Черная Леди
Шрифт:
— Но вы сказали две недели, — уточнил я.
— Сказал.
— На что уйдет остальное время?
— О, я уверен, мы что-нибудь придумаем, — доверительно произнес он, и почему-то я понял, что услышу еще не один вопрос о Малькольме Аберкромби и его коллекции.
Глава 9
Наступил вечер, а я все еще не составил мнения о Валентине Хите. Он был человеком интересным, с ним было весело, он обращался ко мне вежливо и с уважением, но если ему верить (а я не видел причин сомневаться в его словах), он был совершенно аморальным преступником,
— Мы наймем автомобиль, или вы предпочитаете какой-нибудь местный общественный транспорт? — спросил я, когда мы подошли к парадной двери.
— Общественный транспорт? — переспросил он с насмешливой гримасой.
— Толкаться среди пролетариев, которые дышат вам в лицо чесноком и дымом? Прикусите язык, Леонардо.
— Тогда я остановлю машину, — сказал я, выходя наружу.
— Позвольте мне, — сказал он, сделав знак роскошной серебристой машине, стоявшей за полквартала от отеля.
Машина немедленно завелась и подкатила к двери.
— Моя краса и гордость, — сказал он, открывая передо мной дверцу. — Даже зажигалка на атомной энергии. Что вы о ней думаете?
— Очень просторно, — заметил я, взбираясь на необъятное заднее сиденье.
— Если захочется пить, есть встроенный бар, — сказал он, присоединяясь ко мне и нажимая кнопку. Между нами вырос шкафчик с напитками.
— Нет, спасибо.
— А еще видео с октафоническим звуком, — продолжал он.
— Как интересно.
Он нажал еще одну кнопку, и я чуть не взвизгнул, потому что все сиденье начало вибрировать.
— Чтобы не отсидеть себе все на свете, когда слишком долго удираешь от полиции, — пояснил он.
Потом он постучал в светонепроницаемое стекло, отделявшее нас от переднего сиденья, и водитель-моллютеец опустил заслон.
— Да, мистер Хит? — произнес он через блок-транслятор, который перевел его речь на чистейший земной.
— В подземный пентхауз, Джеймс, — приказал Хит.
— Слушаюсь, мистер Хит, — ответил моллютеец, снова закрываясь стеклом.
— Что такое подземный пентхауз? — спросил я.
— Квартира под землей, — усмехнулся Хит.
— Я заметил, что вы называете водителя Джеймсом, — сказал я. — Не думал, что у моллютейцев бывают человеческие имена.
— Не бывает. Но его настоящее имя я вовсе не могу выговорить, так что зову его Джеймсом.
Он помолчал и добавил:
— Если я правильно помню, его предшественника звали Оскар.
— Очень приятно узнать, что вы охотно нанимаете не-землян.
— По-моему, я уже говорил, что на Шарлемане их нельзя использовать в качестве свидетелей, — ответил Хит и опять сделал паузу. — Кроме того, им можно платить меньше, чем людям, а я постоянно пытаюсь сократить расходы — правда, без особого успеха. Мое воспитание не позволяет мне довольствоваться вторым сортом, но увы, никто не подумал научить меня, как обеспечить себе первый. Моя профессиональная жизнь — сплошная цепь проб и ошибок.
— Очевидно, вы сделали не так уж много ошибок, — заметил я, — поскольку вы до сих пор на свободе.
— О, ошибок у меня хватало, — беспечно ответил он. — Но и у полиции тоже. Просто удивительно, как много времени требуется, чтобы понять, что при моем положении можно быть вором. Жульничество на бирже, махинации с правительственными контрактами, политический подкуп — такого можно ожидать от человека явно богатого и хорошо воспитанного, но вор в ночи?
По-моему, это никогда не приходит им в голову.
— Тогда почему вам пришлось скрываться у меня в номере? — спросил я.
— Почти никогда, — внес он поправку. — Разумеется, к тому времени, как они меня поймают, Морита уже попадет к человеку, у которого еще меньше причин афишировать свое приобретение, чем у меня. А потом я получу официальное карантинное свидетельство, множество многословных извинений, и полиция очень нескоро заподозрит меня в следующей краже.
— Это, кажется, весьма удобно, — неодобрительно отозвался я.
— Не говоря уже о логике, — добавил он. — Подумайте, как глупо арестовывать обычного подонка-неудачника за кражу драгоценного камня или редкой картины. У него же еле хватает средств на чистую рубашку, как же он может быть тем, за кем они охотятся? В то время, как мне только на самые необходимые расходы ежемесячно требуется свыше полумиллиона кредитов, и это без видимых источников дохода. Если бы полиция логично оценивала ситуацию, они посадили бы в тюрьму всех богатых бездельников, и держали бы, не выпуская под залог, пока виновный не признается.
— Очень интересная точка зрения, — признал я.
— И не безосновательная, — продолжал он. — Я совершенно не боюсь быть ограбленным, когда нахожусь среди представителей немытой массы; но среди равных себе я всегда вооружен до зубов.
Он повернулся ко мне.
— Запомните, Леонардо: если кто-нибудь скажет вам, что ему не нужны деньги, немедленно хватайтесь за кошелек и бегите.
— А что делать, если кто-то скажет, что он вор?
— Все мы воры, — сказал он, улыбаясь. — Я просто честный вор.
— Нет ли здесь противоречия? — спросил я.
— Есть, конечно. Кто сказал, что человек не может быть противоречив? — он выглянул в окно. — Ага, вот мы и на месте.
Я потянулся к ручке дверцы, но он мягко схватил меня за руку.
— Пока нет, — сказал он и включил внутреннюю связь. — Дважды вокруг квартала, Джеймс.
Обернувшись ко мне, добавил:
— Если вы не возражаете, мы еще минуту-две покатаемся, чтобы убедиться, что за нами нет хвоста и за входом в мой дом не следят.
— А если следят?
— Тогда я представлюсь соседом и вытащу картину у них из-под носа.
— А если появится настоящий сосед?
— Он перед вами, — усмехнулся Хит.
— Не понимаю.
— Я снимаю в этом здании две квартиры. Подземную — сам, и на свое имя, а ту, что на шестом этаже — под видом пожилого седобородого джентльмена, который заметно хромает. Из своей квартиры он выходит редко, только для того, чтобы соседи его видели и могли опознать.
— Надо ли полагать, что в Океане вы живете под двумя именами?