Чем черт не шутит
Шрифт:
– Ну да?
– Ты была очень занята. То в заложницах, то на хакера училась. А у нас тут много чего произошло…
Интерпретация Гамигина текущих событий была мне не особенна интересна. Анс, вообще-то, не был склонен
Ворона сидела на своем суку. Но, приметив меня, тут же перелетела на карниз. А когда я приоткрыл окно, уверенно, по-деловому, как хозяйка зашла в квартиру.
Я протянул к ней палец. Ворона пригнулась, развела крылья в стороны и угрожающе приоткрыла клюв. Клюв у нее был большой и производил должное впечатление. Я спрятал руку за спину и пошел на кухню за колбасой.
Я достал из холодильника батон сервелата, отрезал приличный кусок и нарубил его на мелкие кубики.
Вернувшись в комнату, я поставил тарелку с колбасой перед вороной, и та сразу же принялась за дело.
Я уже хотел был идти вниз, оставив окно приоткрытым. Но тут заверещал коммуникатор.
На этот раз номер определился. Звонил полковник Малинин. Я недовольно поморщился. Надо же, и этот уже на ногах. В такую-то рань! И что им всем не спится?
– Доброе утро, Вячеслав Семенович!
– Так, Каштаков, бегом ко мне, – командирским тоном отдал приказ Малинин.
– С вещами? – насторожился я.
– Нет. Но живенько.
– А, что случилось?
– Есть дело.
– Серьезное?
Мне почему-то пришла в голову пельменная, которую Малинин расхваливал пару дней назад.
– Каштаков, не задавай дурацких вопросов. Садись в машину и лети на Лубянку.
– Вы хотя бы намекните, Вячеслав Семенович! – взмолился я. – Это связано с…
– Нет!
– Тогда – что?
– Каштаков, – Малинин понизил голос почти до шепота. – Ты когда-нибудь с Президентом за ручку здоровался?
– Нет.
– Так вот, имеешь шанс.
Что и сказать, неожиданный поворот темы.
– А, может, завтра? Мы с друзьями в кафе собирались…
– Кончай дурковать, Каштаков. Жду.
Сказал и отключился. Оставив меня в растерянности и недоумении.
Я посмотрел на погасший экран коммуникатора. Перевел взгляд на клюющую колбасу ворону.
– Ну, вот ты, мудрая птица, можешь мне сказать, когда все это закончится?
Услыхав голос, ворона вскинула голову. Посмотрела на меня долгим, умным взором. И каркнула:
– Nevermore!