Черная кровь
Шрифт:
— Ладно, — согласился Смит. Ему-то казалось, что он предлагал увеличить вознаграждение всего в пятьдесят раз. — Пусть будет в сто раз. Восемнадцатикаратное золото. Это такое золото, которое…
— Да знает он, знает, — сказал Римо. — Дайте ему бриллиант, и он на ощупь определит все его изъяны. Это же ходячая ювелирная лавка. Он знает наперечет половину самых крупных камней в мире. Рассказывать Чиуну про золото все равно что просвещать папу римского насчет мессы.
— Чтобы позаботиться о своей бедной деревне, мне пришлось кое-что узнать о
— Спросите его, сколько стоит голубоватый бриллиант чистой воды в два карата на рынке в Антверпене, — сказал Римо Смиту. — Ну, давайте. Спросите его.
— От имени нашей организации и от имени американского народа, которому она служит, я выражаю вам благодарность, о Чиун, Мастер Синанджу. А вы, Римо, будете получать хорошее ежегодное пособие до конца вашей жизни. Вы уйдете в отставку. Вы сможете дожить до преклонных лет и умереть в своей постели, зная, что хорошо потрудились на благо нашей страны.
— Я вам не верю, — сказал Римо. — Я получу один чек, может быть — второй, а потом однажды открою дверь, и порог взорвется у меня под ногами. Вот в это я верю.
Римо навис над Смитом и провел левой рукой у него под подбородком, давая понять, что может прямо сейчас голыми руками его убить. Римо хотел подавить Смита телесной силой. Но этот железный человек не испугался.
Недрогнувшим голосом он повторил свое предложение тому, кто составлял самое важное звено всей организации. Римо был ее главным разящим оружием, человеческим существом, у которого все резервы организма использовались на сто процентов. Как Чиун сумел этого добиться от Римо, Смит не знал. Но раз он проделал это с одним человеком, он сможет проделать то же самое и с другими.
— Теперь послушайте, что предлагаю вам я, Смитти, — сказал Римо. — Я выхожу из игры. И если вы не будете пытаться убить меня, я не стану убивать вас. Но если вдруг случайно в радиусе пяти футов от меня кто-то будет отравлен, или вдруг такси потеряет управление на улице, по которой я иду, или неподалеку от меня случится ограбление и кто-то выстрелит в мою сторону, то я расскажу всему миру про секретную организацию под названием КЮРЕ, которая действовала вопреки конституции с согласия правительства, потому что правительство ничего не могло добиться, оставаясь в рамках закона. И как ничто не улучшилось, а все стало хуже и хуже, только то там, то здесь стали исчезать трупы. А потом я ввинчу ваши кислые губы в ваше кислое сердце, и мы будем квиты. А пока — прощайте!
— Сожалею, что вы недовольны результатами нашей деятельности, Римо. Правда, я заметил ваше недовольство уже некоторое время назад. Когда это началось? Если я имею право спросить.
— Началось, когда людям стало небезопасно ходить по улицам, а я продолжал мотаться повсюду по вашим секретным заданиям. Страна катится ко всем чертям. Человек вкалывает по сорок часов в неделю, а потом появляется какой-нибудь сукин сын и говорит ему, что он не имеет право есть мясо и что он должен делиться едой со своего стола с толпой бездельников, которые ни черта не делают, да еще всячески его поносят. Хватит с меня этого. А тот сукин сын, который это говорит, чего доброго, получает тысячу долларов в неделю в каком-нибудь государственном учреждении только за то, что повсюду твердит, какая ужасная у нас страна. Хватит, я сыт по горло!
— Ладно, — печально сказал Смит. — Во всяком случае, спасибо за все, что вы сделали.
— Всегда рад вам услужить, — сказал Римо без всякой радости в голосе.
Он отодвинулся от Смита, а когда обернулся, то увидел, что на бледном лбу Смита в свете полуденного солнца поблескивают капельки пота. Хорошо, подумал Римо. Смит все-таки испугался. Он просто слишком горд, чтобы показать это.
— Ну, а теперь вернемся к вам. Мастер Синанджу, — сказал Смит.
Чиун кивнул и заговорил:
— Что касается увеличения оплаты, мы с благодарностью принимаем ваше милостивое предложение; с остальным же возникает некоторая экономическая неувязка, и это, поверьте, очень нас огорчает. Мы бы рады обучать сотни, тысячи новых учеников, но не можем себе этого позволить. Мы вложили много лет в это. — Чиун кивнул в сторону Римо. — И теперь приходится защищать свое капиталовложение, каким бы ничтожным оно всем ни казалось.
— В пятьсот раз больше того, что получает ваша деревня сейчас, — сказал Смит.
— Вы можете увеличить плату в миллион раз, — подал голос Римо. — Он не станет учить ваших людей. Может, он научит их плясать на татами, но никогда не передаст им учение Синанджу.
— Верно, — радостно подтвердил Чиун. — Я никогда не стану учить больше ни одного белого из-за возмутительной неблагодарности вот этого. И следовательно, мой ответ — нет. Я остаюсь с этим неблагодарным.
— Но вы можете избавиться от него и стать богаче, — сказал Смит. — Я изучил историю Дома Синанджу. Вы занимаетесь этим бизнесом столетия.
— Многие и многие столетия, — поправил Чиун.
— А я даю вам больше денег, — сказал Смит.
— Он не бросит меня, — сказал Римо. — Я лучший из всех его учеников. Лучше даже, чем ученики-корейцы. Если бы ему удалось найти приличного корейца, который смог бы когда-нибудь занять его место, он никогда бы не стал работать на вас.
— Это правда? — спросил Смит.
— Ничто из сказанного белым человеком никогда не являлось правдой — за исключением ваших слов, о славный император.
— Это правда, — сказал Римо. — Он вообще никогда не бросит меня. Он меня любит.
— Ха! — с негодованием произнес Чиун. — Я остаюсь, чтобы защитить свой капитал, вложенный в это недостойное белокожее существо. Вот почему остается Мастер Синанджу.
Смит уставился на свой «дипломат». Римо никогда еще не видел этот живой компьютер таким задумчивым. Наконец он поднял глаза и чуть улыбнулся, почти не разжимая тонких губ.
— Похоже, Римо, нам не отделаться друг от друга, — сказал он.