Через пламя и ночь
Шрифт:
Позабыв о Лируше, она вскочила на ноги.
Смородник осмотрелся по сторонам, сперва задержав взгляд на спящем Варде – на напряжённом лице появилось облегчение, а потом наконец заметил Мавну. Кивнул и, хромая, подошёл к ней.
– Я думала, ты… – начала Мавна и прикусила язык.
– Умер? Не в этот раз. – Он криво усмехнулся, но тут же сморщил нос от боли.
– Садись уж.
Мавна хотела поддержать его за локоть, но Смородник не позволил и неуклюже опустился на землю рядом с Лирушем. Тот подвинулся, освобождая место, и оценивающе осмотрел чародея.
–
Смородник задумчиво потёр разбитую в драке губу и повёл одним плечом.
– Пойдёт. Ваши дело своё знают.
Он был одет в чистую одежду из некрашеного льна – непривычно светлую. Мавна не могла рассмотреть повязки, видела только ту, что закрывала шею, но понимала, что их должно быть много. С него смыли всю грязь, мокрые волосы он зачесал назад, и если не знать, то о схватке с упырями можно было догадаться лишь по ссадинам на выбритых щеках и костяшках да по опухшей нижней губе.
– Что Варде? – спросил он, кивнув Мавне.
Мавна тоже присела рядом, не без радости отметив, что Смородник не назвал его «упырём» или «нежаком».
– Спит. Тоже лечили, Ражд сам им занялся.
– Хорошо. Ну… А ты?
Бельмо в глазу строго сверкнуло, и Мавне показалось, что белый участок стал чуть больше. Мавна покрутила в руках дудочку и замялась. Было стыдно говорить про себя: да что с ней было? Валялась в грязи и неловко кинула хлебный ножик, хороша воительница.
– Я хорошо. Только спать хочется.
Смородник снова кивнул, глядя на её дудочку. Он сидел сгорбившись и вытянув ноги, было заметно, что даже после целебных чар райхи раны причиняют боль и не дают выпрямиться.
– Я могу сходить попросить чего-нибудь, – засуетилась Мавна. – Что-то попить, или принесу похлёбки. Надо?
– Нет. От их зелий во рту горечь. – Смородник хмыкнул, обернувшись на Лируша. – А ты всё так же обхаживаешь девок, даря им безделушки, я посмотрю.
Мавна стыдливо спрятала дудочку в рукав. Безделушка или нет, она сама решит, а всё-таки Лируш был прав: приятно иметь с собой что-то такое.
– Да я это, ничего такого не думал… Тебя отвести в шатёр? – Лируш тоже покраснел, вскочил на ноги и протянул Смороднику руку, но тот помотал головой.
– Хочу подышать, там мазями воняет так, что в носу свербит.
– Ну ладно. Потом, как оклемаешься, расскажешь про это. – Лируш слегка оттянул себе нижнее веко, намекая на бельмо Смородника. Мавна поняла, что в последний раз они виделись, получается, когда отряд Боярышника был в полном составе и тот чародей – кажется, Дивник – не пытался напасть на Варму. Что ж, им будет о чём говорить, если Смородник пожелает рассказать.
– Непременно.
По тону нельзя было понять, насмехается он или правда соглашается. Лируш, махнув Мавне, побежал к костру.
Райхи занимались привычными для себя делами: несколько мужчин, оседлав коней и прихватив кадила, выехали куда-то – не то на охоту, не то на объезд; женщины перебирали коренья в корзинах и тихо переговаривались, дети играли во что-то, по очереди кидая палку в стенку крытой телеги. На гостей никто и не обращал внимания, но Мавна была уверена, что это лишь напускное. За ними всё равно наблюдают исподтишка, оценивают и подмечают всё. Зато если что-то понадобится – принесут или помогут.
– У меня была такая же. В детстве, – тихо сказал Смородник, указав подбородком на рукав, в котором Мавна спрятала дудочку. – Отец вырезал.
– О, – только и смогла произнести Мавна. – А… что с ней стало?
Смородник жестом попросил у неё дудочку, осторожно зажал губами и выдул несколько переливчатых звуков. Провёл пальцами по свежей древесине и вернул её Мавне.
– Хорошая работа. А с моей ничего хорошего не стало. Потерял.
– Жалко. – Мавна подумала, что могла бы подарить свою, но посчитала, что это глупый подарок для взрослого мужчины. Да и с чего бы ей ему что-то дарить? Захочет – сам вырежет. Да хоть бы Лируша попросит, ей без разницы.
Но Смородник с отсутствующим видом смотрел на ближайший костёр, ссутулившись ещё сильнее.
– Сегодня утром ты напомнила мне меня самого. Шестнадцать лет назад. Я тоже прятался, но под деревом. Это был персик, и ветки, все в цвету, клонились до земли. И ножик у меня был. Не хлебный, а обычный, мальчишеский, от старшего брата.
Мавна притихла, не зная, стоит ли говорить что-то в ответ или лучше сидеть безмолвно и неподвижно. Кажется, лекарственные отвары были слишком сильны, раз развязали язык даже Смороднику.
– В нашей деревне не знали ничего про кадила и искры. Да и про упырей мало что слышали. Они появились внезапно, дождливым вечером. Целая стая. Мы жили южнее ваших уделов, и там поселения оседлых райхи – не редкость. Никто ничего не успел понять. На людей нападали на улице, вытаскивали из домов. Первым напали на отца. Потом на мать. И на брата. Я бросил нож в упыря, который драл Мануша, как собака игрушку. Упырь заметил меня и прыгнул мне на спину. Не помню, сколько он рвал меня – помню только, что всё время было горячо. Думаю, из-за того, что вечер стоял прохладный, а кровь текла тёплая. А потом что-то взорвалось – и упырь упал. Остальные твари тоже горели заживо, и многие дома загорелись. Воняло знатно… Персиковое дерево тоже занялось. Я видел – меня из-под него и достали. В общем, – Смородник вздохнул и потянулся, но сморщился от боли и снова скрючил спину, – меня отбили чародеи. И через какое-то время привезли к Матушке Сеннице.
Мавна, поддавшись порыву, стиснула его руку и подумала, что он тут же отстранится, но нет, Смородник не пошевелился. Его пальцы были горячими и сухими, с мозолями и подсохшими царапинами. Кое-где под короткими ногтями ещё оставалась кровь. Пара ногтей почернели – от удара или прищемлённые чем-то.
– М-да. Лучше бы я молчал. – Он повернул к Мавне лицо и только сейчас с удивлением увидел её руку на своей. Осторожно высвободил и сложил ладони на коленях. – Ну что, поехали в Озёрье?
Мавна хотела возмутиться, но с облегчением поняла, что Смородник, прикрыв рот кулаком, легонько усмехается.