Человек с желтой карточкой
Шрифт:
Но ведь это единственная монета! Возможно, единственный шанс на будущее. Как часто твердил он своим сыновьям: чтобы делать деньги, следует их тратить! Но пугливый беженец с желтой карточкой, которым он стал, счел благоразумным придержать оставшийся бат. Словно последняя крыса, он припрятал добро, сэкономив на ночлеге. А ведь должен был, как тигр, бросить вызов «белым рубашкам» с их дубинками, несмотря на комендантский час! Теперь что же… Он опаздывает, стоит, насквозь пропитанный вонью лестницы, а впереди еще десять человек, каждый из которых
Было время, когда он требовал пунктуальности от своих подчиненных, собственной жены и сыновей, от наложниц, но тогда у него имелись великолепные наручные часы, так что он мог положиться на точный ход стрелок. Время от времени он подводил механизм, вслушивался в сладкое тиканье и бранил сыновей за праздное отношение к обязанностям.
Не стань он такой развалиной, безмозглой и медлительной, он все предусмотрел бы. Бунт «зеленых повязок» тоже. И когда только его мозг превратился в труху?
Один за другим люди в очереди завершают свои утренние омовения. Женщина с беззубым ртом и серыми наростами фа гань за ушами наполняет ведро и уступает место Трану.
Ведра у него нет. Только мешок. Бесценная ноша. Он кладет его перед собой и посильнее запахивает саронг на костлявых бедрах, прежде чем опуститься на корточки под насос. Иссушенной рукой берется за рычаг. Мощный бурый поток воды обрушивается на его тело. Речная благодать. Под ее напором кожа Трана провисает складками, как у лысой кошки. Он раскрывает рот и глотает не очищенную от песка воду, трет зубы пальцем, подспудно размышляя, какую инфекцию может сейчас подхватить. Не важно. Он надеется на лучшее. Все, что остается.
Дети наблюдают за Траном, пока их матери роются в кучах манговой кожуры и шкурок тамариндов с наклейками «Чистых Калорий» и «РедСтар» в надежде найти кусочки фруктов без цибискозных пятен, lllmt.6… Или это 111 mt.7? А может, mt.8? Когда-то Тран мог определить по пятнам конкретный вид цибискоза, которым заражен продукт. Он был способен предсказать, погибнет ли урожай, знал, испорчен ли семенной фонд нового. Своим успехом он был обязан этому знанию: клиперы Трана пускались в плавание, груженные только здоровыми семенами и «чистыми» продуктами питания. Но все это было вечность назад.
Трясущимися руками он раскрывает мешок и достает одежду. Откуда эта дрожь? Возраст или волнение? Чистая одежда. Дорогая. Белоснежный льняной костюм богача.
Вещь не всегда принадлежала Трану, но, завладев ею, он бережно хранил ее. Как раз для такого случая. Не продал, когда положение было особенно отчаянным, не надел, когда тело прикрывали лохмотья…
Балансируя на одной ноге, он натягивает брюки; торопливо застегивает рубашку. Внутренний голос подгоняет, твердит, что время уходит.
— Собираешься продать? Будешь расхаживать тут, пока кто-нибудь с достаточным количеством мяса на костях у тебя его не купит?
Тран
— Смотришься, как манекен в «Палаван Плаза».
— Не знаю. Для меня там слишком дорого. — Тран продолжает одеваться.
— Да? А костюм как из бутика. Где взял? Тран молчит.
— Да брось, кого тут дурачить? Размер больше твоего раз в десять!
— Не всем же быть толстыми и везучими, — шепчет Тран.
Он что, всегда шептал? Всегда был размазней, крысиной падалью, едва ворочающей языком и кряхтящей при малейшем усилии?! Вроде бы нет. Но слишком тяжело помнить, каким должен быть рык настоящего тигра. Он повторяет, пытаясь совладать с голосом:
— Не всем же быть везучими, как Ма Пин, который живет в пентхаусе, под боком у самого Навозного Короля.
Это не рык. Это шорох тростника.
— Везучими? — Ма хохочет. Такой молодой. Такой самодовольный. — Я заслужил. Не ты ли мне всегда говорил, что удача и успех — это разные вещи? Что люди сами творят свою судьбу?
Он снова смеется.
— А на тебя посмотреть… Тран сжимает зубы:
— Да те, кто лучше тебя, — пали. Все тот же жалкий шепот.
— А те, кто лучше тебя, — вознеслись.
Пальцы Ма пробегают по запястью, касаются часов, прекрасного золотого хронометра, старинного, с бриллиантами. Это «Ролекс». Ушедшее время… Другое место, другой мир. Оцепенев, Тран смотрит на часы, словно впавшая в транс змея. И не может отвести взгляда.
Ма лениво улыбается.
— Что, нравятся? Нашел в одной антикварной лавке. Где-то мы их уже видели, правда?
Тран вскипает от злости. Хочет ответить, но оставляет эту идею. Время не ждет. Покончив с пуговицами, он надевает пиджак. Поправляет редкие пряди на голове. Расческа не помешала бы… Тран морщится. Глупо желать большего. Костюма достаточно. Он надеется.
Ма насмешливо хмыкает:
— Теперь ты вылитый Мистер Важная Шишка.
«Не обращай внимания», — велит внутренний голос. Тран достает свой последний бат из мешка, злосчастную монету, из-за которой он теперь и опаздывает, и опускает ее в карман.
— Вижу, торопишься. У тебя встреча?
Тран спешит прочь, стараясь не выдать волнения, пока обходит тушу Ма.
Тот кричит ему вслед:
— Куда намылился, Мистер Важная Шишка? Мистер Три-Просперитис! Есть чем поделиться с остальными?
Окружающие оборачиваются на крики. Голодные желтые лица. Голодные рты. Куда ни глянь — люди с желтыми карточками. И все они таращатся на Трана. Выжившие. Мужчины. Женщины. Дети. Все вдруг узнают его. Ведь он легенда. Другая одежда, издевки Ма — и вот он внезапно восстает из пепла забвения. Чтобы попасть под настоящий шквал насмешек: