Черная Леди
Шрифт:
— Я не настолько влюблен в себя, чтобы поверить, что вы просто хотите посмотреть на мою плазменную живопись.
— Вы говорите так, словно мы не единственные ваши гости, — осторожно заметил Хит.
— Я получил по радио сообщение от какого-то Венциа, — ответил Кобринский. — Он должен быть здесь через пару часов. Все сразу захотели поговорить со мной. С чего бы это?
— Венциа? — озадаченно повторил Хит. — Как ему удалось так быстро нагнать нас?
Кобринский, в свою очередь, озадачился.
— У
— В некотором роде, — ответил Хит.
— Почему?
— Потому что вы считаем, что вы — очень важная личность, мистер Кобринский, — сказал Хит. — И у нас есть вопросы, которые мы хотели бы вам задать.
— В чем моя важность?
— И об этом мы тоже хотели бы поговорить с вами, — сказал Хит.
Кобринский пожал плечами.
— Почему бы нет? Мне нечего скрывать.
Он помолчал.
— Здесь слишком жарко. Идемте в бункер, — и повернувшись ко мне, добавил:
— Вы тоже.
Мы пошли за ним в бункер, довольно большое строение, заполненное множеством компьютеров и других разнообразных машин, назначение которых я не смог определить. Со стен смотрели головы животных, одна страшней другой.
— Очень впечатляет, — заметил Хит.
— Оборудование или звери? — поинтересовался Кобринский.
— И то, и другое, — ответил Хит. Он указал на одну из голов, принадлежавшую отвратительной рептилии с жутким оскалом и шестидюймовыми клыками.
— Это не громовая ящерица? Кажется, я одну такую видел в зоопарке на Лодине XI.
Кобринский кивнул.
— Это правда громовая ящерица, но вы, наверное, видели ее в музее.
Пока ни одной еще не удалось поймать живьем.
— Где они водятся? — спросил я.
— На Гамме Щита IV.
— Громовые ящерицы, похоже, очень свирепы, — заметил я.
— Да, — согласился Кобринский и нежно погладил голову. — Эта была особенно свирепа. Уже принялась за мою левую ногу, когда я ее прикончил.
— И руку вы так же потеряли? — спросил я.
Он покачал головой.
— Руку — лет пятнадцать назад, несчастный случай при прыжках с парашютом, — он согнул и разогнул левую руку. — Невелика потеря. Эта работает лучше настоящей.
Он сделал паузу.
— Кто-нибудь из вас хочет выпить?
— Да, пожалуйста, — сказал Хит.
Кобринский полез в шкафчик, вынул бутылку альтаирского рома и кинул Хиту.
— А вам что? — спросил он меня.
— Я не принимаю стимуляторов, — ответил я. — Но спасибо за предложение.
— Устраивайтесь, — предложил он, присев на край незастеленной койки и указывая нам на два металлических табурета. — О'кей. Начинайте задавать вопросы. Мне они, наверное, будут не менее интересны, чем вам — ответы.
— Вы здесь одни? — спросил Хит.
— Это вопрос или прелюдия к ограблению? — спросил Кобринский тоном, не сулившим ничего хорошего потенциальному взломщику.
— Это вопрос, и крайне важный, — сказал я.
— Один.
— С вами нет женщины? — добивался Хит.
Кобринский широким жестом настоящей руки обвел почти всю планету.
— Вы видите хоть одну? — и добавил:
— Дались вам эти женщины!
Венциа задавал мне тот же идиотский вопрос.
— Мы ищем одну женщину, — сказал я. — У меня есть причина думать, что она скоро здесь появится.
— На Солитере? — он язвительно засмеялся. — Что может заставить женщину прилететь на такую жаркую, безобразную и безжизненную планету?
— Вы, мистер Кобринский, — ответил я.
Он явно удивился.
— Я?
— Совершенно верно.
— Может, вы меня на солнце плохо разглядели, — сказал он. — У меня не та физиономия, чтобы женщины бегали за мной через всю галактику.
— Эта женщина придет, — сказал я.
— Валяйте дальше, — сказал Кобринский, лицо которого выразило живой интерес.
Я повернулся к Хиту.
— Можно мне вести беседу, друг Валентин?
Хит улыбнулся.
— Вы уже минуты две ведете.
— Прошу прощения за невоспитанность, — извинился я.
— Не стоит, — сказал Хит. — В конце концов, вы эксперт.
— Спасибо, — сказал я, снова поворачиваясь к хозяину. — Мистер Кобринский, два года назад вы пытались купить картину на аукционе, на Бета Сантори V, но предложили недостаточную цену.
— Откуда вы знаете?
— Это можно узнать из открытых данных, — ответил я. — Вы помните ту картину?
— Конечно, помню. Это было единственное произведение искусства, которое я пытался купить, но она отправилась к какому-то богатому ублюдку со Старого Лондона или Ближнего Лондона.
— С Дальнего Лондона, — поправил я.
— Вы его знаете? — спросил Кобринский. — Он даже на аукцион не явился, весь торг вел его агент.
— Его зовут Малькольм Аберкромби, — объяснил я. — До недавнего времени я у него работал.
— Наверное, денег не считает.
— Он достаточно состоятелен, — согласился я. — Можно спросить, что в этой картине вас заинтересовало? Я видел ее, и со всем беспристрастием скажу, что портрет не очень хорошо выполнен.
— Вы здесь, чтобы расспрашивать меня о портретах, или о женщине, которую ищете?
— О том и о другом, — ответил я. — Ответьте, пожалуйста, на мой вопрос. Уверяю вас, что это очень важно.
Кобринский повел плечами.
— Мне было наплевать, хорошо или плохо написана картина, — сказал он. — Я же говорю, я не собираю предметов искусства.
— Но вы пытались купить эту картину, — продолжал я. — Почему?
— Из-за изображения.
— Изображенной женщины?
Он кивнул.
— Верно.