Через тернии к свету
Шрифт:
Дед Леха наклонился и украдкой заглянул в щель, но увидел лишь широкую спину в кожаной куртке. А неплохо менты одеваются, отметил про себя дед, и уже хотел было постучать, как вдруг услышал, как мужчины в кабинете тихо переговариваются. Дед замер, превратившись в слух.
— На вот, бутылку водки возьми, — это был следователь. Алексей Дмитриевич запомнил его гнусавый с хрипотцой голос. — Засунешь старику в карман.
— А может, отпустим его. Болтать он вряд ли будет, — это, должно быть, оперуполномоченный, — Да и кто ему поверит. Жалко старика.
— Жалко знаешь сам у кого, — буркнул следователь, — Тоже мне, Раскольников
— Обойдусь, — ответил опер, — Мне и своей доли хватит.
— Благородный ты наш. Смотри, как провожать будешь, расспроси поподробнее, где нашел, кого видел, с кем говорил. Чтобы без сюрпризов. Потом шею свернешь — тихонько, он и мучиться не будет. И с лестницы…
Алексей Дмитриевич почувствовал, как в глубине горячей волной разливается по жилам страх. Подлый, парализующий дыхание страх. Вот она — родная милиция. Не бомжатник — святилище подлости человеческой. Дед с трудом сумел загнать панику подальше внутрь и попятился к выходу.
У самой двери за ветхим столиком сидел дежурный. В мозгу деда лихорадочно вертелись шестеренки, подбрасывая идеи одну за другой.
— Сынок, — дрожащим голосом обратился к дежурному старик. Получилось вполне искренне: дед Леха едва держался на ногах от волнения. — Сынок, плохо мне. А лекарства дома забыл. Аптека далеко? Сбегаешь, я денежку дам…
— Ты что, спятил, старый? Я на дежурстве, мне пост покидать нельзя. Топай сам. Аптека прямо сразу, за углом.
Дежурный возмущенно покачал головой и брезгливо посмотрел в страдальчески сморщенное лицо старика. Но деду только это и надо было. Он прошмыгнул мимо дежурного и со всех ног бросился к остановке, где как он подметил, всегда стояло такси.
Запыхавшись, Алексей Дмитриевич подлетел к одной из машин с шашечками, и резво запрыгнул в салон.
— Побыстрее, сынок, — попросил он водителя, даже не спрашивая цену. Сколько бы тот не заломил — жизнь намного дороже.
Домой, скорее домой: собрать вещи, деньги и убраться куда подальше, может даже из города. Иначе найдут его эти двое «защитничков» и живьем закопают. Куда же он вляпался на старости лет? За что ему такая напасть?
Старик попросил остановить машину в соседнем дворе. Оставив жлобу-водителю почти все деньги, Алексей Дмитриевич поспешил к своему дому, украдкой оглядываясь по сторонам.
Уже возле самого подъезда старик по привычке взглянул на окна своей квартиры, выходившие во двор, и замер, увидев, как в спальне зажегся и погас свет. Значит, в квартире гости. Дед Леха остановился и прижался спиной к бетонной стене дома. Тут же возле подъезда он заметил огромный черный джип — таких машин во дворе отродясь не бывало, и это показалось старику неспроста. В машине находился водитель и, покуривая, стряхивал пепел сквозь открытое окно на землю.
Оказавшись в тупике, мозг словно ожил, начал соображать быстро и складно. Менты вряд ли сумели бы так скоро его отыскать. А ключи от квартиры только у Нины Антоновны и Костика. Никого из них Алексей Дмитриевич сегодня не ждал. Остается Максимка — пожаловал за своей сумкой, будь она неладна. И пожаловал не один. Чуял дед, что джип у подъезда не просто так стоит, а по его, стариковскую, душу приехал. Видно, дело совсем дрянь…Впору бы ему ноги уносить, пока тот, что в джипе, его не заметил. Но куда Максимку-то бросать? Его ж убьют за то проклятое золото.
Воспаленные старческие глаза покраснели, наполнившись слезами. Что же он наделал, неразумный старик?
Да только прошлое не воротишь, не опустишь занавес и не проиграешь пьесу заново. Приходится жить тем, что есть. Дед вспомнил, как в детстве с ребятами ловили сусликов.
В норе этого полевого зверя целых два выхода. Чтобы поймать суслика, следует найти оба: один завалить камнем, а во второй налить воды. Зверек сам выскочит, чтобы не захлебнуться. Тут-то его в мешок, да о землю, а коли поиграть, то в клетку. Помнил дед, как весело было играть с загнанной зверушкой…
Только теперь старику было совсем не весело. С одной стороны, милиция родимая ищет, не ровен час, найдет. А с другой, если уйдет старик, так его любимому внуку шею свернут, раз плюнуть. Девятнадцать годочков всего на земле прожил Максимка. А он, старый пень, раза в три больше. Холодна, ох холодна водица, набежавшая в норку суслика по самую шею…
Нужно было действовать да поскорей. Дед Леха огляделся вокруг в поисках чего-то подходящего. На глаза попалась клумба, огороженная кирпичами, заботливо обхаживаемая соседкой с первого этажа. Руки ее росли, очевидно, из того самого места: уж больно криво лежали кое-как втиснутые в землю кирпичи. Старик выдернул один, стряхнул влажные комья и убрал под куртку. Затем, перекрестившись, подошел к водительскому окошку джипа.
— Сынок, бутылочки не найдется? — голосом пьяницы-побирушника заканючил старик и поморщился: уж больно противно получилось, аж самому гадко.
— Отвали, батя, — равнодушно сказал водитель.
— А пять рублей, сыночек? Неужели жалко?
— Да пошел вон, алкаш старый. Нету ничего.
— У, морда жлобская. Сталин таких к стенке ставил. Чтоб ты усох!
— Нарвался ты, бомж вонючий, — озверел водитель и открыл дверцу, намереваясь выйти и проучить старика.
Алексей Дмитриевич только этого и ждал. Отскочив назад, он подождал, пока водитель окажется к нему спиной, и с размаху ударил его кирпичом по голове. Потом еще раз. Водитель упал на землю и подозрительно затих. Старик наклонился над ним, и в сумерках его старческие полуслепые глаза разглядели кровь на светлом воротнике водительской куртки. Дед Леха вцепился зубами в ладонь, пытаясь не дать рыданиям вырваться наружу.
Убил!!! Он убил человека!!!
Это в кино так легко: стукнул, стрельнул, человек упал, а убийца преспокойно собрал манатки и ушел героем. А в жизни все совсем не так. В жизни этот парень еще минуту назад был совсем живой: дышал, курил, сквернословил. Кровь бежала по жилам, а легкие наполнялись кислородом. Столько лет мать растила, лелеяла, а он, дед, своей рукой в одночасье оборвал самое ценное, что было у этого парня — жизнь.
Дрожащей рукой старик обшарил шею убитого и к огромному облегчению нащупал пульс. На душе отлегло, будто с того света вернулся. С того самого, где он убийца, грешник, палач. Дед положил кирпич на землю, взял водителя за руки и, стиснув зубы от непривычной тяжести, кряхтя, оттащил его в сторону. Потом скинул с себя куртку, рубаху, оторвал у последней рукав и скрутил жгутом.