Человек смотрящий
Шрифт:
Микеланджело Буонарроти. Давид. 1501–1504 © Alfonsodetomas / Dreamstime.com
Мастер работал над заказом три года, подготовительные рисунки делал прямо на мраморе, не используя живую модель. Традиционно юный герой изображался победителем с отсеченной головой великана у ног, но на этот раз скульптор решил воссоздать миг, предшествующий поединку, когда юноша уже приготовился к схватке, но еще не сделал решающего броска. Брови грозно сведены, глаза устремлены на врага, мышцы шеи вздуты: это момент напряженного ожидания и предельной собранности. Юноша изображен обнаженным (и необрезанным, что было традиционно для итальянской скульптуры того времени, хотя в данном случае это важная деталь, поскольку отрок сражается
8 сентября 1504 года сорок человек начинают перемещать статую Давида к месту ее установки во Флоренции, выбранному специальной комиссией, куда входили Леонардо да Винчи и Боттичелли. Собирается толпа. Среди зрителей и наша юная итальянка. В статую полетели камни. Девушка до конца не понимает, что послужило причиной. Возможно, горожан оскорбила нагота или они хотели оградить от этого зрелища других, особенно детей. Им казалось, что смотреть на тело греховно или что это недопустимо в публичном месте или недозволено женщинам и детям.
То, как мы смотрим на тело другого человека, зависит от имеющегося у нас визуального опыта. Мы успели поговорить о расстояниях, о зрительном контакте, о социально-оценочном взгляде, о наслаждении, которое мы испытываем, любуясь небом и природой, о вещах, ласкающих глаз, и о возрастающем интересе к собственному образу. Так что же происходит, когда еще не сформировавшийся взгляд подростка наполняется желанием? Эта глава посвящена такой перемене – тем моментам в нашей жизни и культуре, когда созерцание чего-то материального увлекает нас за его пределы, словно ведущая вдаль дорога. Мы начинаем главу с тела, формы и солнца, а приходим к желанию, абстракции и богу.
В случае со статуей Давида мрамор породил желание и страх перед этим желанием. Давид был отроком, а отрочество – то время, когда мы впервые ощущаем в мире вокруг эротические вибрации. Так как же смотрит наша героиня и прочие подростки? Давайте поговорим вот об этой замечательной девчонке.
«Иметь и не иметь», Говард Хоукс / Warner Bros, USA, 1944
Актрисе Лорен Бэколл здесь девятнадцать лет, это кадр из голливудского фильма «Иметь и не иметь». Фон слегка размыт, как на портрете Моны Лизы. Бэколл поворачивает голову, подбородок опускается, волосы обрамляют лицо, глаза завершают движение. Основной свет падает из верхнего левого угла. Он выхватывает волосы, правую щеку, кончик носа и подбородок. Бэколл очень интересовалась вопросами освещения и изучала стиль Марлен Дитрих, любившей так называемый северный верхний свет. Этот образ Бэколл получил название «Взгляд». И «взгляд» у нее точно имеется. В нем и сексуальность, и уверенность, и насмешка. Она словно бы говорит: «Неужели вы думаете, что я вам поверю?»
Самое удивительное, что на съемках актрису била дрожь. В кино Бэколл была новичком, нервничала, боялась режиссера Говарда Хоукса и своего партнера Хамфри Богарта. Чтобы скрыть дрожь, она опустила подбородок, отчего шея напряглась, горло сжалось и положение головы зафиксировалось. Результатом недостатка уверенности стал очень самоуверенный вид.
Всякому изображению свое время. Некоторые фотографии до поры оставляют нас равнодушными. Заложенный в них потенциал глубоко скрыт и не распознан нами. Но уверенность, исходящая от этого женского образа, его сексуальность и выразительность без промаха бьют в цель. Вам не увернуться. И лучше всего смотреть на этот снимок, когда вы молоды, как молода Бэколл. Вот она перед нами – юная, дерзкая, незабываемая, живая. Лорен Бэколл умерла, но на этой фотографии она по-прежнему смотрит чуть свысока, по-прежнему манит и отталкивает, по-прежнему дразнит. Бэколл здесь очень молода, как и ее героиня. Если мы представим себя в этом возрасте, то вспомним, как сами трепетали и вибрировали, как были охвачены сомнениями и желаниями, как нас бросало то в жар, то в холод. Мы хотели казаться уверенными, напускали на себя решительный вид, но во многом это была лишь поза. Взгляд юнца еще только формируется, сам он взвинчен, в крови играет адреналин. Взгляд, в котором то и дело вспыхивает вопрос: «Дать бой или дать деру?»
Те, кто швырял камни в статую Микеланджело, тоже были взвинчены. Видимый мир стал для них полем боя. Когда австралийский кинематографист Баз Лурман снимал фильм «Ромео + Джульетта» по трагедии Шекспира, ему никак не давалась сцена первой встречи героев. Он ломал над этим голову, пока однажды вечером, ужиная в ресторане, не пошел в туалет. Стоя у раковины, он поднял глаза и вместо зеркала на стене увидел аквариум, а за ним такое же помещение с раковинами со стороны женской уборной. Он понял, что нашел визуальное решение. В нарочито вытянутом по горизонтали кадре Джульетта смотрит на Ромео, одетого в рыцарские доспехи: так Лурман отсылает нас к средневековым историям о куртуазно-утонченной любви – Абеляра и Элоизы, Данте и Беатриче, Ланселота и Гвиневры или (на Востоке) Лейли и Меджнуна.
«Ромео + Джульетта», Баз Лурман / Bazmark Films, Twentieth Century Fox Film Corporation, USA, 1996
В кадре из фильма Лурмана мы видим таких же юнцов, как наша итальянка. И этот образ заставляет задуматься, что влияет на нас, когда мы смотрим на тело другого человека. Что влияет на подростка? Что такое аквариум, что за вода в нем? В каждой любовной истории это еще и вопрос: «Что стоит у них на пути?» В случае Ромео и Джульетты это семья. Часто бывает так, что дом – камера-обскура, место, где мы начинаем понимать, что к чему, – стремится воспрепятствовать взрослению ребенка. Боится того, что может открыться глазам юного человека. Ведь созерцание бывает разрушительным, особенно когда предмет созерцания – тело. Эротические устремления подростков порой пугают тех, кто хочет, чтобы они навеки остались детьми.
Эта картина Тициана, законченная в 1559 году, рассказывает нам историю Актеона, который во время охоты случайно заглянул в грот, где купалась богиня Диана и ее нимфы.
Диана и нимфы, замеченные Актеоном. По картине Тициана © Knole, Kent, UK / National Trust Photographic Library / Bridgeman Images
Он отводит красный занавес и любуется их обнаженными телами; обнаружив его, нимфы приходят в смятение. В отместку Диана превращает Актеона в оленя, которому суждено погибнуть от клыков собственных охотничьих псов. Хотя Актеон и не имел намерения оскорбить богиню, он понес наказание за невольный взгляд, за отдернутый занавес, за попадание в силовое поле (как флорентинцы, смотревшие на «Давида», как мы с вами, когда смотрим на Бэколл, как Джульетта, впервые взглянувшая на Ромео) и, конечно, за то, что не отвел глаз. Его взгляд имел последствия – желание, возмездие, превращение и смерть. Актеон не замышлял дурного, однако, согласно феминистской терминологии, он оказался в силовом поле, по законам которого его взгляд трактуется как злодеяние. В книге «Искусство видеть» Джон Бёрджер говорит, что «присутствие женщины… определяет, что с нею может или не может быть сделано». Возможность смотреть на чье-то нагое тело зачастую является привилегией тех, у кого есть власть и богатство, в западной культуре это, как правило, состоятельные белые мужчины. Восприятие мира с таких исключительных позиций называется мужским взглядом. И поскольку подавляющее большинство художников, как и их покровителей, были мужчины, основное направление взгляда в мировой культуре – взгляд мужчины на женщину. Таков был мейнстрим.
Эдуар Мане. Завтрак на траве. 1863 / © Mus'ee d’Orsay, Paris, France
В 1863 году во Франции Эдуар Мане спутал все карты, изобразив сцену, в которой обыгрывался традиционный мужской взгляд. В этой сцене единственные, кто разглядывает обнаженную женщину, – это мы, зрители. Мужчины на картине не смотрят на нее. Они одеты по моде своего времени, этакие хипстеры XIX века. Следуя канону, логично было сделать женщину центром визуального притяжения, но Мане выстраивает совершенно неожиданные зрительные связи. Вожделеющими оказываемся мы с вами. Общепринятые правила здесь не работают. Мужчины полулежат, а обнаженная женщина сидит, выпрямив спину, и несколько настороженно, обеспокоенно смотрит на нас. Лишенная внимания своих кавалеров, она вовлекает в поле своего притяжения зрителей.
А теперь представьте себе, что обнажены мужчины, а женщина одета. И вы получите не менее запутанный визуальный клубок. Картина послужила основой для множества вариаций, включая обложку выпущенного в 1980-х альбома группы «Bow Wow Wow» под названием «Последний из могикан» и картину, созданную на радость поклонникам «Звёздных Войн», с обнаженной принцессой Леей, Дартом Вейдером и Чубаккой, занявшим место господина в коричневом сюртуке.
Гюстав Курбе. Происхождение мира. 1866 © Mus'ee d’Orsay, Paris, France / Bridgeman Images