Через семь гробов 2
Шрифт:
…В этот раз поручику Воронину повезло. Ему достался один из двух имевшихся в полку «семьсот первых» необычной модификации. Поручик понятия не имел, чем руководствовались маньчжуры, внося в конструкцию машины именно такие изменения, но результат ему нравился. Потому как буйство инженерной мысли было направлено на то, чтобы сделать кабину модифицированного «семьсот первого» удобной для человека значительно более высокого роста, чем те пилоты, для которых эти машины были родными. Шибко удобной, кабина, конечно, не стала — все-таки внешние размеры истребителя остались теми же. Смотреть на приборы приходилось под непривычным углом, сидел поручик, сильно вытянув ноги, а если бы вдруг пришлось катапультироваться, важно было не забыть перед этим ноги как следует поджать. Да и быстро влезать в кабину
Впереди и чуть левее на таком же модифицированном «семьсот первом» летел ведущий, ротмистр Терехов, а еще дальше впереди крался разведывательный беспилотник. Пара пилотов и робот проверяли не вполне ясные сведения о случившейся пару лет назад войне между какими-то двумя планетами, русским совершенно не известными. Точнее, пытались отыскать одну из упомянутых планет. Собственно, главная работа здесь возлагалась как раз на беспилотник, Терехов и Воронин должны были лишь обеспечить трансляцию данных с него на «Колчак». Расстояние не позволяло беспилотнику установить связь напрямую, а оставлять робота-разведчика без присмотра, надеясь впоследствии получить от него запись информации, в этом захолустном секторе не стоило — что-то в последнее время беспилотники в Желтом космосе иногда стали пропадать.
Пришел сигнал — робот-разведчик вышел в зону поиска. Что ж, пора приступать к выполнению второй части задания. Поддерживая связь с беспилотником и «Колчаком», ротмистр и поручик начали накручивать восьмерки, постепенно расширяя патрулируемое пространство, чтобы обеспечить скрытный выход из гиперпространства эсминца, который должен был развешивать станции слежения. Паутина таких станций в этом неисследованном уголке Желтого космоса должна была не только отслеживать перемещение чужих кораблей, но и обеспечивать своевременную передачу данных как со станций, из которых она состояла, так и с беспилотных разведчиков, действующих за ее пределами.
Рутина? Да, рутина. Скучная, нудная и тягостная рутина. Но от восторженного полудетского представления о службе в летном флоте как о постоянных огненных каруселях боев с лихими прорывами, крутыми виражами и перечеркивании вражеских машин алыми трассами огня лазерных пушек поручик избавился еще в училище. И все же, пока посадочный луч антиграва вел его истребитель на летную палубу «Пластуна», Воронин никак не мог для себя решить — лучше ли ему в сто первом авиаполку или нет. Положа руку на сердце, тех самых огненных каруселей ему не хватало. На новом месте он еще ни разу не побывал в бою, и это поручика никак не радовало. Хотя чего уж, самого себя не обманешь, и Воронин целиком и полностью отдавал себе отчет в том, что случись завтра бой, он даже на уродском «семьсот первом» сейчас отлетает куда лучше, чем раньше мог на родном «филиппке». А рутины и в восьмом истребительном хватало. Куда ж без нее-то?
Изворачиваясь ужом, чтобы вытащить уставшее тело из неудобной кабины, Воронин обратил внимание на какую-то непривычную суету на летной палубе. Ох ты ж, ни хренашеньки себе! Первый раз за свою службу в сто первом поручик увидел поврежденный истребитель. Рядом с подъемником, подававшим на палубу машины из второго ангара, стояла, покосившись, «файка» с оторванным левым крылом, как будто изжеванным гигантскими челюстями хвостом и свернутым на правый бок носом. Кабина с левого борта была разрезана и листы обшивки вывернуты наружу. Похоже, что заклинило замок фонаря и пилота извлекали таким способом. Маркировка истребителя была Воронину незнакома, но на нерусских машинах ее и так почти перед каждым вылетом меняли, так что запоминать все эти иероглифы и цифры не имело смысла.
— Что случилось? — притормозил Воронин смутно штабс-ротмистра
— Наткнулся на чужой беспилотник. Попытался облететь его, чтобы рассмотреть получше, а тот рванул.
Да уж, самоликвидация — стандартная судьба обнаруженных роботов-разведчиков. Раз уж беспилотнику не повезло засветиться и нет возможности спастись бегством, последнее, что он должен сделать — не оставить врагу никакой информации. А если при самоликвидации еще и тому же шибко глазастому противнику достанется, то это неплохой довесок, хоть как-то облегчающий электронную душу робота-самоубийцы.
— Кто?
— Зайнетдинов.
Воронин бесхитростно, но от души выругался. Равиль Зайнетдинов, значит. Невысокий крепыш, непрошибаемо спокойный в любой ситуации. Из родной первой эскадрильи, опять же.
— Живой?!
— Живой. И вроде бы даже ранен не сильно…
Ну хоть так… Однако ж, как оно все завертелось, мать-перемать!
Глава 17
Оказывается, Ленни Грант умел петь, и, надо сказать, очень даже неплохо. Вообще, вечерние посиделки в большом салоне на этот раз были самыми, пожалуй, удачными за все те шесть дней, что Корневы уже провели на «Звезде счастья», что и понятно — с тревожными настроениями пассажиров надо было справляться, пусть пока эта самая тревога и несколько отступила. Ладно, Роман с Хайди знали, что кроме них двоих по-настоящему с опаской глядят в будущее только Дюбуа и Вителли, а капитан Ферри, не имея об этом представления, поставил перед Грантом задачу отвлекать от ненужных мыслей не четверых, и не шестерых даже пассажиров, а всю дюжину. Стоило признать, к решению задачи Грант подошел ответственно, и они с Джиной Корби умело и талантливо превращали вечер в какое-то невероятное представление, атмосферу которого пронизывали почти все положительные эмоции, свойственные людям. Музыка, песни, танцы, огромный объемный проектор, показывавший самые смешные сцены из популярных на Западе комедий, роскошные концертные номера и захватывающие спортивные зрелища — все это обрушилось на пассажиров каким-то неудержимым потоком, вымывающим из сознания страх и беспокойство. И пусть Недвицки, по своему обыкновению, рано ушли, пусть количество выпитого остальными дамами и господами алкоголя оказалось куда больше, чем в прошлые вечера, пусть все это было похоже на пир во время чумы, да и черт бы с ним!
— А где Саммер? — вдруг спросила Хайди.
Роман огляделся. Черт, а и правда, Саммера в салоне не было. И, похоже, ушел он не прямо сейчас, потому что Нэнси Стоун лихо вертела хвостом перед Бейкером. Нет, ну понятно, шлюха и оторва, пусть и не по профессии, но по жизни, однако ж… Однако ж если бывший спортсмен вышел в сортир, вряд ли она бы переключилась на новый объект. Мать его в разгон, кажется, они с Хайди всерьез поддались этой атмосфере общего веселья и что-то пропустили! Хорошо хоть, жена очнулась.
Корнев прикрыл глаза и попытался вспомнить, когда он видел Саммера в последний раз. Так, это было, когда Грант пел что-то там про солнечный мир. Да, точно, Саммер тогда как раз внимательно изучал свой пустой бокал, видимо, думал, чем его наполнить. А потом… Потом что-то без слов играла Джина Корби, а потом показывали дурацкую, но смешную сценку из какой-то комедии. То есть Саммера в салоне не было никак не меньше пятнадцати минут. Скорее даже, минут двадцать. И, похоже, Стоун знает, что вернется он нескоро.
А остальные? Все ли оставались в салоне? Так, Недвицки к тому времени уже ушли, итальянскую и французскую пары он видел, Хаксли… Да, этого он тоже видел. А Стоун и Бейкер?
Показав обеспокоившейся было жене, чтобы не отвлекала его от размышлений, Корнев снова напряг память. Так, Стоун он видеть и не мог — они с Саммером сидели так, что Роману был виден только Саммер. А Бейкер? Сидел с Хаксли, Саммер еще был в салоне. А дальше? Точно, Бейкер уходил в коридор. Скорее всего, в сортир, благо, туда вход тоже из коридора. Почему в сортир? Вернулся быстро. А потом? Черт, потом он подсел к Стоун! То есть он первым начал этот флирт, которым они со Стоун сейчас так увлечены! Значит, что, тоже знал, что Саммер ушел надолго?