Шрифт:
Чепешев-супермен
(криминальный роман)
Глава 1
Чепешев возвращался домой за полночь. Для майора юстиции Чепешева Станислава Георгиевича, следователя по особо важным делам следственного комитета, это было в порядке вещей.
На улице противно моросил дождь, под ногами хлюпало мерзкое сырое болото, и он без особого удовольствия вспомнил, что еще и не ужинал сегодня, впрочем, как всегда.
Какая прелесть, забрав голову в намокший воротник, воодушевленно подумал он, что с завтрашнего для никто его не сможет доставать. Не надо будет вскакивать чуть свет
Ха! – непредумышленным! Если оно и дальше так пойдет, вопреки здравому смыслу – невесело, подумал он, то попрут тебя не в отпуск, а на пенсию!
То, что профессия не должна накладывать на человека свой отпечаток, он был давно и твердо убежден. Это же понятно – стоит только начать поддаваться на уговоры своего ленивого «я», и ты уже не заметишь, как сначала начнешь подводить одну аналогию под другую, потом бросаться громкими заявлениями, а, в конце концов, видеть вокруг себя одни сплошные безобразия и обвинять всех и вся без разбору.
Такой расклад он определил для себя еще на заре своей службы, когда, будучи неопытным практикантом, не имея за душой ни особых навыков, ни глубоких познаний, пошел наперекор матерому следаку: поверил единственному, да к тому же ненадежному свидетелю.
Ох и натерпелся же он тогда от всего милицейского собратства! Начиная от своего непосредственного наставника и заканчивая начальником райотдела. А в итоге оказался прав!
Видно, тогда-то и были заложены первые кирпичики в основание репутации так называемой «белой вороны». Ну не было у него ни одного дела, которое бы он провел так, как бы этого от него ожидали.
Вначале, естественно, в производстве у него находилась одна повальная бытовуха, и его лишь слегка журили за самодеятельность. А потом, когда он окреп, встал на ноги и начал делать план чуть ли не целого отдела, эту его манеру ведения расследования стали считать характерной чертой, своеобразным почерком, присущим профессионалу высочайшего разряда. За что, собственно, его и ценили.
«Так, о чем это я? – открывая дверь своей квартиры, спохватился он. – А, так все о том же!»
Он по-быстрому зашел внутрь, снял мокрые ботинки, скинул плащ и торопливым шагом прошел в кухню. Заглотить бутерброд и попить чайку – это все, что ему оставалось до завтрашнего утра. Точнее было бы сказать – до сегодняшнего, но такого рода несоответствия его не занимали. Потому что занимали другие.
Он поставил чайник, уселся за стол и, намазывая масло на хлеб, продолжил свои размышления.
Когда профессиональный сленг вклинивался в обычную разговорную речь, то для него это всегда было сигналом. Того, что вот-вот начнет происходить. Шаг за шагом и незаметно для самого себя. Вот это было то, что его волновало. Он так ревностно следил за тем, чтобы не скатываться к профессиональной зашоренности, что заработал на этом пунктик.
Впрочем, сегодня речь была не о нем.
Сегодня новость об отпуске свалилась на него как снег на голову. Ваня Терентьев как раз и послужил для него тем самым лотерейным билетиком, благодаря которому с завтрашнего дня он мог «непредумышленно» – а, попросту говоря, – нежданно-негаданно – направиться на все
Что-то там такое у него, Терентьева, по семейным обстоятельствам стряслось, что и график отпусков надо было срочно утрясать. Утрясти решено было Чепешевым. Обмен был, конечно, неравноценным, но другого выхода у начальства, похоже, просто не нашлось. Вот так он и казался в положении отпускника.
Чайник закипел, Стас налил себе чашку чая, кинул ветчину поверх хлеба с маслом и, устроившись поудобнее, укусил бутерброд.
Пищеварение у него в животе тут же радостно откликнулось на этот жизнеутверждающий посыл, но он вдруг подумал, что до полной идиллии ему чего-то явно не хватает. Ощущение было такое, что он чего-то не доделал. Не поставил заключительный аккорд в очередном деле, что ли? Или навроде того.
Почему его выбор пал именно на служебные дела, он так и не понял, – хотя о чем еще думать тридцатисемилетнему разведенному мужчине в два часа ночи?! – но, тем не менее, стал усиленно соображать, что бы это могло быть.
Он уже собирался лечь спать, когда в голове отчаянно пронеслась заблудившаяся мысль: «Так ведь это же из-за вчерашнего осмотра в Зеленом переулке!»
Ну конечно! Тут и думать нечего! И как это он сразу не сообразил?! Еще вчера он подумал, что следовало бы обратить внимание на ход этого дела, а тут – катавасия с отпуском… Да.., теперь такой возможности у него не будет… Хм… А, кроме того, еще и само дело: возбудят или нет – большой вопрос…
Вчера он в этом не был так уверен…
Что-то с самого начала не понравилось ему там, на месте происшествия. Все говорило о том, что никакого происшествия-то и нет, если, конечно, не считать, что хозяйка квартиры – Симакова Вера Игнатьевна, так или иначе, отправилась в мир иной. Но у него сложилось странное впечатление, что здесь что-то не так.
Хозяйку обнаружила соседка – Ольга Петровна Мищенко, которая после вечерней прогулки с собакой возвращалась домой.
Увидев приоткрытой дверь соседской квартиры, что напротив ее собственной, она нерешительно затопталась на месте, соображая, что к чему и, слегка вытянув шею в пугающую неизвестность, позвала Симакову по имени-отчеству. На зов никто не ответил.
Женщине это показалось, как минимум, странным, учитывая, что Вера Игнатьевна и на порог-то не всякого пускала. Она прикинула, чего бы такого еще предпринять и, на всякий случай, постучала в дверь. Увы, с тем же успехом.
Тогда Ольга Петровна привязала пса к лестничному поручню и неуверенно зашла внутрь. Пес на лестничной клетке начал потихоньку завывать, что придало ужаса и без того гнетущей обстановке, Ольга Петровна остановилась и нервно заводила глазами. Идти дальше стало страшно, и она так и застыла, на распутье.
Судорожно соображая, куда же все-таки податься – назад или вперед, она еще немного помедлила, но все же решила довести начатое до конца. Слегка поеживаясь и с опаской озираясь по сторонам, женщина проследовала по темному коридору и оказалась в ярко освещенной гостиной.
То, что она там увидела, повергло ее в шок.
Хозяйка квартиры, хорошо известная ей Симакова Вера Игнатьевна лежала посреди огромной комнаты на полу, широко распластав руки в разные стороны, а рядом с ней, на коленках, примостилась ее племянница – Саша Заварзина.