Человек под лестницей
Шрифт:
Мальчик внимательно смотрел на белку.
— Ты все еще сердишься на меня?
— Нет. Только чуть-чуть. Но мне очень грустно.
«И я боюсь, — подумал Фредрик. — Я страшно боюсь!»
Словно пращу, он раскрутил белку на веревке и отпустил. Описав высокую дугу, белка улетела через дорогу в поле.
Фабиан расплакался:
— Она была моя. Это я ее застрелил. Отдай белку мне!
Точно так же Фредрик выбросил и рогатку.
— Вот так. А теперь живо домой, мыться.
Он взял Фабиана за руку и повел
— Отпусти меня! Я хочу мою белку! Мне надо ее похоронить!
Фредрик взял Фабиана на руки и понес в дом. Сын кричал и извивался.
Пока они были на улице, проснулась Оливия. Держа вырывающегося Фабиана на руках, Фредрик взбежал вверх по лестнице. Оливия стояла в кроватке на коленях, ухватившись за решетку. Она захлебывалась слезами. Прядка волос прилипла к потному лобику.
— Ты мое сокровище. Папа уже пришел. — Фредрик попытался одной рукой достать дочку из кроватки, другой продолжая удерживать сына.
— Отпусти меня, засранец! — кричал Фабиан. — Мне нужна моя белка!
От ужаса Фредрик выпустил Фабиана.
— Кто научил тебя таким словам? Ты никуда не пойдешь, злой мальчишка!
От его громкого крика Оливия расплакалась еще сильнее.
— Ну, ну, ну… папа уже здесь. Уймись! Нет, нет, это я не тебе, мое сердечко. Это я не тебе сказал. О, какая ты мокрая. Сейчас ты получишь свежую…
Фабиан испустил дикий крик и рванулся так, что Фредрик едва не рухнул вместе с обоими детьми. Он отпустил Фабиана, и тот завопил еще громче, потому что упал и больно ушибся. Мальчик вцепился Фредрику в штанину.
— Ты плохой! Человек под лестницей намного лучше тебя!
Держа Оливию у бедра, Фредрик наклонился к орущему Фабиану и звонко хлопнул его по красному, искаженному яростью лицу. Он положил в кроватку Оливию — девочка снова принялась плакать, — схватил Фабиана, поднес его к кровати и швырнул на матрац. Оба ребенка ревели во всю силу своих легких. В крови Фредрика бушевал адреналин. В комнате витала какая-то злая, первобытная сила, что-то грубое и нечеловеческое.
— Тихо! Тихо, я сказал!
Его дети никогда еще так не кричали — этот крик уничтожал, разбивал вдребезги, стискивал голову железным обручем.
Он ткнул Фабиана лицом в подушку и приглушил на мгновение его крик, но отпустил, поняв, что мальчик начал задыхаться. Боже, что с ним происходит?
Спотыкаясь, он выскочил из детской, скатился по лестнице и выбежал в сад, в зелень, в сумерки.
Вернувшаяся около одиннадцати Паула нашла его спящим на складном стуле с исцарапанным лицом и в рубашке с оторванными пуговицами. Он был совершенно не в себе, когда она сумела, наконец, его растолкать и с дрожью в голосе спросить, где дети.
— Где? Да, где они, Паула?
Она метнула на него испуганный взгляд и бросилась в детскую, где обнаружила их спящими. Дети, тесно прижавшись друг к другу, спали в мокрой кроватке Оливии. Фабиану, видимо, было очень страшно, и он искал утешения у маленькой сестренки.
Паула посмотрела на их лица. Они пылали ярким румянцем! Дети буквально купались в поту. Оливия судорожно всхлипывала во сне, а лицо Фабиана было искажено мучительной гримасой. Они плакали, плакали долго и безутешно.
— Что с ними?
Фредрик стоял в дверях.
— Ты что, не слышал, как они плакали? — спросила Паула и провела рукой по лбу Фабиана.
— Не знаю. Нет, не слышал. Должно быть, я уснул. Да, я уснул.
— Сегодня я буду спать в детской, — сказала Паула. — Мне надо быть рядом с детьми. Вдруг они проснутся.
— Да, конечно. Доброй ночи.
Грязь
Как ни удивительно, но в эту ночь он спал очень хорошо. Он был один на большой кровати, уснул мгновенно, и спасительный сон хранил его всю ночь и все предутренние часы. Около восьми часов он проснулся от стука открывшейся и закрывшейся входной двери. «Квод», — промелькнуло в голове.
В одних трусах он опрометью бросился вниз, чтобы расправиться с этим мерзавцем. Но это был не Квод, а Паула, вернувшаяся с пробежки. Тяжело дыша, она стояла в прихожей.
— Дети спят? — спросила она, стараясь успокоить дыхание.
Фредрик кивнул. В доме было тихо. Потом он внезапно забеспокоился, поднялся наверх, заглянул в детскую. Да, они спали — каждый в своей кроватке, на свежих, чистых простынях. Он вернулся в прихожую. Паула снимала кроссовки.
— Да, они спят, — сказал он и добавил: — Мне надо поговорить с тобой насчет того, что произошло вчера.
— Я знаю, что произошло вчера. Фабиан ночью мне все рассказал.
— Ночью?
— Да, он проснулся, заплакал, и мы с ним поговорили. Ты был очень зол на него.
— Он убил белку из рогатки. Знаешь?
Она кивнула.
— Конечно, я на него разозлился. Это же варварство, — сказал Фредрик.
— Но тебе не следовало его бить.
Она укоризненно и серьезно посмотрела ему в глаза.
— Конечно, не следовало, но я был в таком сильном раздражении! Он кричит, Оливия тоже. Сумасшедший дом! Да еще эта белка окончательно вывела меня из себя.
— Мальчики всегда стреляют белок, Фредрик.
— Ему же всего пять лет!
— Именно поэтому. Чувство сострадания у него еще не развито. Его надо тренировать постепенно. Битьем его не воспитаешь. Я пойду в душ, мы поговорим позже.
— Постой, Паула. Он не говорил тебе, кто научил его стрелять? Кто сделал ему рогатку? Или ты думаешь, что пятилетний ребенок способен сам смастерить рогатку?
— Он сказал, что видел, как ее делали, по телевизору. Это не сложно — привязать полоску резины к рогатке, если один раз видел, как это делается.