единой подняли вой. Коридор наполнился топотом многих лап и лаем. Бесполезные меховые мешки.) — Хорошо. Давай подумаем.
— Это бомба. Боже! В меня заложили бомбу.
— Может быть, — сказал я. Лола побелела. — Нет. Это нерентабельно.
— Что?
Мне пришлось повысить голос, чтобы перекричать собак:
— Если нужно что-то взорвать, то разве хлопоты с имплантацией — лучший способ…
— Оно трясется! — У Лолы стучали зубы.
Я различил звук: тончайший писк, на грани восприятия. Понятно, почему взбесились собаки.
— Чарли… я думаю… ты должен… бежать.
— Нам нужно всего лишь замедлить сердцебиение. Сосредоточься на покое.
— Не могу!
— Можешь, Лола. Ты хозяйка своего тела.
— Беги, Чарли!
Писк усилился настолько, что за ним уже было трудно расслышать что-то еще.
— Я не бегаю. У нас техническая проблема. И мы можем ее разрешить. Вместе…
Я собирался продолжить. Я хотел напомнить, что мы — разумные люди, а логика сдвинет горы. Эти слова были призваны либо успокоить Лолу, либо нагнать на нее тоску; сердцебиение должно было замедлиться в любом случае. Я до сих пор считаю, что идея была хороша. Но прежде чем я заговорил, Лола взорвалась.
Меня хлестнуло чем-то похожим на порыв ветра, но вместо воздуха были иглы. Ноги дрогнули. В ушах зазвенело.
В доме воцарилась тишина. Я посмотрел на Лолу, а она посмотрела на меня, и с нами обоими как будто ничего не случилось.
— Ты в поря… — Мы заговорили одновременно.
Она шагнула вперед, и ничего страшного не произошло. Мы улыбнулись. Лола упала в мои объятия:
— Как страшно. Что это было?
— По-моему, что-то, что не сработало.
— Я решила, мы умираем. — Она содрогнулась. — Мне показалось, что я собираюсь тебя убить.
Прошла минута. Странно пахло чем-то едким.