Человек среди религий
Шрифт:
Но ему есть что отстаивать. И если он не ошибся в своём пути, он неминуемо выходит со временем на тот уровень, где находит свою созвучность, своё место в общем оркестре. Это не итог судьбы, а начало нового разворота: полноценного участия в соборном стремлении. Вместе с теми, чьи пути срастаются с его путём.
Религиозность делания
Работа, забота, делание – что может быть для человека привычнее? Но отношение к этой привычной необходимости колеблется между двумя полюсами. Один полюс (можно назвать его нижним) – это рабство у работы. Переживание её
Этот верхний полюс отношения к деланию (и соответствующая духовная наполненность самого дела) задаёт тональность ещё одного типа религиозного осуществления. Человек делающий идёт к Высшему через то, что он делает, – и наполняет дело тем, что знает о Высшем.
Здесь есть свои опасности. Две самые коварные из них – это отождествление своего "Дела" с Высшим или отождествление своего дела с собой. Трудно избежать их самостоятельно: чисто индивидуальная позиция по природе своей склоняет человека в ту сторону или в другую. В русле соборности, с помощью церкви это намного реальнее.
Соборность помогает видеть множественность дел и вместе с тем – их сближение в направлении к Высшему. Церковь должна замечать такое сближение и обладать уважением к деланию, чтобы помочь человеку созидающему. Всегда ли ей это свойственно?…
Возвышение делания входит в саму человеческую природу. Ведь в основе труда лежит прежде всего противодействие энтропии – первоочередная задача жизни в космической среде. Наблюдая мастерскую работу, мы говорим про того, кто её осуществляет: "он священнодействует". Любой труд, даже самый что ни на есть физический и материальный, может быть одухотворён особым отношением работника к нему, качеством выполнения, стремлением к совершенству.
Это не менее важно, разумеется, и для не материального труда. Отношение к своему делу здесь существеннее непосредственного его содержания.
Одухотворённое делание – это всегда творчество. На первых этапах развития личности оно может служить поискам призвания, может заводить в тупики (в тупики неудачи или в тупики успеха), но не перестаёт быть творчеством. И рано или поздно делание-разгадывание переходит в делание-осуществление, в плодоношение личности тем, на что она способна по своей сути.
Но проблема одухотворённости остаётся важной для любого этапа. Стоит потерять из виду Высшее – и смысл твоего дела окажется изменённым, даже если внешний его облик полностью сохранился. Большинство религиозных ритуалов направлено именно на то, чтобы напоминать о Высшем как о главном ориентире, чтобы снова и снова воссоединять представление о нём со своим повседневным деланием.
Задача всякого религиозного учения в том же: в установлении и поддержании связи того, чем человек живёт, что он делает, с Высшим. А тем самым – соединение всего того, в чём мы принимаем участие, в общий узор, в общую структуру, в общее дело.
Эгоцентризм является источником хаоса, распадения нашей общей жизни на индивидуальные фрагменты. Коллективизм, корпоративность – лишь укрупняют их. Представление о Высшем лишь возвращает нам надежду на полноценную гармонию.
Сказка про всеуловитель Арборея
Один великий, но никем не признанный учёный, по имени Арборей, изобрёл и соорудил ни на что не похожий аппарат: всеуловитель.
Этот аппарат умел улавливать все-все излучения, какие в природе существуют, известные науке и неизвестные, все-все частицы, и всё-всё такое прочее. Да ещё умел всеуловитель разобраться, откуда какая частица прилетела, откуда какой лучик пришёл, откуда какая волна приплыла. Всё это он в компьютере соединял и объёмное изображение создавал. Всё прямо вокруг тебя в комнате вырастало. Так что можно просто ходить и рассматривать со всех сторон, как мир устроен. Стрелку влево нажмёшь – побольше увеличение дашь. Можешь хоть атомы разглядывать, словно среди них и живёшь. Стрелку вправо нажимать будешь – можешь хоть всю вселенную вокруг себя увидеть.
Закончил Арборей свой всеуловитель и включил, чтобы отрегулировать. Начал аппарат работать – и оказался Арборей в густом лесу. Что за лес такой? Непонятно. Всё ведь выглядит совершенно необычно: никто ещё не мог увидеть все на свете излучения. Взял изобретатель дистанционный регулятор, стал нажимать стрелку вправо, чтобы пошире на мир взглянуть. Прежние деревья в травинки превратились, зато вокруг появились совсем громадные дерева. Снова Арборей в лесу, только лес ещё гуще.
Стал стрелку влево нажимать. Большие деревья из виду исчезли. Травинки опять деревьями оказались. На деревьях плоды висят. Ещё влево нажимает. Один из плодов всё больше, больше становится, пока Арборей внутри него не очутился. Ещё увеличивает, думает: какие же семена у этого плода? Только вокруг не семена оказались, а галактики космические. Тут понял Арборей, что плод этот и есть наша вселенная. "Ага, – думает, – теперь ясно, почему галактики разбегаются, как всем астрономам известно. Плод-то растёт, расширяется. Просто никто раньше вселенную в таком виде не наблюдал, вот и непонятно было".
Жмёт Арборей стрелку влево, усиливает увеличение. Уже и знакомые звёзды появились. Только сам космос странно выглядит. Словно весь из бесчисленных ниточек состоит. А это – лучи и лучики, которых мы обычно не видим. Всеуловитель ведь всякое излучение улавливает. И ниточки-лучи, как живые, всё друг с другом связывают, повсюду сигналы шлют.
Вот уже и Земля видна, и люди на улицах. И от каждого из людей тоже несчётно лучей тянется: то ли во все стороны расходятся, то ли со всех сторон сходятся.
Вот уже и себя самого Арборей рядом с собой видит. Он тоже весь паутиной лучей опутан. Рукой двинет или шаг сделает – все его лучи оживают, во все стороны сигналы идут; даже в космос уходят. Да если и пальцем не шевельнёт, просто подумает о чём-нибудь – ещё сильнее сигналы идут…
Устал Арборей, выключил свой аппарат. Спать пошёл. Засыпает, а сам старается только о хорошем думать. Ведь он же знал теперь, что лучи от любой мысли по всему космосу расходятся. Зачем вселенскому плоду лишнюю горчинку добавлять?
Соучастие
Как и всякая классификация, разделение религиозных путей осуществления на "созвучие", "стремление" и "делание" довольно условно и позволяет лишь окинуть взглядом общую картину. Что-то может быть камертоном судьбы, задавать ей основную тональность, но вряд ли это происходит в изолированном виде. Делание подразумевает и созвучие окружающему миру. Стремлению без созвучия суждено со временем угаснуть. Без делания стремление может даже приобрести карикатурный оттенок.