Черная башня
Шрифт:
Все происходит в одно мгновение, и вот уже матросы, отшвырнув ножи, бросаются в разные стороны, а Видок, багровый от ярости, пролаяв Гори приказ, бежит к террасе замка, Гори же кидается прямо в лес, а месье Тепак, что кажется невероятным, все еще стоит на ногах.
Но в следующую секунду он оседает, словно груда осыпающегося цемента. С приглушенным плеском падает в распростертые объятия Большого Каскада.
Я слышу женский крик. Вижу смазанные цветные пятна — это миссионерки галопом несутся к реке, а русские солдаты, не понимая, что происходит, взволнованно перекрикиваются и мелькают
Я не запомнил момент, когда прыгнул в воду. Память вернется, когда мои руки обхватят плечи месье Тепака. Как он тяжел! Но ведь к его весу добавляется и вес воды, пропитавшей все три его жилета, и вес лица. Бледного, с дрожащими губами. Он кашляет, выплевывая струи воды.
— Позовите…
«Доктора». Именно это слово готово слететь с моих губ.
Я испытываю шок. От осознания, что зову самого себя.
Мощным броском я извлекаю тело из воды, толкаю все выше и выше, через балюстраду, и волоку к газону. Оглядываюсь. Вокруг никого, он все еще дышит, неровно и с трудом, но в этот момент все, в чем я могу отдавать себе отчет, это мои собственные ощущения. Как на руках дыбом встают волосы. Как бешено, выскакивая из груди, колотится сердце…
А в следующие секунды что-то происходит, в неизвестность проваливаются три года, и я нахожусь в анатомическом зале Медицинской школы, а доктор Дюмериль говорит:
— Не торопитесь, месье. Будьте так любезны разобрать симптом за симптомом…
— Контузия лобных долей…
— Так.
— … вызванная, скорее всего, падением. Опасности не представляет.
— Продолжайте.
— Ранение горла: относительно поверхностное. Каротидная артерия…
— Так.
— …и яремная вена не задеты. Пациент может дышать, хотя дыхание затруднено.
— Продолжайте.
— Рана в боку…
В этот момент перечисление симптомов заканчивается, уступая место осмотру того места, где кожа висит кровоточащим лоскутом.
— Возможен… возможен разрыв селезенки…
Но в этот момент я думаю не о его селезенке, нет! Меня тревожат его глаза. Он смотрит так, будто все это происходит не с ним, а с кем-то другим.
— Я сразу зажал раневое отверстие.
Правда, зажал голой рукой, и получается не слишком эффективно. Кровь толчками вырывается у меня между пальцев, а кожа вокруг рта Тепака делается все белее, пока…
— Вы поправитесь, — шепчу я.
Холод, не тот, который исходит от воды, а совсем иной, внутренний, распространяется по его телу — это кровь, приливая к сердцу, покидает холодеющие, дрожащие конечности.
— Нет, — говорю я. — Нет. Посмотрите.
Вытянув указательный палец, я опускаю его на уровень почти не видящих глаз раненого. Поднимаю палец. Опускаю опять.
— Следите за пальцем. Это все, что от вас требуется.
В глубине радужек зажигается искра. Зрачки медленно сужаются, пока не превращаются в точки.
— Вот так, — говорю я. — Не думайте ни о чем. Просто следите за пальцем.
И
Едва сдерживаясь, чтобы не закричать от радости, я поднимаю голову и вижу Видока — его фигура погружена в такую глубокую тень, что сначала мне кажется, будто через плечо у него перекинут мешок. Но вот мешок преображается в человека. В форме моряка.
Человек в сознании, но, скрученный чужой волей, абсолютно неподвижен. Видок швыряет его на траву так, как швырнул бы мешок картошки. Упершись коленом в спину пленного, он извлекает из кармана наручники и умелым движением защелкивает их на запястьях человека.
— Только пошевелись, — рычит он. — Только вздохни.
Тяжело дыша, он опускается на колени рядом со мной. Его взгляд встречается с моим.
— Как он?
— Не могу… он слишком…
Словно не веря собственным глазам, я подношу руку к свету: она как будто чужая. Дрожит от страшного напряжения и вся залита кровью. Видок тем временем обходит меня… склоняется над умирающим… хрипло бормочет ему на ухо.
— Помощь сейчас придет… Все будет хорошо, ваше… королевское величество…
Я так никогда и не узнаю, что он имел в виду, когда произнес эти слова. Могу только засвидетельствовать перемену, которую они производят в умирающем. Все его тело, сверху донизу, сотрясают конвульсии, голова, будто маятник, бешено раскачивается из стороны в сторону — словно из последних сил отталкивая королевский титул.
И эта борьба, в конечном счете, отнимает у месье Тепака последние силы. Глаза, выплеснув остатки чувства, закатываются. Голова падает набок. Нижняя губа отвисает.
— Конец игры, — произносит Видок.
Глава 21
ЦВЕТУТ САДЫ В СЕН-КЛУ
Гори возвращается один. Ему нечем похвастаться, он оправдывается.
— Простите, шеф, но он здоровый, как каланча, и ноги у него длинные, мне его было не догнать… он рванул прямиком в лес, я за ним…
Но Видок погружен в безмолвный диалог с покойным.
— Что ж, — произносит он, не обращаясь ни к кому конкретно. — Эти мерзавцы, похоже, обучаемы. Не хотели больше предсмертных речей вроде той, что произнес месье Леблан, вот и перерезали ему глотку. Да, кстати, о речах. — Он медленно кивает. — Он ведь все равно говорил, Эктор?
— Он сказал…
— Он сказал «нет». Он имел в виду: «Я не тот, кого ты ищешь, брат».
Нахмурившись, Видок снова опускается на колени перед умершим. Указательными пальцами обводит небольшие коричневые пятна на висках.
— Йод? — предполагаю я.
Видок качает головой. Запускает руку в кудрявую шевелюру покойника. Резкий рывок — когда он извлекает руку, его пальцы золотятся в утреннем свете.
— Краска для волос, — шепчет Гори.
— Хмм. — Видок поджимает губы. — Человеку в таком возрасте рановато красить волосы.