Человек-звезда. Жизненный путь Гая Юлия Цезаря

Акунов Вольфганг Викторович

Сестерций

«Безродные» римские финансисты предпочитали, особенно на первых порах, «не высовываться», действовать украдкою, исподтишка, руками других людей, своих вольных или невольных марионеток, публично выступавших за реализацию скрытых замыслов манипулировавших ими закулисных кукловодов. В качестве рупора, озвучивавших требования рвавшихся к власти плутократов, остававшихся в тени, выступали как обедневшие молодые аристократы (например, братья Тиберий и Гай Гракхи), более или менее охотно бравшие на себя предназначенную им кукловодами роль – порой из идеалистических побуждений (искреннего стремления облегчить положение сограждан, обделенных милостью Фортуны); порой – тревожась за судьбу Отечества, лишающегося своих защитников,

разоряемых алчными богачами, что день ото дня снижало обороноспособность республики; порою же – из вполне понятного желания прославиться либо из чисто карьерных соображений, так и «новые люди» вроде Гая Мария. Об этом красноречиво свидетельствуют события 100 года до Р. Х.

В Римском государстве, по законам которого обратиться напрямую (или, по-латыни – апеллировать) к народу значило совершить преступное деяние, дозволение кому-либо из граждан все-таки сделать это, нуждалось в четком юридическом обосновании. «Ius agеndi cum plеbi, то есть – право вести переговоры с народом и созывать народное собрание, было исключительной привилегией учреждения, право на которое плебеи обрели в борьбе с патрициями на заре римской истории, а именно – упомянутого нами выше народного трибуната, именовавшегося иногда для краткости просто трибунатом.

Различной формы орлы римских легионов

Народные трибуны избирались для защиты интересов плебса. Дверь их дома должна была оставаться открытой денно и нощно, чтобы к трибунам могли беспрепятственно входить сограждане, ищущие у них совета и защиты. Трибуны обладали огромной, хотя и весьма своеобразной, властью. Они не могли повелеть сделать то-то и то-то (и в этом смысле не были магистратами). Однако же народные трибуны могли повелеть, чтобы то-то или то-то не было сделано. Данная их прерогатива, придававшая ключевое значение институту народных трибунов в рамках римской государственной системы сдержек и противовесов, называлась «правом вето». Произнесенное народным трибуном в сенате слово «вето» («Запрещаю») могло парализовать все действия римского государственного аппарата, отменить любой закон или подзаконный акт (за исключением постановления цензора или диктатора) и вообще приостановить весь ход римской государственной машины. Народный трибунат был эффективным тормозом государственному произволу в интересах (простого) народа и серьезным противовесом претензиям аристократического римского сената на безраздельную власть. Не зря даже на «сигнумах» – боевых значках – «всегда непобедимых (pеr dеfinitionеm [35] )» римских легионов красовалась аббревиатура S. P. Q. R., расшифровываемая как SENATUS POPULUS QUE ROMANUS, СЕНАТУС ПОПУЛУСКВЕ РОМАНУС, то есть «РИМСКИЙ СЕНАТ “И НАРОД” (курсив наш – В. А.».

35

По определению (лат.)

Необходимость института народных трибунов как неотъемлемой части римской государственности за долгие столетия своего существования прочно укоренилась в правовом сознании римлян. Даже внучатый племянник и приемный сын Гая Юлия Цезаря – император Август – хотя и обладал фактически самодержавной монархической властью, официально обосновывал свое полновластие не, скажем, «Божественным произволением», или «милостью Божьей», но тем, что как римский сенат вручил ему высшую государственную власть – «проконсульский империй» (лат. impеrium proconsularе), так и римский народ – полномочия народного трибуна (лат. tribunitia potеstas).

Действовавшие неизменно «в тени» финансисты не сомневались в необходимости привлечения, в политической борьбе с сенаторским сословием, на свою сторону народных трибунов, сделать их рупором политических требований партии «популяров».

Политические перипетия этой борьбы были крайне сложны и запутаны. Не подлежит сомнению одно – борьба носила крайне ожесточенный характер. Обе стороны не стеснялись в выборе средств, в борьбу были втянуты не только верхушка, но и широкие массы римских граждан, понимавших, что речь идет об их коренных интересах.

Народные трибуны Сатурнин и Главция (Главкия), два видных сторонника партии «популяров», внесли на рассмотрение сената два законопроекта, вызвавшие большое общественное внимание и волнение. Первый законопроект предусматривал значительное снижение цен на хлеб в интересах городского плебса (которому даровые хлебные подачки от власть имущих доставались не ежедневно, а лишь от случая к случаю). Второй касался распределения земли. Сатурнин и Главция предложили безвозмездно наделить каждого ветерана армии Гая Мария земельным участком размером в сто югеров [36]

на территории римской Африки (отвоеванной в свое время «ромулидами» у карфагенян) либо же отвоеванных «энеадами» у кимвров и тевтонов «со товарищи» областей Галлии (хотя последние, собственно говоря, принадлежали галлам, римлян это мало волновало).

36

Югер – римская мера поверхности, служившая для измерения пахотного поля и означавшая буквально площадь, которую можно вспахать за день 1 парой (лат. uno iugo), волов, впряженных в ярмо (лат. iugum). Югер был равен примерно 2500 квадратных метров.

Оба законопроекта должны были поразить крупных аристократов-латифундистов в самое сердце. В воздухе Града на Тибре, раскинувшегося на семи холмах – Авентине, Виминале («ивовом холме»), Капитолии, Квиринале (посвященном богу войны Квирину-Марсу), Палатине, Целии (названном в честь этрусского «полевого командира» Целеса Вибенны, получившего, в благодарность за военную поддержку, оказанную одному из римских царей, территорию холма для поселения ветеранов своего военного отряда) и Эсквилине – запахло грозой…

Обе стороны вознамерились отстаивать свои жизненно важные интересы всеми доступными им средствам. Плебс явился на избирательное собрание (или, по-латыни – «комиции»), вооруженный дубинками, но столкнулся с навербованными сенаторской кликой бандами громил-боевиков, явившихся также не с голыми руками. Произошли уличные столкновения, пролилась кровь римских граждан, тела убитых в схватках сторонников обеих партий усеяли мостовые «Вечного Города». Жирную черту под беспорядками подвели, наконец, «контрактники» Мария, появившиеся на столичном «театре военных действий» в полном вооружении. Убежденный этим «последним доводом», или, как говорили римляне, «ultima ratio», сенат принял оба законопроекта. Однако это было только полдела. Теперь было необходимо провести принятые законопроекты в жизнь. Сатурнин был повторно избран народным трибуном. Главция же метил куда выше. Он вознамерился стать консулом, чтобы окончательно гарантировать осуществление задуманного.

Беспорядки не прекращались. «Вечный Город» содрогался от охватившей его форменной оргии поджогов, политических убийств и столкновений вооруженных шаек боевиков противоборствующих сторон. Сенат решил, наконец, что настал час решительных действий и объявил Отечество в опасности. Произнесением ритуальной формулы: «Да позаботятся консулы о том, чтобы государство не понесло ущерба…», означавшей, выражаясь современным языком, введение чрезвычайного положения, вся полнота власти была передана консулу Гаю Марию, обязанному теперь «по должности», «невзирая на лица», силой оружия усмирить гражданскую смуту.

Великий полководец подчинился. Он приказал связанным с ним клятвой верности «контрактникам» осадить своих недавних друзей и «товарищей по партии» Сатурнина и Главцию, пленить их и убить на месте в его, Мария, присутствии. Хотя впоследствии Гай Марий (если верить анналистам) и утверждал, что не имел к убийству обоих смутьянов никакого отношения…

Раздача зернового хлеба в Древнем Риме

Что же, в сущности, произошло? Да ничего особенного (подобное случалось в «Вечном Городе» и раньше – достаточно вспомнить хотя бы трагическую судьбу других «народных заступников» – братьев Тиберия и Гая Гракхов). Но, изучив вопрос внимательнее, понимаешь, что наделение ветеранов армии Мария землей в провинциях нанесло бы немалый ущерб не только интересам аристократов-латифундистов из сенаторского сословия, но и интересам откупщиков и финансистов из сословия «всадников». Сатурнин и Главция, мягко говоря, «зарвались», зашли слишком далеко – в этом мнении «оптиматский» сенат сходился с «популярской» оппозиций. Сойдясь во мнении, они «свистнули» своему верному сторожевому псу Гаю Марию, сказали ему «Фас!» (конечно, по-латыни) и проследили за тем, как он загрыз обоих «левых [37] радикалов», обезглавив тем самым народное движение и несколько снизив общественный накал (хотя бы на некоторое время)…

37

Автор настоящего правдивого повествования извиняется перед уважаемым читателем за этот анахронизм, сознательно допущенный им, чтобы «осовременить» расстановку политических сил в поздней римской Республике, в целях лучшего понимания ее читателем. В действительности же деление политических партий, движений и сил на «левые» («прогрессивные») и «правые» («консервативные», «реакционные») возникло лишь в конце XVIII века, в связи с соответствующим размещением депутатов французского Национального (Учредительного, Конституционного) Собрания, а впоследствии – Конвента.