Через мой труп
Шрифт:
— Тебе нужна помощь, Франк.
— Мне нельзя идти с этим в полицию, — парировал я.
— Я не это имела в виду, — сказала Лина. — Мне кажется, тебе нужна помощь психотерапевта.
Я обеими руками схватил ее за руку.
— Мне нужно только одно — чтобы ты мне верила, — воскликнул я.
— Зачем? Что я могу сделать?
Она попыталась высвободить руку, однако я ее не отпускал.
— Ты можешь защитить нашу дочь.
Лина вскочила из-за стола так резко, что я не удержал
— Что?!
— Думаю, я сам смогу с этим справиться, но все же…
— Что с Вероникой?
— Возможно, она следующая его жертва.
— Ты болен, Франк! — вскричала Лина, отшатнувшись от меня.
Я выставил руки перед собой, желая ее успокоить:
— Нет, погоди…
— Если от кого ее и надо защищать, так это от тебя! — Лина покачала головой. — Ты постоянно был для нее самой настоящей угрозой. Ведь ты никогда не мог отделить свои фантазии от реальности, не так ли? Все, что случается в действительности, для тебя лишь очередной сюжет, да? Что-то, что можно использовать, о чем можно написать. И что же, теперь все написанное тобой начинает сбываться?
Я сделал отрицательный жест.
— Ты не понимаешь, — попытался возразить я. — Может, все так и выглядело, но теперь…
— Тебе необходима помощь, Франк.
Я поднялся и начал обходить стол, направляясь к Лине.
— Нет! Держись от меня подальше, Франк! От меня и моей семьи, слышишь?! — Она сделала еще один шаг назад и взялась за ручку двери, ведущий в маленький садик позади дома.
— Лина, позволь же мне…
— Проваливай, Франк!
Почему она не хочет мне поверить? Если бы не ее взгляд, я бы сгреб ее в объятия и сжимал до тех пор, пока бы она не выслушала и не поняла все. Однако в ее глазах пылала ярость и — еще хуже — нескрываемый страх.
— Так вот, — начал я, стараясь говорить как можно спокойнее, — как я уже сказал, мне кажется, я смогу все уладить, так что до этого не дойдет…
Лина продолжала смотреть на меня все с тем же выражением в глазах.
— Я, разумеется, сейчас уйду, — продолжал я. — Только…
Я почувствовал, что в горле у меня пересохло.
— Только береги наших девочек, ладно? — попросил я срывающимся голосом. В это мгновение мне стало ясно, что я никогда больше не увижу Лину и дочерей. — Скажи им, что… Скажи им, что мне очень жаль. Я знаю, что требую от тебя слишком многого, но скажи им, что я люблю их больше всего на свете.
Лина поднесла руки к лицу и прикрыла ими рот. В глазах ее блеснули слезы. Я попятился назад, развернулся, вышел из кухни и поспешил к входной двери.
— Я и тебя люблю, Лина. И всегда любил. Помни об этом.
С этими словами я вышел из дома.
39
Реакция
Я ожидал, что бывшая жена может отнестись к моему рассказу скептически, однако и представить себе не мог, что она наотрез откажется обсуждать эту тему. Очевидно, сообщения о гибели Вернера еще не просочились в прессу. Вполне вероятно, что, как только они появятся, Лина поверит мне. С другой стороны, может, тогда она будет еще больше бояться. Бояться меня.
В лучшем случае никаких разоблачений не будет — просто потому, что я, как она и считала, все это выдумал. Быть может, убийство Моны Вайс, смерть Вернера, гибель Линды Вильбьерг, а также мистические послания — плоды моего больного воображения, фантомы, родившиеся у меня в сознании. Нет ничего удивительного в том, что после стольких лет, в течение которых я напрягал свой мозг, изобретая различные надуманные сюжеты, он перестал различать фантазию и реальность. В точности, как говорила Лина.
Когда я покинул дом, бывший некогда моим, мне больше всего на свете хотелось, чтобы все так и было. Я искренне надеялся, что лишился рассудка, а все остальное по-прежнему на своем месте. Дачники провожают долгими взглядами идущую по главной улице Гиллелайе Мону Вайс, Вернер пристает к проституткам на Вестербро, Линда Вильбьерг не оставляет камня на камне от честолюбивых надежд очередного начинающего писателя.
Я готов был отдать что угодно за то, чтобы слова Линды оказались правдой.
Реальная действительность настигла меня в тот момент, когда я уселся в автомобиль. Холодный и влажный салон пропах виски. Стекла запотели так, что сквозь них ничего не было видно. На приборной доске по-прежнему стоял стакан из-под виски. Бутылка, в которой сохранилась едва ли четверть содержимого, валялась под ногами в районе педалей.
Все было в точности так, как перед моим уходом.
За исключением конверта, лежащего на пассажирском сиденье. Того самого, что я накануне опустил в ящик.
Я смотрел на него не отрываясь.
Все надежды на то, что мое собственное сознание сыграло со мной злую шутку, вмиг рассеялись, и тем не менее я вовсе не был удивлен. Взяв конверт в руки, я увидел, что он был вскрыт ножом или каким-то иным острым инструментом.
Я извлек из конверта содержимое. Это был тот самый листок, который я вложил в него накануне, только в конце его синей ручкой была сделана лаконичная надпись: «О’кей». Буквы были печатные и не могли пролить никакого света на личность отправителя — ни один эксперт-почерковед, исследуя их, не сумел бы сказать ровным счетом ничего. Все остальное, положенное мной в конверт вчера, осталось нетронутым.