Черная кровь Победы
Шрифт:
Когда Саша разогнался достаточно, ему пришлось тормозить — дорожка пошла меж домов уже вниз, под откос и, чтобы ни обо что не навернуться, он побежал помедленнее.
За следующим поворотом он увидел картину, которая заставила его притормозить. Посреди узенькой тропинки между двумя хибарами из древних камней стояла банда карантиновской шпаны из пяти человек, окруживших какого-то пожилого человека и громко издевалась над ним.
Саша, теребя пионерский значок, застыл как вкопанный, глядя на эту сцену. Пожилой мужчина потерянно оглядывался, сжимая под мышкой пачку листов. Саша прищурился и узнал его. Это же… Александр Грин! Писатель, который приходил к ним в школу и показывал свои повести. Подросток зачитывался ими до полуночи, не ложась спать, прежде чем не дочитает до конца главы. И эта шпана его сейчас мучает?
Не думая о том, чем это может закончиться лично для него и, забыв о том, что он вообще-то опаздывает в школу, Саша выпрыгнул из-за угла, как раз, когда главарь шайки рассмеялся и замахнулся на больного человека с кипой листов, в которые тот вцепился как в главную ценность своей жизни. Скорее всего, так и было.
Пока мелочь из малолетней банды только оглядывалась на него, Саша уже налетел на главаря и провел двойку, затем еще тройку, и уже почти взрослый предводитель шпаны упал на пыль тропинки.
— Вы целы? — Крикнул Саша писателю.
Тот кивнул и хриплым голосом ответил:
— Главное — целы рукописи…
Саша кивнул и мгновенно обернулся на главаря.
Тот уже стоял на ногах и прикрикнул на своих малолетних подельников:
— Ша! Я сам с ним разберусь, ублюдком.
В руках накачанного парня сверкнул нож. Остальные отошли повыше по улице. Ставни окрестных домов привычно захлопнулись. Какая им разница кого тут сегодня зарежут? В любом случае — неместного. Поэтому и смотреть не интересно.
Саша принял стойку. Перед ним всплыли глаза немца, говорящего со смешным акцентом: «смотреть им только в глаза. Повторить? Как со зверем. В глаза». Подросток поднял голову и пристально уставился в глаза главаря, пока тот медленно приближался к нему, перебрасывая из рук в руки нож. Несколько секунд ожидания и подготовки растянулись на вечность.
Прыжок и громила промахнулся, Саша ушел в сторону и успел провести двойку боковыми. Главарь отшатнулся и, сплюнув на тропу, снова начал выжидать. «В поножовщине — главное кто первый. Один удар — один труп будет. Твоя сила в концентрации и руках. Смотри в глаза» — вновь всплыл в голове Саши голос немца. Обязательно, просто обязательно, когда все закончится — своему учителю черчения и, по совместительству — искусства бокса, он подарит большую-большую коробку конфет. И будет заниматься этим самым боксом в два раза усерднее. Как и черчением.
Новый прыжок громилы, и новый уход. Еще одна двойка. Но на этот раз громила успел увернуться и поднырнул под руки Саши. Его нож устремился ему в сердце, но Саша автоматически закрылся локтями. Нож вспорол рубашку и кожу на плече (как и однажды много позже… не поэтому ли Рябов видел сейчас эти картины, лежа на кушетке в госпитале? кто знает глубины подсознания?). Саша ушел снова.
Позади громилы послышалось улюлюканье — шпана не привыкла видеть, чтобы их главарь так долго не мог расправиться с жертвой. Его авторитет стремительно падал в глазах малолетних бандитов. Писатель, наблюдавший за дракой, только и мог, что тихо вздохнуть и держаться за сердце и еще — жалеть этого мальчика. Ему все равно долго не жить, болезнь съедала его, и он еле мог ходить иногда, как и сейчас. А этому смелому подростку еще жить и жить.
Саша смотрел в глаза главаря и у него возникло ощущение, что он находится где-то в другом месте. Как будто он смотрит откуда-то издалека, а глаза его противника — это гигантский омут, из которого надо выбраться, чтобы выжить и вернуться сюда. Медленно он приближался к нему, а тот застыл на месте, как прикованный. Саша, незаметно для себя, оказался рядом с застывшим громилой и посмотрел ему в глаза в упор. Тот как-то нерешительно попытался поднять нож, но он выпал из его вдруг ослабевших пальцев.
— Не трогай пожилого человека! Писателя… — Громко прошептал ему почти на ухо Саша, сам не понимающий что на него нашло.
И ударил его в ухо. Потом еще и еще. Пока тот не оказался на земле, молча свернувшись в калачик.
И так же резко, как на него нашло это непонятное состояние, оно схлынуло, вернув миру звуки, краски и понимание действительности.
— Жив, курилка? — Пнул Саша громилу.
— Не бей меня… Мы не будем…
Шпана изумленно и молча взирала на происходящее.
Бандит отполз подальше и, поднявшись на корточки, хрипло каркнул своим:
— Помогите подняться, малолетки! Уходим отсюда. И деда не трогаем.
Те удивленно подошли к нему, пока он вытирал кровь с разбитого носа. Помогли ему подняться и поплелись наверх. «Ох, и не повезет громиле скоро», подумал Саша. Шпана не прощает такой слабости и ему или придется долго драться, доказывая свою силу, или переезжать из Карантина в Большой город.
Подросток вздрогнул. Его плеча коснулась рука. Он обернулся, думая, что это писатель, но нет. Позади него стоял иссохший старик с огромной бородой, завернутый в халат.
— «И народы падут перед ним, но кто-то встанет между…» — Нараспев сказал старик и, усмехнулся. — Ты не простой мальчик, но тебе не надо все это знать.
И старый караим отвернулся и молча ушел в какой-то проход между домами, как будто его и не было.
Саша, потрясенный всем происшедшим, стоял посреди тропинки, пока из этого состояния его не вывел писатель, который тихонько сказал:
— Спасибо тебе, юноша. Я, наверное, теперь смогу дописать новую повесть. И у нее даже будет совсем не грустный финал. Возьми. — И подойдя к Саше Рябову, протянул ему один из листов. — Я помню, что здесь писал. Не могу тебя никак больше отблагодарить, а это кусочек моей рукопись про бегущую… Я его перепишу по памяти. А это тебе. На память.
Саша смущенно взял исписанный убористым почерком лист и прижал к груди.
— Спасибо тебе еще раз. — Писатель улыбнулся и медленно пошел по тропинке.
У Саши пропали все слова и он не смог больше окликнуть этого человека. Он просто убрал листок в свою сумку, валявшуюся на земле и вдруг вспомнил: «Я же совсем опоздал в школу!». И бегом побежал вниз, запинаясь о камни, чтобы хоть как-то успеть.
Он успел. И сдал урок черчения на пять. А потом взял дома несколько рублей и пошел в магазин у вокзала, где купил самую большую коробку конфет. Продавщица улыбалась, думая, что он берет ее своей любимой девушке. Но он брал ее тренеру и учителю немцу: без которого он не смог бы помочь писателю и себе, устоять в этой неравной схватке. Только одна шальная мысль не давала ему покоя: «не только немец помог… это непонятное… Что имел ввиду священник-караим?» Впрочем, даже знай, где он живет — Саша к нему бы не пришел. Потому что если он что-то сказал — значит, он уже все сказал. И больше, наверное, ничего не скажет. К тому же, ему было бы даже страшно идти к нему. Он смутно ощущал, что если бы он ответил на его невысказанный вопрос — вся его жизнь пойдет совсем не так, как должна. И поэтому он взял только коробку конфет для немца.