Черчилль и евреи

Если брать любую из этих трех тем по отдельности – Черчилль, евреи и сионизм, – то каждая из них является крайне интересной. Если же исследовать их не по отдельности, а вместе, то они позволяют проследить интереснейшее взаимодействие этой выдающейся личности и еврейского народа, которые оба окружены множеством проблем и противоречий. Прошло почти сорок лет с тех пор, как я начал собирать материал для этой книги. Первого сентября 1969 года я провел целый день в беседе с сэром Эдвардом Льюисом Спирсом – генералом, многолетним другом Черчилля и его соратником по военной службе, по занятиям историей и по работе в парламенте. Сидя в своем уютном доме, расположенном в английской сельской местности, Спирс призывал меня нарисовать полный, без каких-либо купюр портрет этого великого

человека – пусть даже и со всеми возможными изъянами и противоречиями. Когда он убедился, что я действительно намерен создать полный портрет Черчилля, то доверительным тоном произнес: «Даже у Уинстона был один недостаток – он был слишком привязан к евреям».

Замечание генерала натолкнуло меня на мысль попытаться заглянуть в этот «недостаток» поглубже. Как именно он проявлялся? Как это повлияло на ход истории? Повлияла ли эта «привязанность» на судьбы евреев во время Второй мировой войны? Оказала ли она воздействие на возникновение Государства Израиль в 1948 году? Почему она считалась «недостатком»? Было ли это просто «привязанностью» или же каким-то более глубоким чувством?

В течение более чем полувека жизнь Черчилля была связана с еврейскими проблемами. В его бытность молодым членом парламента с 1904 по 1908 год у него было много избирателей-евреев. В качестве члена кабинета министров в 1921–1922 годах он отвечал за разработку статуса еврейского национального очага в Палестине. Являясь лидером страны во время войны с 1940 по 1945 год, он противостоял военной мощи и тирании нацистской Германии. Будучи премьер-министром в мирное время с 1951 по 1956 год, в первое десятилетие существования Государства Израиль, он был в курсе проблем и нужд еврейского государства и относился к ним с симпатией. Несмотря на то что это не пользовалось особой популярностью ни среди коллег-парламентариев Черчилля, ни среди его современников, У. Черчилль настойчиво боролся тем, что он называл «антисемитскими предрассудками», и старался поддержать чаяния евреев – как граждан Великобритании, так и тех, кто непосредственно стоял у истоков создания Израиля.

Один из членов британского парламента предупреждал Черчилля, что из-за его поддержки сионистских устремлений в Палестине тот окажется лицом к лицу с «передающейся по наследству неприязнью к еврейской расе, существующей во всем мире». Однако Черчилль все равно не отступил. Хотя он никогда не являлся безоговорочным сторонником сионизма, он проявлял себя по отношению к нему как один из его наиболее стойких союзников и защитников. Черчилль высоко ценил евреев, которые зачастую были объектом презрения, неприязни, недоверия и жестокости, и хотел, чтобы они заняли то место в мире, которое должно было по справедливости принадлежать им. В то самое время когда он публично осуждал акты террора против британцев в Палестине, которые совершали еврейские боевики, он доверительно заявил своему другу-еврею, смущенному столь жесткой критикой Черчилля: «Еврейский народ хорошо знает, что я его друг». Это было действительно так. Он проявлял себя как друг евреев именно тогда, когда это было особенно необходимо, и он являлся при этом их настоящим другом.

Лондон,

5 февраля 2007 г.

У Черчилля в роду не было предков-евреев. Когда он порой ронял замечания о своем «экзотическом происхождении», то это являлось намеком на то, что у него мог иметься далекий предок из числа североамериканских индейцев. Но с самых ранних лет он увлекался историей еврейского народа. В годы учебы в Харроу он тщательно изучал Ветхий Завет. Эта книга стала источником его образования и дала питательную пищу его воображению. Одно из его первых школьных сочинений называлось «Палестина во времена Иоанна Крестителя». Описывая фарисеев, он просил своего читателя – в данном случае им был его преподаватель – не быть слишком строгим по отношению к этой «жестокой» еврейской секте. «У них было множество недостатков, – писал он и тут же добавлял: – А у кого их мало?» Поскольку ему было лишь тринадцать лет и он был тогда еще школьником, ему следует простить то, что в том же сочинении он упоминает о «минаретах», будто бы украшавших Сионский храм.

Отец Уинстона Черчилля, лорд Рэндольф Черчилль был известен своей тесной дружбой с евреями. Завсегдатаи британских клубов сплетничали о том, что у него было много друзей-евреев, а члены семьи упрекали его за то, что он приглашал евреев к себе домой. Однажды, когда он гостил в поместье одного из своих друзей, один видный аристократ приветствовал его словами: «Лорд Рэндольф, не привезли ли вы с собой ваших еврейских друзей?» На что тот ответил: «Нет, я не думаю, что их могла бы позабавить здешняя компания» [1] .

Как преданный сын, всегда жаждавший одобрения своего отца, Уинстон Черчилль принимал его сторону во время дискуссий, где затрагивались проблемы евреев. Евреи, с которыми его отец был знаком и которых он приглашал к себе в дом, были выдающимися людьми, сумевшими многого добиться в жизни. Одним из них был «Нэтти» Ротшильд – первый барон Ротшильд, глава лондонской ветви банкирской семьи Ротшильдов, ставший в 1885 году первым евреем – членом палаты лордов. Другим был родившийся в немецком Кельне сэр Эрнест Кассель – банкир, близкий друг принца Уэльского, будущего короля Эдуарда VII.

Когда отец Черчилля потерял в 1892 году надежду на то, что Уинстон сумеет сдать экзамены, необходимые для зачисления на военную службу, он собирался пристроить его к какому-нибудь делу. При этом он был уверен, что с помощью Ротшильда или Касселя сумеет подыскать сыну какую-то достойную работу. Незадолго до того как Уинстону исполнилось девятнадцать лет, отец взял его с собой, направляясь погостить в Тринг-Парк – загородное поместье лорда Ротшильда. Визит прошел удачно. «Уинстону в Тринг-Парке уделили очень много внимания», – писал лорд Рэндольф бабушке Черчилля.

Перед своим восемнадцатым днем рождения Черчилль упомянул в письме к матери о том, что «молодой Ротшильд» – Натаниэль, второй сын первого барона Ротшильда, учившийся вместе с ним в Харроу, «жадно пожирал яйца и все остальное. Это выглядело отвратительно!» Пятьдесят лет спустя уже сын «молодого Ротшильда», Виктор Ротшильд, ставший перед Второй мировой войной третьим бароном Ротшильдом, занимался проверкой получаемых Черчиллем подарков в виде еды и сигар на предмет обнаружения в них яда. За храбрость, проявленную Виктором Ротшильдом при обезвреживании бомбы, спрятанной в ящике с луком – бомбы, которая должна была взорваться в одном из британских портов, – Черчилль представил его к награждению Крестом Георга.

Другой хорошо знакомой Черчиллю ветвью семейства Ротшильдов была семья Леопольда Ротшильда, в чьем доме в Ганнерсбери неподалеку от Лондона он обедал в 1895 году в бытность свою младшим офицером британской армии, и с сыном которого, Лайонелом, ставшим впоследствии членом парламента от партии консерваторов, он дружил. Лайонел учился в школе вместе с младшим братом Черчилля Джеком. «Он симпатичный паренек, – писал Черчилль Джеку, – и Лео Ротшильд будет тебе очень благодарен, если ты позаботишься о нем». Черчилль добавлял: «Их благодарность может облечься в практическую форму, поскольку у них есть очаровательное имение в Ганнерсбери, куда они могут тебя пригласить».

Еврейским приятелем родителей Черчилля был также родившийся в Германии специалист по болезням горла сэр Феликс Симон. В 1896 году, незадолго до того как Черчилль отправился служить в Индию, он консультировался с Симоном по поводу своего дефекта речи – неспособности произносить букву «c». Исправить этот дефект можно было с помощью операции, но Симон отговорил Черчилля от ее проведения, объяснив будущему премьеру, что «при надлежащем терпении и настойчивости» тот сможет научиться бегло говорить и без операции. «Я только что познакомился с совершенно удивительным молодым человеком», – рассказывал после встречи с Черчиллем Симон своей жене. Делясь с Симоном своими планами, связанными с военной службой, Черчилль признался: «Конечно, в мои планы не входит стать профессиональным военным. Я лишь хочу набраться опыта. Когда-нибудь я стану государственным деятелем – таким же, как мой отец».