Человек с железного острова
Шрифт:
– Я плохо верю. С этим тоже вроде договорились обо всем хорошо. Даже о том, что сюда их птички скоро троих «пленных» доставят, как уславливались. И на тебе – с ножом кинулся.
– Ладно, посмотрим. Сейчас давайте-ка все вниз, холодно больно. И смотри, ты, чтоб без подвоха! – Эльф кивает. Веры у меня ему нет, если он и вправду молча и исподтишка может управлять своим войском, то ему ничего не стоит организовать свое освобождение. У меня надежда на то, что он не успеет сделать это до разговора, а там и не захочет. Снова каюта, в углу ворочается орк. Я приглядываюсь – да это точно Паханенок, он и есть, заматеревший, отъевшийся и набравшийся опыта.
– Итак, – обращаюсь я к эльфу, – сразу о деле. Ты командуешь этим отрядом. Значит, ты сила, подчиненная только тому, кто эти отряды создал. Почему ты пошел не как намечалось против людей Круглого царства, а на эльфов?
– Это месть.
– Прекрасно. А потом, когда мщение таки свершиться?
– Потом это войско займется тем, для чего оно предназначено.
– И ты не боялся, что тот, кто создал его, накажет тебя за самовольство, да еще такое?
– Нет, я ему нужен. Без нас и без У Хана нельзя управлять этой кровожадной ордой.
– Так слушай, мститель. Я не собираюсь сейчас тебе мешать. У меня задача – уберечь от нападения наших уртазовских друзей. Так что пока мы будем просто присматривать за вами, а потом, когда месть будет исполнена, попробуем переиграть. Как там, «пленных» к нам еще не несут?
Эльф щелкает пальцами, и Стэльен убегает вверх. Студент интересуется:
– А ты сам разве не видишь, нет у тебя связи с твоими подручными?
– Так может только он, – эльф кивает на Паханенка. Тот уже очухался, сидит, слушает. Когда я поворачиваюсь к нему, его рожа прямо перекашивается:
– Алек?!
– Да, я самый. А ты, я вижу, далеко пошел!
– Ага, – Паханенок расплывается в улыбочке. – Дальше всех, даже вот этого, гы-гы, светлого. Кстати, твоих людей сейчас опускают на потолок.
Я наполовину высовываюсь из люка. По три птицы на человека, подвешенного на длинных веревках, тяжело и быстро машут крыльями в светло-синем небе, медленно опуская груз. В веревках Ингельс, Анлен в легкой боевой обмундировке и незнакомый длинноволосый эльф.
– Отлично. Один – эльф – пусть сверху остается, сторожит, а остальных прошу со мной.
Итак, продолжаю слушать Паханенка, а он с акцентом, но грамотно, продолжает речь:
– Да что вы с этим треплетесь? Он же ноль, даром что эльф, что древнего роду! Я ими обоими вертел как угодно, они тут так, для удобства. Алек, и вы, парень с девкой. Шли бы вы ко мне, а то эти светлые поперек горла встали. Ты, Алек, – вообще уртаз, мы таких дел наворотим! Мне сейчас даже этот, Суровый Брат, не страшен! Он слишком много своей силы отдал нашему войску, если оно погибнет без перекидки оно, ему самому крышка, не богом он будет, а огрызок жалкий! А я кой-чему в жизни научился, я это войско на себя замкнул, и теперь я, пожалуй, даже сильнее Брата буду. Ты, Алек, крепко подумай и не решай сгоряча, тебе-то или дружку твоему только и можно меня жизни без опаски лишить…
– Стоп! – говорю. – Молчи пока, я думать буду.
Ах, какая удача! Я-то думал об игре втемную, а теперь даже не просто все козыри на одной руке, а еще и карты кверху. Интересно, видит ли Студент наш выигрыш? Только надо не спороть лажи, не спугнуть удачу.
– Студент, ты вот что. Я буду работать, а ты страхуй. Задача – вынудить Сурового отказаться от вражды с нами, любой ценой. Понял?
– Понял.
– Анлен! Ты обещала, что Суровый Брат будет здесь. Ты сдержала обещание? – И вдруг звучит глубокий, почто гулкий голос: «Да». Эффектно, ничего не скажешь – от стены отделяется могучая фигура старика в плаще до пят, с капюшоном. Седая роскошная борода, густые брови, сверлящий взгляд. Такого можно испугаться и коленки преклонить, но не это сейчас надо. Говорю:
– Что ж, наконец-то можно побеседовать. Так значит, это ты невзлюбил людей Земли и занялся их искоренением?
– Да, я.
– А в чем дело, что за причина?
– Причина простая. Этот мир, имеет свою судьбу, в которой все предрешено, начиная с его появления в пустоте и возникновения круга обитания. Эта судьба – она как музыка, написанная гениальным композитором, и чтобы эту музыку правильно и хорошо сыграть, все мелодии и темы должны развиваться так, как он задумал. И любое ослушание здесь – диссонанс, а для мира – уродство, смерть, тьма. Бог Черного ветра, ты знаешь его имя, поплатился за свои попытки встать на другой путь. И взгляни – разве не горе и беды до сих пор его наследие? Раса орков, черные царства, жуткие лабиринты снежных гор… Это ведь только Средние земли! А эхом от этого стали и беды Далекого Востока, о котором даже и я мало знаю. И вот, когда после долгих стараний и потерь картина мира была приведена в соответствие с замыслом творца, когда мир был готов пойти по верному пути, появляетесь вы. Алек! Вы не новая мелодия, вы не искажаете старых. Вы просто шум, неприятный шум, который может в любую минуту опять все сбить. И уже начал сбивать. Я не открою секрета, если скажу, что жизнь на Эа идет к завершению. Хиреют людские государства, прекрасны, но печальны оставшиеся эльфы. Люди пришли последними, а должны уйти отсюда первыми, а последними уйдут эльфы. И вот – вдруг какие-то посторонние люди, совсем чужие этому миру, сильные без силы и хитрые без мудрости, вливают новые силы в то, что должно было тихо и красиво угаснуть. Снова все не так! И мне приходится убеждать Совет Светлых Сил прийти на помощь своему миру – а ведь они не замечают опасности! Хорошо, что хоть некоторые сумели не испугаться, а взяться за дело решительно и смело.
Я не выдерживаю:
– И король Севера и Юга? А армии на его северных границах так, в напоминание?
– Ну, с ним было сложно. Он слишком нужная мне фигура, чтобы не иметь на всякий случай рычаг, которым можно на него нажать. Херут Гоблин хотя и подлая, но полезная вещь, и я считаю, что своим выполнением моих приказов он искупает ее существование.
Я говорю с издевкой:
– И вообще цель оправдывает средства? Ты ведь для того, чтобы изничтожить Круглое, опустился для использования методов… сам знаешь чьих. А теперь, ревнитель стройности и порядка, гляди, ЧТО ты натворил. По Средиземью рыщут прекрасно организованные отряды Херута, который уже выбивается, и скоро выйдет совсем из-под контроля – и короля, и Арш Ахана. А они ради политических и других выгод растят, пестуют равнодушную жестокость, злобу и насилие. К чему тогда была победа над Врагом? Последнее эльфийское государство готово погибнуть от рук твоих же творений. Ты не знал, что У Хан сумел убедить этих двух красавцев мстить за свой род? Вот заодно и всплыли, кровью отлились все традиции любимой вами расы. А дальше войско нелюдей не остановится, будет ползти, как опухоль! И ты их не остановишь, я прикинул – слишком много ты отдал им своей силы: еще бы, наделить душами столько тварей! Теперь, если ты эти души гасить начнешь, то с каждой будешь слабеть и терять свой облик – я имею в виду не маску, в которую ты сейчас вырядился, а облик духа. Но погоди, самое интересное дальше. У Хан ведь замкнул этих нежитей на себя, а значит, ты не способен подчинить его себе, он сильнее. Ты не знаешь, как это делается, а он знает, и я знаю. Мы расшифровали записи Друга, а он в таких делах мастак был. Так что остались вот только мы, два уртаза, фактически могущие управлять твоими ублюдками. Предпоследнее: я тебя вижу насквозь. Ты не сможешь допустить, чтобы гибель Эльфийского леса и все, что последует, произошло. Это ведь тоже не по сценарию. Поэтому я предлагаю ультиматум. Либо ты сейчас даешь вечную клятву оставить уртазов в покое, и тогда я ликвидирую твое порождение так, чтоб ты остался тем, кто есть; либо я их пускаю вперед, и тебе останется позор: следить, как эльфы, люди, гномы борются с таким врагом, тобой придуманным, и не мочь прийти на помощь. Итак, я беру от У Хана узел жизней на себя, а ты думай! – и с этими словами я стреляю в Паханенка, до последней секунды глядевшего на меня с восхищенной миной каннибала. Он оседает, а я ловлю тот момент, когда почти осязаемый блок психосвязей выходит из его сферы, и тотчас же беру этот блок в тиски. Управления, конечно, никакого, но просто плюс или минус запустить смогу. Тишина, и в ней из опрокинутого кувшина срывается, летит на пол и звучно шмякается капля. Студент шепчет по-русски:
– Алек, ты действительно пустишь нелюдей, если он скажет «нет»?
– Пущу.
– Алек, не делай так!
– Молчи, иначе я тебя ударю. В таком деле нужно быть жестким.
– Алек, я тебя как друга прошу…
– Я уже сказал, я знаю, что делаю.
– Нет, ты не знаешь, и ты так не поступишь.
– Заткнись!
Брат наконец зашевелился и все тем же размеренным и хорошо поставленным голосом объявляет:
– Нет. Я скажу: нет. Войско когда-нибудь можно будет победить, перебить поодиночке, а вас, уртазов, надо искоренить.
Я усмехаюсь:
– Тогда – на, ты сам так решил, – и даю свободу действий всему сброду, замкнутому на меня. В этот же момент все топтавшиеся до сих пор на месте нелюди вновь кинулись на восток, на юг и на север. – Ну что, чего ты добился? В погоне за малым ты теряешь большое.
Студент:
– Алек, остановись!
– Нет! В гробе я видал такие развлечения! Пусть все будет так, как хочет этот бог!
Студент вскидывает винтовку, и сначала вокруг меня исчезают все звуки, а потом краски и свет почему-то запрокинувшегося мира…