Человек за шкафом
Шрифт:
Ни в ясли, ни в детский сад Назаровы отдавать дочь не хотели, Таня решила заниматься Олей только сама. Но очень скоро она поняла, что сидеть целыми днями с ребенком в четырех стенах ей скучно. Ей стало казаться, что она закисла, обабилась. Стоя перед зеркалом, она с грустью рассматривала свою располневшую после беременности и родов фигуру и жаловалась Кате, что совершенно утратила привлекательность. А что, если Степан начнет поглядывать на других женщин? Вон у него на работе их сколько! И не только уборщицы да буфетчицы, но и секретарши начальников, и даже специалистки отделов и начальницы из бывших фронтовичек. Есть молодые, есть постарше,
Кому-то счастье нужно было устраивать, кому-то – не упускать. Татьяна начала заботиться о своей внешности и делала это куда старательнее, чем в юные годы. Да и возможностей у нее теперь было больше. Она шила платья у лучших московских портних, приглашала на дом модную парикмахершу, принимала ванны с травами или хвоей, делала маски для лица: огуречную, клубничную, овсяную, яблочную, лимонную – смотря по сезону – и каждый вечер мазалась самодельным кремом на основе сметаны, рецепт которого ей дала знакомая оперная певица.
И все равно Татьяна была собой недовольна. Не хватало чего-то, какого-то увлечения, какого-то дела, которому можно было бы себя посвятить, быть полезной обществу, быть значимой для себя самой. Ребенок отнимал много сил, но чем взрослее становилась Оля, тем больше у Тани появлялось свободного времени и тем чаще она задумывалась о том, что нужно чем-то заняться. Только она не знала чем. О работе не могло быть и речи, не было тогда принято, чтобы генеральские жены работали. Опять же ребенок маленький… Да и где работать-то? В больнице медсестрой? И жалко, очень жалко было огрубевших рук. Если бы руки были прежними, можно было бы продолжить заниматься музыкой, а так…
Чтобы как-то отвлечься, Татьяна начала ходить по концертам, театрам и музеям, и это ее по-настоящему увлекло. Как-то сами собой завязались нужные знакомства, в доме стали появляться интересные люди. Художники звали Назаровых на свои выставки, писатели дарили авторские экземпляры книг, актеры приглашали на спектакли со своим участием. Жизнь стала интересной, и Татьяна почувствовала себя по-настоящему счастливой. С радостью она делилась всеми новыми открытиями и впечатлениями со Степаном, и если он был не слишком уставшим, по вечерам обязательно волокла его «в люди».
Что касается Степана, то новое увлечение жены рождало в нем двойственное чувство. Конечно, ему нравилось видеть Татьяну радостной и воодушевленной – но ее новые знакомые вызывали у него тревогу. В силу своего положения Назаров слишком хорошо понимал, насколько опасно в Советском Союзе быть представителем творческой профессии. Одно неверное слово или чей-то донос – а завистников в этой среде немало – и все, на судьбе литератора или художника можно ставить крест. Угроза распространялась не только на него и его семью, но и на всех, кто их знал, кто с ними дружил или даже просто общался с ними. В один вечер могли арестовать неугодного поэта или драматурга, в другой уже вызывали «для беседы» тех, с кем тот поддерживал контакты. Это касалось далеко не только творческих людей. Все, кто занимал руководящие должности, тоже, как сказали бы сейчас, входили в группу риска, и Степан Егорович не мог этого не понимать.
– Может, нам еще ребенка завести, а, Танюша? А то и двоих… – спрашивал он у жены.
– Да, сынишки нам не хватает, – соглашалась Татьяна.
Однако со вторым ребенком так ничего и не получилось. И всю свою любовь и заботу супруги отдавали единственной дочери.
Меркулов заслушался Тамару и потому особенно удивился, когда рассказчица вдруг прервала историю.
– Про Ольгу я так подробно рассказать не смогу, – словно извиняясь, проговорила Тамара. – В это время моя мама у Назаровых не работала – у них с отцом неожиданно родилась я.
– Как жаль, – покачал головой Вилен. – Такая интересная история прерывается…
Меркулов хотел таким образом сказать комплимент своей собеседнице, выразить восхищение ее мастерством рассказчицы – но Тамара, очевидно, не совсем правильно его поняла. Она на минуту задумалась, а потом улыбнулась.
– Слушайте, а у меня есть идея, как вам помочь! – просияла она. – Тут неподалеку живет моя знакомая, Мария Альбертовна. Она из обрусевших испанцев. Ее отец переехал в Советский Союз во время гражданской войны в Испании, воевал в Великую Отечественную и был женат на русской. Но Мария все равно считает себя испанкой. Так вот, эта Мария, она меня старше на шесть лет, в детстве была задушевной подругой Оли Назаровой, они в школе за одной партой сидели. Хотите, я ей позвоню?
– А это удобно? – засомневался Вилен. Интуитивно он чувствовал, что история «того самого» шкафа еще только начинается, и был совсем не против, если появится еще один рассказчик. Тем более рассказчица.
– Да почему же нет? – улыбнулась собеседница. – Думаю, Мария, как и все мы, будет только рада вспомнить добрые старые времена. Надо только решить, как нам встретиться.
– Знаете что, Тамара Яковлевна, – предложил Меркулов. – У меня тут возникла идея. А что, если нам втроем сходить в кафе? Я приглашаю. Если хотите, могу встретить вас с Марией, где вам будет удобно, и отвезти на своей машине. Тут неподалеку, на Петровке, есть чудесное местечко, я его очень люблю. Там уютно, мало народу, а главное, тихо, нет этой жуткой, орущей во всю глотку музыки, как во многих других заведениях. У них отличный выбор оригинальных салатов и десерты замечательные… А? Как вы на это смотрите?
– Ну что вы такое придумали, вот еще, на кафе деньги тратить, там же цены, наверное, космические! – смутилась консьержка.
– Но послушайте, Тамара Яковлевна, – стал настаивать Меркулов. – Вы мне уделили столько времени, и дальше я надеюсь отнять у вас не меньше. Я человек деловой, понимаю цену этому самому времени и чувствую себя вашим должником. Позвольте сделать вам приятное, отблагодарить хоть немного. Тем более Мария Альбертовна, о которой вы говорите… Не здесь же нам с ней беседовать!..
Тамара Яковлевна на минуту задумалась. По ее простому открытому лицу ясно читалось, что ей очень хочется «выйти в свет», но она боится, как бы в этом предложении не крылся какой-то подвох. Немного поколебавшись, женщина, наконец, произнесла:
– Я позвоню Марии Альбертовне. Если она пойдет, то и я составлю вам компанию.
Она вытащила из ящика стола растрепанную записную книжку, отыскала нужную страницу, придвинула к себе стоявший на столе стационарный телефонный аппарат и набрала номер. К удовольствию Меркулова, русская испанка оказалась дома и после довольно-таки продолжительных переговоров и расспросов, кто, что и зачем, согласилась принять его предложение.