Через Антарктиду
Шрифт:
11 февраля оказалось грустным днем. Хемп, одна из собак упряжки Джорджа, уже некоторое время болела, и каюры не могли поставить диагноз. У нее раздулось брюхо, она стала двигаться медленно, хромала и, очевидно, очень страдала. Не было никакой возможности остановиться и полечить ее, даже если бы они распознали это странное заболевание. Джорджу Маршу пришлось принять трудное решение – пристрелить друга, который на протяжении стольких миль тащил его сани. Хемп умер сразу, но смерть его омрачила радость возвращения домой.
14 февраля, в полдень, обе упряжки достигли склада на леднике Скелтона, а через 18 минут прилетел Билл Кренфилд, доставивший им еще продовольствие и пачку корреспонденции.
Утром 21-го путешественники были всего в 60 милях от
Вечером Боб и Джордж разбили лагерь в 30 милях от базы. Их прибытия ожидали на базе Скотт на другой день, и в 7 часов вечера все новозеландцы пошли через торосы им навстречу, чтобы сопровождать до дома. Когда накормили и привязали собак, в честь Боба и Джорджа дали специальный обед, а затем представили куче газетных корреспондентов, явившихся с американской базы послушать их рассказ о путешествии. В этот вечер они с наслаждением выкупались в первый раз за 4, 5 месяца.
Как в описании деятельности Северной партии, здесь можно было дать только самый общий очерк очень длинного похода в 1670 миль , проделанного Южной партией. Вся экспедиция справедливо гордится выдержкой людей, пройденным ими расстоянием и топографическими работами, которые им удалось выполнить. То, что склады устраивались с помощью самолетов, а не предварительными санными походами, ни в какой мере не умаляет значения того факта, что крохотный отряд в продолжение пяти месяцев непрерывно находился в пути. Это обстоятельство доказывает, что наилучшего использования собак можно добиться при поддержке их с воздуха, позволяющей совершить на собачьих упряжках далекий поход в течение одного сезона; без такой поддержки подобный поход пришлось бы растянуть на два сезона.
Глава 16
Поход начинается
Хотя мы достигли Саут-Айса 13 ноября, но погода помешала нам вылететь в Шеклтон раньше 15-го. Это значило, что мы уже опаздываем на один день с началом трансконтинентального похода. На базе я убедился, что там все активно готовятся к главному походу; в то же время их беспокоило наше медленное продвижение к Саут-Айсу. Естественно, нелегко им было представить себе все наши трудности по тем кратким сообщениям, какие можно передавать по радио, да еще при наличии многих помех. Теперь, когда была доказана возможность вести машины по выбранному маршруту и все снова трудились вместе, чувство уныния, какое начало было замечаться, исчезло, и дело двинулось вперед ускоренным темпом.
Была назначена новая дата отправления – 24-е; я надеялся во время похода возместить потерянное время. Зная теперь маршрут, мы полагали, что сможем укоротить расстояние примерно на 70 миль , а следы похода и оставленные нами вехи ускорят паше движение, хотя снова придется зондировать дорогу через трещины.
Проходили последние дни перед отправлением. Темп нашей работы держался на самом высоком уровне, а комната радио была завалена последними сообщениями и телефонными вызовами Лондонского управления экспедиции, наших родственников, других антарктических станций, Би-Би-Си и прессы.
В это время я направил последнее послание из Шеклтона Эдмунду Хиллари, который вышел в поход с другой стороны континента. Я давал краткую оценку положения на нашей стороне и при этом оказался слишком пессимистично настроенным, так как впоследствии мы прибыли на базу Скотт на семь дней раньше намеченной даты.
«Хиллари.
Из-за потери 39 дней на пробивание дороги к Саут-Айсу наш выход откладывается на десять дней; пропали 200 миль , которые нужно набрать, чтобы выдержать темп 20 миль в день. Будем пытаться. Пробег до Саут-Айса 400 миль , следующий раз будет 330. Сейсмический
Банни»
Начались сборы. Дело осложнялось необходимостью сортировать то, что упаковывалось, в зависимости от назначения предмета: отдельно то, что нужно для главного похода; отдельно то, что будет отправляться в последнем полете в Халли-Бей: оттуда некоторые предметы заберут американские самолеты из Элсуэрта (капитан Ронн любезно предложил помочь нам отправить кое-что из ценного оборудования и личных вещей); наконец, отдельно все те вещи, которые мы были вынуждены оставить на базе. 22-го началась погрузка на сани 20 тонн продовольствия, горючего и материальной части.
Вечером стало ясно, что если погода удержится, то мы выедем в назначенный день; поэтому Джон Льюис приготовил специальный прощальный ужин – наш последний праздник в Шеклтоне. На следующий день закончили погрузку всего тяжелого, но работа продолжалась до глубокой ночи, и многие из нас легли спать только в 5 часов утра. Не удивительно поэтому, что, несмотря на намерение выехать 24-го ночью в половине третьего, мы выехали только в 6 часов 40 минут утра. Как раз в момент выхода прибыла партия с аргентинской станции, расположенной в 20 милях от нашей базы, и они вместе с нашими авиаторами и Джоффри Праттом стояли и махали нам руками на прощание. Джоффри предстояло лететь в Саут-Айс и сменить там Хэла
Листера, который должен был присоединиться к нам в поле.
Ко времени нашего отбытия все машины уже получили от водителей прозвища. Выехали мы в следующем порядке: сноу-кэт «Рок-н-ролл» – характеристика, верная для всех машин этого рода, затем сноу-кэт «Эйбл» – это имя дал машине Дэвид Пратт, за ним два «Уизела» Аллана Роджерса и Джорджа Лоу – «Грохот» и «Крушение», за ними шел трактор «Маскег» – «Прыгун» с эмблемой в виде прыгающего кенгуру, названный так нашим австралийцем Ионом Стивенсоном; колонну замыкал сноу-кэт «Графство Кент» – имя было дано ему Роем Хомардом, родившимся в этом графстве.
Несмотря на поздний отъезд, мы все же прошли 15 миль , прежде чем начать ставить палатки. Партия также нашла и забрала с собой сани с двенадцатью бочками горючего, оставленные на дороге, когда «Уизел» Роя на второй день разведывательного похода в Саут-Айс вернулся в Шеклтон. 25-го мы благополучно пересекли заполненные снегом трещины-ущелья и, пройдя 14 миль , решили, что уже вступили в период больших переходов. И тут в мгновение ока под сноу-кэтом «Рок-н-ролл» провалилась снежная перемычка, а Дэвид Стреттон и я повисли в воздухе над внушительной трещиной-ущельем. Ширина сделанной нами дыры была около 15 футов , а глубина до первого уступа на стене трещины под нами равнялась 60 футам . Выглянув на правую сторону, я увидел, что положение более чем неприятное: невозможно было решить, насколько прочно машина заклинилась между краями трещины, и во всяком случае не на что было ступить, чтобы выйти из нее. Однако на своей левой стороне Дэвид обнаружил, что он может добраться до заднего понтона, и я последовал за ним ползком наружу по висевшей в пространстве гусеничной цепи, похожей на лестницу.