Черная царевна
Шрифт:
Приезжал Будевин. Привез из города апельсины и новые ленты для волос.
— С вами все хорошо? Держитесь?
Надя, улыбаясь, сжимала в руках апельсин.
— Все хорошо, Будевин…
— Если станет трудно — скажите мне! Я заберу вас отсюда, чего бы мне это ни стоило!
Надя покачала головой.
— Я справлюсь. Не сомневайся.
Будевин уехал, а на следующий день сестра Аника вызвала ее.
— Пойдешь со мной.
Она взяла из стола связку ключей, нагрузила Надю стопками свежевыглаженного белья и повела за
Последний этаж госпиталя был закрыт для посетителей. Здесь располагался изолятор. Надю сюда еще не приводили. С одной стороны длинного безупречно чистого коридора было окно. С другой — ряд дверей без табличек и цифр.
Аника вошла в первую дверь и подождала, пока зайдет Надя. На кроватях неподвижно лежали двое мужчин. Их глаза были открыты, хотя ни один мускул на лицах не дрогнул.
— Это Моис и Петер.
На лицах парализованных жили лишь глаза. Они не сводили с девушки жадных взглядов, пока Надя держала Петера, а Аника меняла простыни и прорезиненные пеленки. Моис был старше и крупнее, его Аника держала сама. Надя повторила все действия старшей медсестры, запретив себе думать и чувствовать.
В следующей палате был лишь один пациент. Надя вошла вслед за медсестрой, готовая ко многому, но не к такому.
— Это Август.
Судя по чертам лица, парень был полукровкой. У него были сказочно красивые глаза: темно-синие как море, в окружении по-девичьи длинных ресниц. Руки были ампутированы до плеч. Ноги — до колен.
Надя хотела смотреть мимо пациента, но, переступив порог, наткнулась на взгляд красивых глаз и теперь не могла отвести свои.
— Я забыла чистые судки. Жди меня.
Аника вышла, оставив Надю наедине с парнем. Молчали.
— Я выжил благодаря тебе! — громко сказал он.
Надя молчала. Август прищурился.
— Не хочешь говорить со мной? Рожей не вышел?
Она не смогла ответить. Горло сжало спазмом. Ей казалось, что ее разорвали на клочья. Жалость, отвращение, стыд, гнев.
Бедный, бедный, бедный… У него такие красивые глаза, но ни одна девушка в мире больше не полюбит его! Пани Ирина оказалась права? Как Аника могла быть так жестока с ней, ведь Надя хотела добра и, видят боги, оно не давалось легко! Что теперь делать? Нельзя сдаваться, Роджер говорил, что легко не будет, так что она все надеется?
Август криво усмехнулся:
— Думаешь, хорошее дело делаешь, царевна? Не следует тебе вмешиваться в дела богов! Мне суждено умереть героем, а не жить обрубком! Я теперь даже рук на себя наложить не могу! — Он поднял культи вверх. — Нет рук!
Царевна вцепилась руками в спинку кровати. Больше не злилась. Не боялась. Все чувства вытеснило одно — жалость.
Парень плюнул ей под ноги, откинулся на подушку, отвернулся. Надя подошла к кровати, села рядом и крепко его обняла.
Август растерялся, повел плечами, пытаясь высвободиться, но Надя не отпустила. Уткнулась ему в плечо и тихо плакала. И он затих, смущенный и напуганный.
— Ты из-за меня? — тихо и уже беззлобно спросил парень. — Не надо. Не плачь, царевна. Не жалей!
Царевна выпрямилась, посмотрела в красивые глаза.
— Я все исправлю. Жизнью клянусь! Только подожди, ладно? Не умирай! Я знаю, что будет тяжело. Обязательно будет. Ты проклянешь меня еще не раз, и пусть, но верь мне, Август: я все исправлю!
— Как?
Он был похож сейчас на маленького мальчика. Смотрел на нее, боясь верить, но желая этого всем сердцем.
— Я найду способ, какую бы цену ни пришлось заплатить. Но ты должен подождать. Год.
На его лице появилось разочарование. Надя взяла его лицо ладонями, заглянула в глаза.
— Не руки и ноги делают тебя мужчиной, Август, а стойкость духа и мужество.
Он хмурился.
Надя сказала все, что могла, дальше решение принимать ему. Она думала о том, сколько в госпитале таких, как он? Сколько на Побережье? Сколько в Крае? Давая обещание ему, она давала обещание им всем. Нельзя останавливаться на одном добром поступке, бросив кость собственной совести. Так как она будет выполнять свое обещание?
— Я верю тебе, — прервал молчание Август.
Надя улыбнулась, погладила его по плечу.
Вошла сестра Аника, увидела их и остановилась у двери, совершенно сбитая с толка. Надя поднялась, ни слова не говоря, забрала из ее рук судки и занялась работой.
— Позвольте мне помогать здесь постоянно? — попросила она, когда они закончили обход верхнего этажа.
— Хорошо, — не раздумывая, согласилась сестра Рид, и Надя поняла, что она сдалась. — Делай что хочешь, бессердечная тварь!
Медсестра ускорила шаг и скрылась в коридоре. Надя горько улыбнулась. Пани Ирина ошиблась кое в чем: это не поступки Нади ведут к беде, это люди, что бы она ни сделала, видят в ее поступках лишь горе и беду.
Ей стало легче…
Шли дни, и Надя все больше убеждалась в правоте госпожи Алид. Люди узнали ее. Никто не говорил этого в глаза, но никто больше и не смотрел ей в глаза. Медсестры, охотно болтавшие с ней на посту в первые дни, теперь ниже наклонялись над записями или выходили из приемной. Доктора говорили коротко и быстро, глядя куда-то через плечо. И только пациенты, искалеченные жители инвалидного дома, не отводили взглядов.
Каждый второй здесь хотел смерти. Кто-то еще не научился жить со своей бедой, кто-то жил с ней слишком долго, кому-то не хватало смелости, а кого-то пугала расплата в мире Анку… Но для всех них она была простым решением, и они ждали, что она примет это решение за них. Надя терпела.
Раз в неделю, в выходной, Будевин навещал ее. Привозил из города апельсины и книги. Они проводили час в парке, обмениваясь ничего не значащими фразами. Потом он уезжал, а она снова оставалась одна в душных тисках осуждения, страха и невысказанных просьб.