Черчилль: быть лидером
Шрифт:
На следующий день Рузвельт вернулся в Соединенные Штаты. В полдень Черчилль телеграфировал своей жене: «Мы остановились на вилле Тейлора. Погода прекрасная. Я собираюсь немного порисовать. Мой друг уехал. Все признали, что я не переоценил красоту этого места». [496] Забравшись на башню, Уинстон в течение длительного времени молча смотрел на Атласские горы. Затем сел за мольберт, раскрыл стол и приступил к рисованию. [497] Картина, написанная Черчиллем в тот день, станет единственной за все шесть лет Второй мировой. Он подарит ее Рузвельту в память об их совместном заходе солнца.
496
Gilbert M. Winston S. Churchill. V. VII.
497
Запись от 24 января 1943 года. Moran C. Op. cit. P. 100.
Телохранитель Черчилля инспектор Томсон вспоминал, что во время знаменитых военных переездов Уинстон часто брал с собой мольберты, холсты и краски. Однако он «редко бывал слишком оптимистичен», [498] чтобы обращаться к творчеству. Исключением был только конец 1943 года. После Тегеранской конференции Черчилль заболел воспалением легких и был вынужден отправиться для поправки здоровья на виллу Тейлора, вновь наслаждаясь дорогим Марракешем. Состояние Уинстона не на шутку пугало его близких. Сам же Черчилль смотрел на происходящее стоически, признаваясь своей дочери Саре:
498
Coombs D. Sir Winston Churchill\'s Life Through his Paintings. P. 163.
— Если я умру, не волнуйся: война уже выиграна! [499]
Теперь у него было достаточно свободного времени, чтобы между совещаниями с Эйзенхауэром и Монтгомери об открытии второго фронта заняться живописью, в очередной раз зарисовав любимый пейзаж.
— Более подходящего места трудно было и найти, — вспоминал Вальтер Томсон, — вся сцена была наполнена буйством света, что всегда вдохновляло его ум. [500]
Однако ничего не произошло. За день до нового, 1944 года Уинстон признался Клементине:
499
Gilbert M. Op. cit. V. VII. Р. 606.
500
Coombs D. Op. cit. P. 163.
— Дорогая, я недостаточно силен для занятий живописью. [501]
В остальные же дни борьба за мир поглощала всю энергию британского премьера, не оставляя ему времени для мольберта и красок.
Одержав в мае 1945 года победу над фашизмом, Черчилль был готов продолжить борьбу против распространения коммунистической диктатуры. Но английский народ думал иначе. На вторую половину июля в Великобритании объявят всеобщие выборы, не проводившиеся ни разу за последние десять лет. Подсчет голосов состоится в четверг 26 июля 1945 года. За день до этого, 25 июля, Уинстон, плодотворно поработав до четверти второго ночи, отправится спать с «верой, что британцы пожелают, чтобы я продолжал работу». [502]
501
Gilbert M. Churchill. A Life. P. 765.
502
Gilbert M. Winston S. Churchill. V. VIII. Р. 105.
На следующее утро премьер проснется от резкой физической боли, словно предвещающей предстоящую трагедию. 26 июля станет черным четвергом для семьи Черчиллей. Уже в середине дня станет ясно, что консерваторы потерпели сокрушительное поражение. Среди потерявших свои места в парламенте окажутся сын Уинстона Рандольф и его зять Дункан Сендис. Когда лорд Моран, пытаясь успокоить Черчилля, заговорит о «неблагодарности» английского народа, Уинстон оборвет его, сказав:
— О нет! у них были трудные времена. [503]
503
Запись от 26 июля 1945 года. Moran C. Struggle for Survival. P. 3.
Одному из своих помощников капитану Пиму он признается:
— Англичане проголосовали так, как посчитали нужным. Это и есть демократия. За нее мы с вами и боремся.
Несмотря на все благородство, в глубине души Черчилль был обескуражен. Вернувшись после аудиенции у короля Георга VI, он с горечью в голосе произнесет:
— Это мучительно больно после всех этих лет лишиться поводьев.
— По крайней мере, сэр, вы выиграли скачки, — заметит кто-то из присутствующих.
— Да, и после этого меня выкинули прочь, — не своим голосом ответит Уинстон.
Покидая дом номер 10 по Даунинг-стрит, Черчилль скажет Энтони Идену:
— Тридцать лет моей жизни связаны с этими комнатами. Я больше никогда не буду сидеть здесь. Вы будете, но не я.
Было ли данное поражение трагедией или спасением? Клементина, больше склонявшаяся ко второму варианту, попытается утешить своего мужа:
— Возможно, и в этом поражении есть свои скрытые плюсы.
Но Уинстон ее не слышал.
— Если они и есть, то они скрыты настолько хорошо, что я их не вижу, — резко ответит он. [504]
504
Gilbert M. Op. cit. V. VIII. P. 108–111.
Результаты выборов не просто лишили Черчилля поста премьера, они лишили его самого главного — деятельности. Меньше чем через две недели после поражения Уинстон признается лорду Морану:
— Я не могу приучать себя к безделью всю оставшуюся жизнь. Намного лучше быть убитым в самолете или умереть, как Рузвельт. Теперь я иду спать в полночь, потому что мне нечего больше делать. [505]
Оказавшись в бездеятельном вакууме, Черчилль в который уже раз в своей жизни почувствовал приближение «черного пса». Чтобы окончательно не пасть жертвой депрессивного монстра, Уинстон, как и за тридцать лет до этого, обратится к мольберту, скипидару и краскам. В сентябре 1945 года он отправится в Италию на виллу де ля Роза, бывший военный штаб своего друга фельдмаршала Алексендера, где постарается возобновить занятия живописью. Как вспоминает его дочь Сара:
505
Запись от 8 августа 1945 года. Moran C. Op. cit. P. 6.
— Первая картина оказалась успешной — ярко освещенное озеро и лодки под нависшим утесом с миниатюрной деревней, расположенной у основания в солнечном свете.
Вечером Уинстон признается ей:
— У меня сегодня был счастливый день.
«Сложно сказать, как давно я не слышала от него подобное», — напишет Сара в письме к своей матери. [506]
Личный врач Черчилля был свидетелем этих событий, он так описывает настроение Уинстона: «Когда Уинстон находил подходящий вид, чтобы запечатлеть его на холсте, он садился и работал в течение пяти часов, с кистями в руках, лишь изредка отвлекаясь, чтобы поправить свое сомбреро, постоянно спадающее на брови». [507]
506
Gilbert M. Op. cit. V. VIII. P. 134.
507
Запись от 3 сентября 1945 года. Moran C. Op. cit. P. 12–13.
Всего за двадцать пять дней итальянских каникул Уинстоном будет написано пятнадцать картин. Как и за тридцать лет до этого, живопись окажет благотворное воздействие на душевный мир британского политика. Однажды, когда они оба с Алексендером сидели около своих мольбертов и рисовали местный пейзаж озера Комо, Черчилль прервался и произнес:
— Ты знаешь, после того как я лишился поста, я думал, что это слишком жестоко, учитывая, через что мне пришлось пройти.
Сказав это, он улыбнулся, окинул рукой пейзаж, который пытался перенести на холст, и затем добавил: