Черная Луна
Шрифт:
— Ты сослужил нам славную службу, крестьянин, — сказал он, бросив Бэрину кошель с золотыми монетами; Бэрин ловко поймал его. — Можешь пожить во дворце, покуда не отыщешь себе новое жилище.
— Спасибо, государь, — ответил Бэрин, — но только я, с твоего разрешения, уеду с сыном в Лоретели и оттуда отправлюсь на острова.
— Как пожелаешь — хотя, насколько я понял, мы можем не опасаться даротов до самой весны.
— Это не совсем так, государь. За два дня до того, как появилась госпожа Карис, из города вышла пятитысячная армия даротов. Я не знаю, куда она направлялась.
— Если в Кордуин, мы бы об этом уже знали, — заметила Карис.
Альбрек отошел к дальней стене и принялся разглядывать висевшую там древнюю карту.
— Эта армия может двигаться лишь сюда, — сказал он, ткнув пальцем в карту. — Боюсь, герцог Сарино очень скоро пожнет плоды своего непомерного честолюбия.
Затем герцог разрешил всем удалиться, но Карис сделал знак остаться. Он уже знал, что эта женщина — отменный полководец, а то, что в ее объятиях перебывали сотни мужчин, для герцога не имело никакого значения. Мужчина, у которого сотни любовниц, становится предметом всеобщего восхищения. Альбрек не видел причины, почему в случае с женщиной должно быть иначе. Беспокоило его совсем иное.
Знаком он предложил Карис сесть напротив. На ней все еще была дорожная, заляпанная грязью одежда. Восхитительная женщина, подумал герцог, и даже мальчишеская угловатая худоба непостижимым образом придает ей женственности.
— Я пришлю тебе своего портного, — сказал он вслух. Карис рассмеялась.
— Да, государь, вид у меня неприглядный, — признала она.
— Буду с тобой откровенен. Я подумываю о том, чтобы поручить тебе возглавить оборону Кордуина. И однако же у меня есть сомнения.
— Я больше привыкла сражаться в поле, — сказала она, — но у меня есть опыт осад.
— Дело не в этом, Карис. Я сомневаюсь не в твоих военных талантах, а в твоем характере.
— Откровенный ты человек, государь. И чем же тебе не нравится мой характер?
— Я бы скорее сказал, что он меня беспокоит. Ты знаешь, что у меня был старший брат? — Карис покачала головой. — Он был превосходным человеком, но слишком любил рисковать. Когда мы были детьми, он однажды взобрался на крышу дворца и пробежался вдоль парапета. Мой отец был в ярости и спросил брата, зачем он это сделал? Неужели не понимал, что один неверный шаг, сильный порыв ветра — и смерть его была бы неминуема. Думаю, ты знаешь, что ответил ему мой брат.
— Знаю. Он сказал, что именно поэтому так и поступил.
— Верно. Миг безумного, захватывающего торжества, когда плюешь в глаза самой смерти.
— Разве тебе довелось испытать это, государь? — удивленно спросила Карис.
— Нет. Ни разу. Я только повторил слова моего брата. За два месяца до смерти моего отца брат со своими друзьями путешествовал в горах. Там была скала, на которую еще никогда не взбирался ни один человек. Мой брат взобрался на нее — и на обратном пути погиб в камнепаде. Ему не было нужды взбираться на гору — этим поступком он ничего не достиг. И погиб.
— Ты думаешь, государь, что я похожа на твоего брата?
— Не думаю, Карис, — знаю. Ты живешь точно на краю пропасти. Быть может, ты немного кокетничаешь со смертью. Но сейчас моему городу грозит неизмеримая опасность. Чтобы защитить его, нужен немалый опыт — а также самоотверженность и стойкость.
С минуту Карис молчала. Вначале ей припомнилось, как стояла она, нагая, на рассыпающемся балконе в Моргаллисе, потом — как бросила безумный вызов предводителю даротов. Она прямо взглянула в полуприкрытые тяжелыми веками глаза герцога.
— Можешь положиться на меня, государь. Я знаю, что ты сказал обо мне сущую правду. Пожалуй, я и в самом деле кокетничаю со смертью, и более всего счастлива, когда стою на самом краю бездны. — Карис вдруг рассмеялась. — Но в таком случае, где же еще мне быть, как не в Кордуине? Бездна сама движется на нас — черная и страшная. Весной она будет под самыми нашими стенами.
Когда Карис бежала из города, Гириак испытал самые противоречивые чувства. Во-первых, разочарование, ибо на свой лад он любил эту воинственную женщину. У Гириака перебывало множество любовниц, но только Карис, как никто, умела распалить его плоть, а потому затронула и сердце. И во-вторых, тем не менее — радость, ибо Сарино отдал под его начало копейщиков Карис. Гириак всегда знал, что командир он ничуть не хуже ее. В глубине души он был убежден, что своими победами Карис обязана главным образом тому, что он сражался с нею бок о бок. Тем сильнее уязвляло гордость Гириака нынешнее положение дел: со времени бегства Карис он дважды возглавлял походы на юг, и оба раза все закончилось неудачей. Гириак твердо знал, что так вышло бы, даже если б командиром по-прежнему оставалась Карис. Он был твердо в этом уверен — вопреки мнению своих подчиненных.
Единственным отличием Карис от других командиров было, как думалось Гириаку, непомерное везение. Он повторял себе это снова и снова, словно подтверждал тем самым свою правоту. Всю жизнь Гириаку отчаянно не везло. В детстве он обнаружил в себе способности бегуна и усердно упражнялся в беге под пристальным оком отца, деревенского кузнеца. Однако на окружном состязании его обогнал другой мальчишка — Гириак попал ногой в кроличью нору и вывихнул лодыжку. Смуглый черноволосый красавец, он потерпел поражение даже в любви. Страстно желая одну лишь Геаллу, он долго ухаживал за ней и наконец завоевал ее сердце. Но один из его так называемых друзей рассказал Геалле о том, что Гириак тайком путается с другой девушкой, — и Геалла отвергла его и вышла замуж за другого. Даже став солдатом, Гириак долго оставался в загоне — пока его не приметила Карис. Она сделала Гириака своим лейтенантом, и в этом чине он полностью проявил свои таланты, хотя Карис и позволяла себе время от времени вмешиваться в его действия.
Спешившись, Гириак привязал коня. Затем он поднялся по внутренней лестнице на северную стену, где седой ветеран Неклен надзирал за тем, как идет ремонт укреплений. Герцог Сарино — хвала богам! — больше не атаковал своими чарами эльдерскую Жемчужину, и толчки, изнурявшие Моргаллис, прекратились. «Впрочем, — подумал Гириак, — это уже не имеет значения. Моргаллис и так почти обезлюдел». Из восьмидесяти пяти тысяч человек, населявших город еще четыре месяца назад, осталось от силы пять тысяч. Прочие бежали на юг, в Прентуис, где, по слухам, жили за городской чертой, в палатках.
По всему Моргаллису закрылись таверны и лавки.
— Почти готово, капитан, — сообщил седобородый Неклен, утирая пот с узкого худого лица. — Пролом уже заделали, но вся стена в трещинах.
— Никто не собирается осаждать город, — заметил Гириак, глядя, как рабочие везут к стене в тележках известь и гравий. — Однако же Сарино желает, чтобы укрепления были приведены в порядок.
— Лучше бы нам убраться отсюда, — понизив голос, проговорил Неклен. — Моргаллис стал похож на город призраков. Среди солдат растет недовольство. Шлюх почти не осталось, а без них какое веселье?