Черная линия
Шрифт:
— И что… что я должен с ним сделать?
— Отправишь его из своего офиса в Куала-Лумпуре. Я объясню тебе как. Адрес на конверте.
Реверди разжал руку. Страшный спазм сковал его внутренности, и вместе с жутким урчанием к нему вернулось ощущение горящих головешек в животе. Он уже не был уверен в том, что сумеет удержаться и не наложит прямо тут, в зале для свиданий. Все же ему удалось выпрямиться.
— Это… Это не по правилам, — снова отважился Джимми.
— А что по правилам? — спросил он, напрягая ягодицы. — Маленькие девочки, которых ты трахаешь?
— Если вы собираетесь меня шантажировать, я…
— Ты будешь делать, что я тебе говорю, и баста.
Адвокат провел пальцем за воротником рубашки.
— Представьте себе, что меня застанут. Это повредит моей работе в этой…
— Делай, что я тебе говорю. Пошли это письмо. — Он выдавил улыбку. — Но
23
— По крайней мере, это не связано с наркотиками?
Марк не ответил. Он смотрел через стекло на конверт в руках Алена. Удивительно! Он пришел на почту, как приходил каждое утро, но при этом ожидал письма не раньше, чем двадцатого апреля.
А сегодня всего лишь пятнадцатое, а письмо уже пришло.
Конверт, запечатанный в пластик, со штампом «экспресс-авиа».
— Что там внутри? — спросил почтовый служащий.
— Понятия не имею.
— Это опять из Малайзии. — Ален нагнулся, осмотрелся, потом прошептал, приблизив губы к стеклу: — Ваша история попахивает неприятностями…
Марк хранил молчание. Ему безумно хотелось перескочить через перегородку и выхватить письмо.
— С тех пор как вы зарегистрировали этот адрес для корреспонденции «до востребования», вы получили всего три письма. И все из Малайзии. Что это значит?
— Не берите в голову. Я могу взять письмо?
Служащий сделал вид, что не хочет отдавать конверт.
— А как поживает ваша подруга?
— Моя подруга?
Ален улыбнулся, глядя на застигнутого врасплох Марка. Потом прочел имя адресата на конверте:
— Элизабет Бремен. Ваша подружка, вроде бы прикованная к постели. Которая получает письма только из Малайзии.
— Она там неплохо провела время, — придумал на ходу Марк, сообразивший наконец, что дело поворачивается нежелательным образом. — Она студентка экономического факультета.
— А ее бедро?
— Ее бедро?
— Несчастный случай. На волейболе.
Марк никак не мог сосредоточиться на вопросах Алена. Мысли его бурлили. Значит, Реверди каким-то образом сумел послать ему письмо экспресс-почтой, минуя тюремный контроль. Что же скрывается в этом конверте?
— Она поправляется, — сказал он наконец, сделав над собой усилие. — Но ей придется еще долго лежать. Вы мне отдадите мое письмо, черт побери?
Ален напрягся. Медленно, словно против своей воли, он положил запечатанный в пластик конверт в крутящийся лоток возле окошечка.
— Это ей нужно для учебы, — улыбнулся Марк. — Не берите в голову.
Он схватил конверт. Ему в глаза сразу бросился адрес отправителя вверху слева:
Джимми Вонг-Тет-Фат
7-й этаж, Висма Хамза-Квонг Хинг № 1,
Лебох Ампанг
50 100 Куала-Лумпур, Малайзия
Это имя он помнил — адвокат Жака Реверди. Теперь переписка пойдет через него — наверняка, чтобы обеспечить сохранение тайны.
Марк вышел из почтового отделения в состоянии близком к помешательству. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не сорвать зубами клейкую ленту с конверта прямо на тротуаре.
Он добежал до дома, прижимая это сокровище к сердцу.
Канара, 10 апреля 2003 г.
Ты принимаешь правила нашей сделки, и я этому рад. Значит, до того, как я возьму слово, говорить будешь ты.
Ты поняла: мне нужен залог.
И это будет залог алого цвета.
Существует перевод Библии, который принято называть «Иерусалимской Библией», и один кусок из этого перевода меня всегда поражал. Речь идет о девятой главе книги Бытия, стихи с первого по шестой. Без сомнения, эти цифры ничего не говорят тебе: там просто рассказывается, как закончилась история Ноя и его ковчега.
У всех в памяти остался положительный образ этого персонажа, который вернулся, приведя с собой по паре каждой твари, чтобы снова населить Землю.
Но истина более жестока: Ной вернулся с пропитанием для людей. После потопа гнев Яхве утих. Род человеческий может выжить, но только для этого надо принести в жертву животных. Вот какую милость даровал Господь: отныне люди могли убивать животных и питаться ими.
Но Яхве сделал одно важное уточнение: людям запрещено пить кровь, кровь принадлежит «Ему». Это характерно для всех религий: кровь неизменно льют на алтарь, и никто не имеет права прикасаться к ней. Потому что кровь, и об этом ясно сказано в «Иерусалимской Библии», является душой плоти. А душа принадлежит Богу.
Почему я рассказываю тебе все это? Потому что эта идея соответствует глубинной истине. Покажи мне свою кровь, и я скажу тебе, кто ты…
Достаточно будет нескольких вопросов. Ответь на них точно, и в обмен я открою перед тобой двери своей души.
В первом письме ты писала, что тебе двадцать четыре года. Я не думаю, что ты пережила множество любовных приключений. Но полагаю также, что ты уже не девушка. Ты уже занималась любовью, Элизабет? Сколько тебе было лет? Помнишь ли ты ту, первую ночь?
Мне не нужны сентиментальные подробности. Меня интересует лишь одно: смотрела ли ты после полового акта на следы, оставленные тобой на простыне? Бросила ли ты украдкой, почти что рефлекторно, взгляд на эти частицы тебя самой, навсегда отторгнутые от твоего тела?
Помнишь ли ты цвет этой крови? Опиши мне эти коричневатые пятнышки, Элизабет, опиши подробно и своими словами. Расскажи мне, что ты почувствовала, когда осознала эту потерю. Ведь с этой потерянной кровью ты теряла и часть своей души.
Вернемся еще немного назад.
До того, как потерять девственность, ты перешагнула другой порог. В тебе проснулась женщина. И снова была кровь. И тоже без возможности вернуться назад… Как все случилось в тот, другой «первый раз»? Не спрашиваю тебя об обстоятельствах. Я просто хочу, чтобы ты описала мне эту первую эпоху, теплую и неведомую.
Погрузись в свои воспоминания и найди правильные слова, чтобы я мог увидеть здесь, на листе бумаги, цвет этой сокровенной жидкости… Расскажи мне и о сегодняшнем дне: какая она, твоя менструальная кровь? Как ты переживаешь эти регулярные кровотечения?
Последний вопрос: ты видишь, я не прошу от тебя многого… Помнишь ли ты какую-то рану, результат несчастного случая или чего-то иного, когда у тебя текла кровь? Не испытывала ли ты, кроме боли, другие чувства, другое волнение? Неясное наслаждение, порожденное этим ранением, этим раскрытием перед лицом внешнего мира?
Я заканчиваю: я не хочу влиять на твои ответы. Напиши мне поскорее, Элизабет. Скрепим наш договор твоими откровениями, подобно тому, как дети скрепляют дружбу, надрезав запястья и смешав капли своей крови.
Последнее и самое важное: вложи в следующее письмо свою фотографию. Мне совершенно необходимо видеть твое лицо. И представлять его, когда я буду думать о тебе.
И наконец, уточнение технического порядка: больше не может быть и речи о том, чтобы наши письма проходили через тюрьму. Отныне посылай письма на адрес моего адвоката экспресс-почтой, через DHL. Если нашим узам суждено крепнуть, пусть это произойдет поскорее.
Жду, когда смогу прочесть твое письмо — и увидеть твое лицо.
Марка словно обдало холодом — и одновременно жаром.
Хищник вышел из леса.
Он показал свою жестокую и порочную натуру. Свою навязчивую жажду крови. Это само по себе уже позволяло составить его портрет. Но подобный поворот событий внушал тревогу. Реверди подходил к Элизабет как к жертве. Он хотел обнюхать ее. Почуять ее кровь. Зачем? Чтобы лучше представить себе ее исполосованную ножом?
Не снимая перчаток, Марк вытянул перед собой руки: они судорожно дрожали. От возбуждения и страха. Вместо того, чтобы предаться многочасовым размышлениям о разверзшейся перед ним бездне, он встал.
Ему оставалось только одно.
Найти требуемые ответы.
24
— Вы пришли по поводу вашей жены?
— Я не женат.
— По поводу вашей подруги?
— Нет… В общем, я…
— В общем — что?
Врач-гинеколог улыбалась, но в ее голосе чувствовалось нетерпение.
У нее было морщинистое лицо, коричневатое и круглое, как гречишная лепешка. От него исходило то же тепло, тот же знакомый вкус. Короткие, совсем седые волосы резко контрастировали с темной кожей и подчеркивали ее возраст; это успокаивало.
В кабинете атмосфера доброжелательности усиливалась: здесь пахло старинной мебелью, лаковыми безделушками, на которых оставили свой след годы и руки. Наверное, беременным женщинам нравилось приходить в это убежище, в самом центре Шестого округа.
— Я очень редко принимаю тут мужчин, — снова заговорила врач, поскольку Марк по-прежнему молчал.
Он был готов к подобному замечанию. Он заранее заготовил легенду:
— Я писатель. Сейчас я работаю над романом, центральный персонаж в котором — женщина. Но я ничего не знаю о женщинах. Я хочу сказать — о том, что составляет интимный мир женщины…