Черная кровь. Черный смерч

Перумов Ник

Она потёрла лоб рукой, оставив на лице жирные полосы сажи, затем спросила:

– А вы хоть заметили, как этот дуболом кричал?

– А как ему ещё кричать-то во время боя? – удивился Таши.

– Да я не о том… Ты подумай: не по-чужински он вопил, и не по-каковски ещё, а по-нашему. Хотя, если поразмыслить, так, наверное, и должно быть. Места эти прежде нам принадлежали, тут самые камни речь детей Лара помнят. Зато теперь знаем, почему Хоботу в могиле не лежится, кто его по свету гоняет. Матхи, покойник, много старался Хобота

успокоить, но не сумел. Да и как суметь, ежели тут такое творится.

– Так это он на нас смерч напускает? – Доброе отношение Таши к таинственному богатырю разом переменилось. – Это от него недород, детишки из-за него болеют?

– Не суди, – остановила сына Уника. – Кто знает, что мы сейчас видели? Места, сам понимаешь, какие. Тут вся нежить искажённая, спрос с неё маленький. Давай лучше костёр разжигать. И воды с Великой натаскай побольше – лучше на сыром спать, чем в этой копоти.

– Рон натаскает, – распорядился Таши, – а я схожу посмотрю на дубинку, которой великан Хобота бил. Они её ловко разломали: связать обломки вместе – вот и плот. Всё польза с драчунов будет. Ежели сегодня всё справлю толком, так завтра на зорьке можно и нырять.

Таши зашагал к месту недавнего сражения. Уника смотрела ему вслед. Похож на отца, инда дыхание замирает, а всё-таки не совсем похож. Старший Таши ни за что на свете не притронулся бы к дубинке искажённого духа, и не потому, что побоялся бы, а просто не любил потустороннее и сторонился его как мог. А этому – всё нипочём, привык к материнским волшебствам, покуда малышом был. Уника вздохнула и сама пошла за водой, велев Ронику заниматься костром.

* * *

К утру следующего дня плотик, связанный из обломков великанской палицы, был готов. Чтобы неудержимое течение Великой не унесло его, плот зачалили на длинной верёвке, прикрутив его к столбу, вкопанному здесь же, на берегу. Достигнув нужного места, Таши собирался бросить якорь, изготовленный из разлапистой коряги, к которой для веса была прикручена изрядная каменюка. Всё это хозяйство с превеликими трудами было погружено на плот, который, благополучно достигнув крутеня, там опрокинулся, утопив разом весь груз и заставив Таши прежде срока выплывать из самого вира.

Таши разрешил водовороту затянуть себя в глубину, и лишь когда в ушах больно зазвенело от тяжести воды, рванулся вбок и, отдуваясь, вынырнул. Дело нехитрое, если плавать умеешь и если омутинник не разгневается на дерзкого и не утопит, ухватив за волосы и не позволив вынырнуть к воздуху. Против омутинника были у Таши обереги, выданные матерью, да и не видел он под водой никакого омутинника – может, уплыл куда хозяин, а быть может, Таши просто недостаточно глубоко влез в подводную яму. Второе больше на правду похоже, ведь и Ромар, и Калюта, и мать в один голос говорили, что есть в этих краях омутинник и сидит он как раз там, где спрятан нож. Тоже забота – как водяного согнать?

Впрочем, мать обещала пособить, а его дело донырнуть и возвратиться к солнцу с ножом.

Таши не проплыл к берегу и полпути, когда из утреннего тумана донёсся знакомый рык и тёмным пятном обозначилась фигура вчерашнего великана. Как и в прошлый раз, искажённый дух нёсся огромными прыжками, размахивая древесным стволом, что успел выдрать где-то из земли вместе с комлем.

– Осилим! – Вряд ли великан знал ещё хоть одно слово, во всяком случае, ничего иного говорить он не пытался.

Что было сил в руках Таши рванулся вперёд. Он видел, что безнадёжно опаздывает, но продолжал сажёнками расплёскивать волны, выкрикивая в те секунды, когда позволяла вода:

– Сюда!.. Сюда!.. Скотина… ко мне…

Затем он увидел, как мать, держа за руку малолетнего Рона, вышла навстречу призраку, и чудовище замерло, вздев поднятую для удара дубину.

Проходили мгновения, лапа, способная одним ударом размазать женщину и ребёнка, не опускалась. Таши уже бежал по отмели, вот он выбрался на песок, подхватил копьё, разумно оставленное на самом виду, и замер на полушаге, наткнувшись на запрещающий жест матери. Уника стояла напротив великана, бестрепетно глядя ему в лицо, и эти двое спорили, хотя, казалось бы, какой может быть спор между человеком и обитателем заколдованных мест.

– Я тебя помню, Туран, и ты помнишь меня, – раздельно роняя слова, говорила Уника. – Тебе ведь не каждый день приходилось вершить смертный суд? Ну так вспомни. И оглянись вокруг – земля не проросла камнями, и Великая снова течёт. А вот Низового селения больше нет, и родичи лежат непогребённые, вспомни это, Туран!

Гигант задрожал. Зубы в распахнутой пасти зашевелились, немыслимо вырастая. Теперь в лице искажённого духа не оставалось ничего человеческого. Но палица всё не опускалась.

– Вы кто? – выдохнуло чудище.

– Говорю тебе второй раз, – чётко произнесла йога, – я Уника, дочь Латы, та, которую ты судил, когда был человеком!

– Мы дети Лара! – звонко крикнул Роних, выступив вперёд. – А вот кто ты такой и что ты делаешь на наших землях?

– Не-ет!!! – От рёва великана, казалось, качнулись камышищи на луговом берегу. Вздетая для удара, палица отлетела в сторону и переломилась пополам. Взвихрилась степная пыль, и страшилище, только что угрожавшее людям, сгинуло за волнистыми холмами.

Уника обессиленно опустилась на землю. Только теперь Таши понял, в каком страшном напряжении она была эти минуты.

– Не вспомнил, – сдавленным голосом произнесла Уника. – Но и напасть тоже не посмел. Значит, не всё кончено, мы с ним ещё поборемся.

– Кто это был? – тихо спросил Роник.

– Туран, старшина Низового селения, тот, из-за которого… ну, вы сами видели, что там в селении деется. Не сберёг он людей, ну, вот и…

– Это ему посмертие такое? – подал голос Таши.