Человек с железного острова
Шрифт:
Знахарь тоже вылез, по сторонам посмотрел и остановиться просит. Дрон через внешний микрофон услышал, тормознул. Знахарь на землю лезет, идет к ближайшей норе и орет туда что есть мочи. Оттуда вылезает почтенный зеленый землегрыз и вступает в беседу, а мы с Серчо пока что чаек из пиал потягиваем, он все морщится, по нормальной посуде тоскует. Знахарь вернулся, залез и объявляет:
– Эх, залетная, пшла рысью! – научили на свою голову, а Дрону что, он дальше коробку пускает.
– Не надо бы нам вечером к редколесью, – Знахарь сообщает результат опроса. – Там вечерами туман плохой стоит. Люди, да и прочие, там не то чтобы помирают, но потом месяцами видеть и слышать не могут. Лучше нам с конца дороги
Посовещались мы с Серчо и решили повернуть. Регенератор у нас дохловатый, и зарядов для него не так уж и много. А внешние фильтры – они против здешней гадости может помогут, а может и нет, здесь никогда уверенно не скажешь.
Дрон про деревню узнал – обрадовался. Он после того, как я на танк перешел, имел на базе титул «шеф-пилота телеги с прицепом», возил в Первую и Вторую деревни всякие всякости на легкой платформе, а потом и к Великому Воину Приозерья ездил. Знакомств куча, а Дрон и доволен. Он даже приозерный язык выучил помимо прибрежного, и каждую неделю туда мотался – то на свадьбу, а то на похороны.
Итак, вполз я обратно и принялся менять программу в курсоводе. Пусть до конца дороги не дойдем, а сразу уж по кратчайшей – в деревню. Выдал он мне варианты, и пришлось взяться за рычаги. Перевалил я через правый бугор, порушил пару нор, и вслед землегрызы руками машут, но меня совесть не мучает – у каждого система в пять-шесть ходов, если еще и к соседу коридора нет. Под гусеницами кустарник трещит – с этой стороны уже и джунгли кончились, а остальное коробке не помеха, только живность всякая врассыпную кидается. Правда, есть здесь опасность кого-нибудь задавить, но на этот счет у меня меры приняты: фон включен. От инфра– до ультразвука, все, наверное, слышать должны.
Вообще интересно, за кого нас могут принять? На дракона не похожи, а больше никого соразмерного я здесь и не знаю. Вот сидит горный вахлак в засаде и видит: прет на него зверюга, ног не видно, или есть, да прямо из башки вниз торчат – бегемот, словом. Тулово – клинообразное, вырост для глаза только один, на макушке – плоская шишка с усом пушки, а сзади еще одна, большая да полукруглая, а если еще фон, как сейчас пустить – орет во всех диапазонах. Пустится тогда вахлак улепетывать со всех ног или затаится за деревом, считая, что не заметен. Хорошо если так, а то был случай – и копьем влепили, такой мощный наговор был, что точно в щель люка попало и заклинило его. Я, например, считаю, что будь на Земле возможность ракеты заговаривать, то жизнь стала бы куда как мрачнее, и счастье, что все эти активностные штучки действуют только тут.
Это я так размышляю, а пока – прет коробка, бегемотик мой, полным ходом через кусты, а я сижу и радуюсь, что нет в кустах какого-нибудь представителя национально-освободительного движения с заговоренной базукой в руках.
Только я об этом подумал – пожалуйста: выводит мне Серчо на левый экран тепловую картинку, и я любуюсь на два пятна, которые ползут по-пластунски не от нас, а к нам. Так, значит, кому-то не терпится попасть в герои-богоборцы. Вообще-то я чихать на них хотел, но объезжать придется. Дрон не согласен, считает, что надо выяснить, чего они от нас хотят. Серчо подумал и соглашается, а Знахарь воздержался:
– Дрон, – говорит, – это предложил, Дрон пусть и выясняет. А я не нанимался.
Я танк остановил, фон выключил, жду развития событий.
Пятнышки, гостей обозначающие, тоже замерли, и так ждем друг друга минуты полторы, пока эти товарищи не встают в рост и не направляются к нам. Одеты как заозерные воины Стены, но мундиры очень уж удачно подобраны, я-то уж привык, что на одних все мешками висит, а на других – и как только налезли, да и сам вид чаще всего уродливый. Великий Воин Заозерья насмотрелся у нас в Первой деревне фильмов, ничего не понял, но уважением ко всему земному проникся, и через полгода ввел у себя форму в войсках – смесь рыцарского одеяния и пятнистых комбинезонов с офицерскими погонами в качестве декоративного элемента. Эти двое тоже: на ногах – плетенки из коры наподобие лаптей, это обувь, а штаны – мешок с зелеными пятнами, куртка такая же, но пятна уже коричневые. Плащ, серебристый такой, на поясе – изогнутый меч в ножнах, а венчает все поблескивающий на солнце шлем. Конструкция по идее нелепая, но улыбки не вызывает, а скорее уважение.
Я перелезаю в башню, а Дрон – наружу, разговоры разговаривать. Обмениваются любезностями, а потом к делу.
Этим двоим надо на Крайний север – а крайним севером здесь называют любое место за Красным Хребтом. Но этим двоим нужно и вправду далеко, чуть ли не на северный полюс. Они знают, куда и зачем мы направляемся, и в попутчики набиваются, ссылаясь на высокое начальство. Потом выясняется, что одному надо просто за хребет, а второй билет до конца собрался покупать. Отрекомендовались мужики как Чисимет, сын Гишу – это тот, что к белым медведям, и Керит, сын Граха – за хребет. Оба – свободные пристенники и выполняют, как уже говорилось, приказ высокого начальства. Какого? Самого Великого Маршала Заозерья и Приозерья. Я сначала не понял, а потом сообразил, что это Великий Воин себе титул сменил.
Выслушал все Серчо и распоряжается:
– До деревни пусть у нас на крыше едут, а там свяжемся через базу с Воином и расспросим, что к чему. Хотя да, он сейчас уже Маршал.
Залезли: пассажиры на крышу, Дрон в башню, я в рубку, и дальше тронулись.
Скорость побольше установил, а сам в перископ местность оглядываю. Кругом, особенно к северу, мягко переливаются холмы, кустарник сплошь все покрыл, редко-редко дерево торчит. На горизонте хребет, не красный он сейчас, а скорее желтоватый. А вот и дымок, деревня, не иначе, засек направление – и газу! По пересеченке вести довольно трудновато, тем более стабилизацию на полную включать нельзя, у наших насосов ресурс оказался почти выработанным (еще один заподляк со стороны тех, кто готовил снаряжение). Ночную вахту, наверное, покидало в жилотсеке, но лучше пусть так, чем в деревню затемно приехать. Опять же, в деревне заночуем, так что ничего страшного.
Вот и околица, потом дома, и остановились мы посреди улицы этой самой деревни. Предгорянцы по домам сидят, носа на улицу не кажут – гадают, что это за чудище приперлось, и что ему здесь надо. Я голову готов прозакладывать, что местные добры молодцы уже арбалеты похватали и в глаза нам нацелились.
Да, глаза. Какой-то умный человек на базе догадался светофосной краской нарисовать глаза на лобовом листе и рот пониже – не то чтобы злобно разинутый, но и без добродушной улыбки. В Прибрежье, пока к нашему бегемоту не привыкли, смельчаки так и норовили из подвалов по глазам из арбалета или камнемета садануть. А иначе бы лупили в иные места, а удачный камень и телекамеру может разбить, и колпак антенны повредить – хлипкий он в общем-то!
Знахарь – нет, он все-таки не трус – открывает люк и вылезает. Стоит посреди улицы и орет во всю глотку. Рядом – наши палубные пассажиры, и вид у них несколько ошалелый, я тоже такой был бы после поездки на крыше в таких темпах, хотя бы и к скобе пристегнутым.
Из одного дома появляется тем временем светлобородый мужик поперек себя шире. В руках – копье, на голове – серебряная сеточка: староста, значит. Знахарь ему собирается показывать литую чугунную плитку – документ маршаловский, но, оказывается, не надо. Староста про нас слыхивал и ничего против ночевки не имеет. Кроме того, у него есть заветная мечта – посмотреть наши «живые картинки» – слухи о наших чудесах и сюда дошли.