Чёрная ива
Шрифт:
– Танюша. Давай, пойдём чая с ромашкой выпьем. Успокоишься, - видя состояние дочери, предложила мама.
– Танька трусишка. Танька трусишка, козу испугалась, - тут же начал дразнить её младший брад и от его звонкого голоска стало легче.
– Вот, возьми булавку и приколи её с изнаночной стороны на одежду иголкой вниз, - едва разлив чай по кружкам, предложила мать дочери.
– Зачем это? – поинтересовалась девушка.
– От сглаза и грязных языков. Приколи, сделай маме приятное.
– Это что, опять какое-то суеверие?
– Оно самое. Знаю, ты в подобные вещи не веришь, но всё же приколи, чтобы моему сердцу было спокойнее.
– Ладно, - согласилась Таня и выполнила просьбу матери. – Но всё равно не понимаю, зачем всё это.
– А затем, доча, что чует моё сердце неладное. Вчера у тебя в руках новенькая чашка раскололась, сегодня коза в окно заглянула, чего раньше никогда не делала. Наша Марта сама знаешь, сбегает при каждом удобном случае. Но ещё никогда при побегах на огород, она не заглядывала в окна дома. А раз заглянула, значит, недобрый знак принесла. Значит, о чём-то предупредить хотела.
– Ой, да ладно, мам, - отмахнулась Таня. – Можно подумать коза знает больше нашего.
– А может и знает. Как не крути, а природная чувствительность у животных развита лучше, чем у людей. Наши инстинкты в основном спят за ненадобностью, а их нет. Вот, например, как те же кошки и рыбки аквариумные, что могут предсказывать начало землетрясений. Делают они это не из-за того что знают, а из-за того, что чувствуют вибрации земли или что-то там ещё, забыла как правильно называется. Но это факт. Научный факт, о нём в какой-то передаче рассказывали.
Так домочадцы мирно беседуя успокоились, посмотрели интересный фильм и отправились спать, ведь завтра понедельник – всем на работу рано вставать.
Глава 5. Беспокойные снимки.
Понедельник день тяжёлый. Этот понедельник для директора детского сада выдался особенно тяжёлым и беспокойным. Три практикантки из города не вышли на работу. Эмма Эдуардовна взволнованно вздохнула, когда на её очередной звонок никто не ответил. Вот уже полчаса она пыталась дозвониться до девушек, но так и не дозвонилась.
– Макар Петрович, - сказала Эмма Эдуардовна в трубку сотового телефона, когда набрала участкового.
– Слушаю, Эмма Эдуардовна, - ответил представитель закона, - не часто вы мне звоните. У вас что-то произошло?
В небольшой станице жителей было не так много как даже в самом маленьком городке, потому все друг друга знали по именам.
– Проблема у нас возникла, Макар Петрович. Три молодые девочки на практику не вышли. Не могу связаться с ними. Не могли бы вы помочь мне?
– Вы родителям или родственникам звонили? Может девочки на выходные домой поехали и не успели вернуться вовремя. Сами знаете какая ситуация на наших дорогах. Один автобус ходит по маршруту и тот ломается через день.
– Звонила. Родственники говорят девочки не приезжали на выходные. Остались здесь на фестиваль. Не могли бы вы на квартиры к ним наведаться? Может, приболели. Сами знаете нынешнюю молодежь, готовить совсем не умеют. Возможно, съели на празднике что-то несвежее или плохо приготовленное на костре и теперь с отравлением пищевым маются. Я бы сама сходила с проверкой, но у меня на это прав нет.
– Не беспокойтесь, Эмма Эдуардовна. Мне всё равно участок обходить, заодно на квартиры к девушкам наведаюсь. Но мне понадобятся адреса проживания. У кого они квартиры сняли?
Директриса рассказала и Макар Петрович, записав адреса в блокнот, чтобы не забыть, вышел из крохотной комнатушки в маленьком домике, гордо именовавшимся «Полиция». Как правильно называется казённое строение, отведённое под нужды участкового, никто из станичников не знал, да и знать не хотел. Главное у них был свой собственный полицейский, а значит населённый пункт был полноценной станицей, а не хутором.
Макар Петрович, оправил форму, взял велосипед и неспешно поехал по улице, наслаждаясь утренней прохладой. Ещё час другой и от свежести и следа не останется, жара и духота, вступят в свои права. Но пока дышалось легко и участковый, как и последние тридцать лет, объезжал улочки.
Заехал на первый адрес. По сведениям Эммы Эдуардовны, здесь снимала жильё девушка по имени Антонина. В домике на два хозяина, пустовала одна половина, а во второй жили хозяева, сдавая пустующее помещение всем желающим.
– Люська! Люська! – за тарабанил участковый в железную калитку, громко зовя хозяйку. – Оглохла она там? Или коров своих ещё не подоила?
Вся станица знала Люську Короп, хозяйку зажиточного ЛПХ, державшую десятерых коров и торговавшую молоком в городе. Каждое утро, женщина ставала рано, доила своих любимец и отправляла мужа в город продавать молоко. Сама же оставалась дома, дальше хлопотать по хозяйству и присматривать за тремя сорванцами.
– Та иду! Иду! Кого там в такую рань принесло? – на ходу, ещё не открыв калитку спросила Люська. – Заходите, открыто!
Макар отворил калитку и увидел идущую по дорожке от дома пятидесятилетнюю женщину, на ходу вытирающую руки о цветастый передник.
– Здравствуй, хозяюшка. Как твои дела? – соблюдая местные приличия, спросил Макар.
– Ой, поскрёбыш мох приболел. Это же надо посреди лета, в такое пекло, простуду подхватить. Видно на Купалу в реке перекупался, - тут же выложила Люська и вопросительно взглянула на пожилого участкового. – Макар Петрович, что-то случилось? Не часто вы к нам на огонёк заглядываете.
– Да вот, квартирантка твоя на работу не вышла, попросили проверить тут она или нет, ответил мужчина. – На звонки не отвечает, домой в город не возвращалась. Нужно узнать, что с ней, где она.
– Вот как, - задумчиво ответила Люська. – Видела, как она на фестиваль уходила, а вот возвращалась или нет, не видела.
– Тогда пойдём со мной к ней в дом. Посмотрим, а то вдруг заболела или ещё что.
– Погоди, ключ запасной возьму.
Люська с Макаром быстро отперли входную дверь и вошли во вторую половину дома и никого не нашли. Постель аккуратно заправлена, небольшой беспорядок у зеркала, видно – красоту девчонка наводила.