Человек — одинокая звезда
Шрифт:
— Не надо тебе было уезжать.
Она вздохнула и прижалась к нему.
— Ты ведь знаешь, я не могла остаться из-за Сьюзен — она ненавидела меня, хотя я никогда не понимала почему.
— У Сьюзен были свои сложности.
— Правда… но тогда я боялась, что ее отношение ко мне обострит и их отношения с Харли.
— Была ты здесь или нет — никакой роли уже не играло: она его бросила.
— Забавно получилось, а? — пробормотала она себе под нос. — Бросила бы она его раньше, не пришлось бы мне уезжать. — Она повернула голову и через
— Да, если б Сьюзен уехала, ты была бы счастливее.
Нет, подумала она, тут Коуди ошибается. Как она могла быть счастлива без него — ведь он покинул Темптэйшн.
— Но у нас были счастливые моменты, правда? Несмотря на нее.
— Да, Рэгги, были.
— Помнишь, как вы с Харли заперли меня в курятнике? — Она почувствовала, что он сейчас расхохочется, и оторвалась от его груди. — Ничего смешного! Я тогда чуть не умерла со страха!
— Но мы же тебя выпустили! — напомнил он.
— Да, когда я пригрозила разбить недельный запас яиц!
— Я никогда не бывал в этом курятнике. — Он прижался губами к ее уху.
— Потому что тебя клевали куры! — Она стала поглаживать кончиком пальца его нижнюю губу. — Какие же нужны чары, чтобы заставить женщину бросить то, что ей дорого?
— А я не обладал такими чарами?
Она подняла на него взгляд, и уголки ее губ тронула легкая улыбка.
— О, с этим у тебя всегда было все в порядке! Просто ты никогда не пробовал их на курах!
Коуди нахмурился и схватил ее за палец, остановив эту чувственную ласку.
— Если ты говоришь, что это я подействовал на тебя своими чарами той ночью на сеновале, ты…
— Да нет, нет! — перебила она его. — Это все я, только я сама.
Коуди глубоко вздохнул — к чему это она клонит?
— Рэгги… — начал он.
Но она прижала палец к его губам и, отступив назад, поймала его руку.
— Давай посмотрим, сохранилось ли наше убежище! — И потянула его за собой к деревянной лестнице, ведущей на сеновал.
У основания лестницы взялась за перила и, поставив ногу на нижнюю ступеньку, полезла наверх. Коуди стоял внизу, наблюдая за ее восхождением, и сердце его бешено колотилось. Каким способом она на этот раз разобьет его сердце? Потом вздохнул и полез вслед за ней: не все ли равно — Рэгги всегда лишала его разума. Просунув голову в дверь, он увидел ее: стоит лицом к сеновалу, спиной к нему; в лунном свете фигура ее кажется почти бесплотной, нереальной… Уж не сон ли все это, в самом деле? А утром он проснется, как много-много раз в прошлом.
Но она повернулась и протянула к нему руки, как тогда, однажды, — это было наяву. Это его Рэгги, и она дарит ему себя — так же просто и щедро, как одиннадцать лет назад… Глубоко взволнованный, полный желания, он подошел и взял ее за руку. Хотя лицо ее, как и его, скрыто тенью, ему видна ее печальная улыбка — похоже, и с ней происходит то же самое.
— Рэгги… — хрипло пробормотал он. — Рэгги… — И нежно привлек ее к себе.
Не отрывая
Рэгги смотрела ему прямо в глаза.
— Сделай меня своей, Коуди! — прошептала она. — При лунном свете, как тогда…
Не успел он ответить, как ее пальчики уже взялись за пуговицы его рубашки. Как и тогда, он искал силы, чтобы сказать ей «нет», и не находил. Он ни в чем не мог отказать Рэгги… кроме одного — убежать вместе с ней тогда, жениться на ней. Он считал, что поступил правильно, отказав ей, и сделал это ради нее. Ему понадобились годы, чтобы пожалеть о том решении. Как бы теперь ему не пришлось жалеть еще сильнее.
И он торопливо стал освобождаться от одежды, расстегивая рубашку снизу, пока Рэгги расстегивала ее сверху. Пальцы их встретились где-то посередине, переплелись, она распахнула на нем рубашку и, глубоко вздохнув, прижалась губами к его обнаженной груди. Мягкость, нежность, тепло охватили Коуди, глаза затуманились, колени ослабели. С тихим гортанным стоном он опустил голову и схватился за ее запястья как за опору. Он чувствовал ее улыбку, когда она прижалась к его животу, слышал, как она мурлычет от удовольствия, лаская губами его кожу, как легонько, возбуждающе царапают ее ноготки, пока пальцы нащупывают молнию джинсов…
— Рэгги! Рэгги! — тяжко выдыхал он, еще крепче сжимая ее запястья.
— Тсс… — шептала она, расстегивая молнию.
Рэгги прикоснулась пылающими губами к его губам, пощипывая и дразня его, а ее пальцы расстегивали молнию. Он стонал, тоже прижавшись к ней губами, заставляя ее губы раздвинуться, впивая их сладость. Но этого мало, мало… Отпустив наконец ее запястья, он скользнул руками под ее блузку, за пояс джинсов, притянул к себе ее бедра, крепче прижавшись к ней.
Желание сжигало его с тех пор, как она бросилась в его объятия на пастбище. Скользнув пальцами по поясу к застежке спереди, он расстегнул пуговку — щелчок раздался по всему чердаку, — затем молнию, провел ладонями по ее разгоряченному телу, зацепил большими пальцами за пояс и одним движением стянул с нее джинсы. Он оторвал от нее губы, сделал шаг назад и стал снимать с себя рубашку, не сводя взгляда с ее освещенной лунным светом фигуры.
— Ты прекрасна, Рэгги! — прошептал он. — Еще прекраснее, чем раньше, чем тогда!
Посеребренная лунным светом, Рэгги показалась ему еще совершеннее, когда она прерывисто задышала под его прикосновениями. Он медленно, почти благоговейно взял в ладонь тяжелый, набухший шар — и почувствовал, как дыхание у него останавливается. В призрачном, голубоватом свете он встретился с ней взглядом. Легко провел большим пальцем по ее соску — и желание разгорелось в нем с новой силой. Он видел, как веки ее закрылись… Она выгнулась, готовая отдать ему себя. Опустив голову, он коснулся языком ее соска, нежными, осторожными движениями возбуждая ее все сильнее.