Чёрная кровь Сахалина. Генерал-губернатор

Башибузук Александр

Я невольно улыбнулся. Да, я такой… Четыре года после высылки из России прошли очень насыщенно и плодотворно. На Олимпиаду поперся больше из любопытства и чванливости, ну сами посудите, стать олимпийским чемпионом в двух олимпиадах с разницей почти в восемьдесят лет – это что-то с чем-то. Ну… это как трахнуть прапрапрабабку одной из русских императриц. Что, кстати, я успешно и исполнил в свое время.

Правда, на удивление, победить в Олимпиаде оказалось трудно – фехтование уже сделало большой скачок вперед, а моя боевая средневековая манера напрочь не годилась для спортивных поединков. Пришлось спешно перестраиваться.

В

автомобильных гонках участвую – всегда любил быструю езду, но не только из-за этого, и с аристократией тусуюсь, на что тоже есть своя немаловажная причина – это дало мне нечто очень важное, а именно – связи! Без этих связей в Европе, да и во всем мире, как без воды и без воздуха. А еще – это доступ к очень важной информации. К тому же публичная слава жуира и гедониста служит отличным прикрытием моим основным занятиям.

Понятное дело, маловероятно, что японская разведка совсем забыла про Александра Любича, но я очень хорошо замел следы, к тому же лощеный аристократ Александр де Лавардан ну никак не походит на того худющего патлатого маньяка с бешеными воспаленными глазами, которого зафиксировали косоглазые. Впрочем, я не имею привычки расслабляться и всегда начеку. К тому же из публичного круга я постепенно ухожу.

Бездельник? В этом вопросе пресса очень сильно ошибается. Просто сфера моей деятельности остается недоступна для посторонних.

Богат? Не как Крез, но богат. И не только благодаря сокровищам Арманьяков и Карла Смелого. Но обо всем этом стоит рассказать отдельно.

Из России я убыл Лемешевым Александром Вячеславовичем, то есть под своей настоящей фамилией, но оным я пробыл ровно до прибытия во Францию. Здесь благодаря связям барона д’Айю мы сразу же несколько раз сменили свои личины и легенды, чтобы запутать японцев, буде они удумают искать своих обидчиков. В результате я стал Александром да Сильва, аргентинцем по происхождению, Лука – Лукашем Елдецким, поляком, а Тайто – чилийцем Аугусто Пиночетом, благо, после того, как айн был приведен в божеский вид, самым неожиданным образом стал похож на латиноамериканца. А Майя и Мадина превратились в Марину и Мадлен да Сильва, так как с первой я сразу по прибытии обвенчался, а вторую удочерил.

С финансами проблем не было: благодаря простым людям Владивостока и сундучку японского бухгалтера-самурая денег хватило бы на безбедную жизнь на долгие-долгие годы. Даже учитывая то, что я почти треть наличных средств перевел вдове и сыну покойного капитана Полухина…

– И самое необычное, – продолжил разряженный толстяк. – Александру де Лавардану приписывается множество любовных романов, но на поверку он всегда оказывается образцово-показательным семьянином. Журналисты с ног сбились, но ничего по-настоящему компрометирующего так и не нашли – слухи остались только слухами. Ни малейшей интрижки, даже с актрисками, вообще ничего.

– Скучный он какой-то… – презрительно буркнул напомаженный хлыщ. – Быть верным жене? Фу…

– Но я подозреваю, что тому есть основательная причина, – загадочно понизил голос толстяк. – Так ведут себя только люди, которые хотят скрыть свою настоящую ориентацию. Да-да, Филипп, скорее всего, это человек нашего круга.

– Ну, хоть что-то оправдывает этого красавчика! – мерзко хихикнул хлыщ.

Первым желанием было перерезать уродам глотки, но вместо этого я только скорбно вздохнул. Ну вот, уже к заднеприводным причислили. Не то чтобы я исповедовал моногамию,

просто очень тщательно прячу концы в воду, но Майю действительно люблю и стараюсь ее не огорчать. Да и черт с ними, пусть думают, что хотят.

Так… о чем это я? Ах да…

Но, увы, для претворения в жизнь моих планов финансов все равно категорически не хватало, а посему после легализации я первым делом нанял яхту и отправился на островной архипелаг Молен, который в мою средневековую бытность графу де Граве пожаловал дюк Бретонский Франциск. Да, не в Арманьяк, а в Бретань. Дело в том, что и в реальной истории сокровища Карла Смелого Бургундского точно так же слямзили перед битвой при Нанси, и к этому приложил свою руку тот же кондотьер граф Кампобассо. Их по сей день не нашли, а значит, оставался некоторый шанс на то, что они до сих пор лежат в пещерке на островке. Весьма призрачный, за сотни лет этот каменистый островок вообще мог скрыться с лица земли, но я решил все равно попытаться его использовать.

И успешно использовал. К моему величайшему удивлению, как островок, так и клад оказались на месте. Не буду описывать, как я его доставал, – все прошло гораздо сложнее, чем в прошлый раз, но в итоге все получилось. Золотых и серебряных монет нашлось не особо много, всего около трети тонны, это общим весом, потому что большую часть унес океан, но главную ценность представляли собой не они, а четыре большущих сундука с разной драгоценной утварью, преимущественно золотой и инкрустированной драгоценными камнями.

Легализация ценностей грозила большими сложностями и потерями, потому пришлось поломать голову. Но в результате поступил почти точно так же, как в прошлый раз, когда забрал из сокровищ только свое не выданное когда-то жалованье, а остальное отдал Мергерит, вдове покойного герцога. Только сейчас часть клада, в том числе некоторые знаковые регалии герцога Бургундского, я безвозмездно передал Франции, за что получил гражданство и баронский титул, а от Парижской академии наук – звание почетного академика. Ну а остальное без лишней огласки поместил в надежный швейцарский банк-гном, как раз специализирующийся на подобной практике, после чего под залог этих ценностей взял кредит, сразу выплатил проценты и оказался обладателем своего первого, абсолютно законного миллиона.

Ну а дальше пришел черед сокровищам Арманьяков. И уже с ними все получилось гораздо сложней и одновременно проще. Но об этом – немного позже…

Я быстро глянул на часы, одним глотком допил кофе, бросил на блюдце несколько монет и вышел из кафе. «Сладкая парочка» за соседним столиком не обратила на меня никакого внимания, хотя фотографиями Александра де Лавардана пестрела вся желтая пресса в Европе. С недавних пор у меня в штате появился профессиональный гример, который всего лишь парой взмахов расчески делает меня полностью неузнаваемым. Увы, мера очень вынужденная, и не только из-за косоглазых.

Итак, Марсель… Обычный средиземноморский портовый городок. Запутанные улочки, жаркое солнце, запах моря, рыбы и жареных каштанов. Но, увы, сравнить нынешний город с его средневековой версией я не могу – в мою бытность Жаном Арманьяком я в Марсель ни разу не наведывался. А знаменитый замок Иф построили гораздо позже.

Из переулка вывернулся низкорослый кривоногий крепыш в обычной для марсельского люда свободной куртке и кепке-гавроше и тут же смешался с фланирующей по набережной публикой.