Черная метка
Шрифт:
– Я только что узнала о том, что во вторник, пока вы были здесь, сработала сигнализация, – проговорила я.
– Прошу прощения, миссис Скарпетта, – умоляющим голосом произнесла она. – Я не знала, что делать. Я ничего не трогала. Просто пылесосила, и тут это произошло. Не могла вспомнить код, потому что очень испугалась.
– Понимаю, Мэри, – успокоила я ее. – Это меня тоже пугает. Сегодня вечером опять включилась тревога, поэтому я хорошо представляю, что вы имеете в виду. Но мне нужно, чтобы в следующий раз,
– Полиция мне не поверила. Я в этом уверена. Я говорила, что не заходила в гараж и не могла...
– Все нормально, – перебила я.
– Я боялась, вы рассердитесь, потому что полиция... боялась, вы от меня откажетесь... Я должна была рассказать. Обещаю, такого больше не повторится.
– Не нужно бояться. В этой стране полиция вас не обидит, Мэри. Здесь она не такая, как у вас на родине. И я хочу, чтобы вы были очень осторожны, когда приходите ко мне. Всегда держите сигнализацию включенной и убедитесь, что она работает, когда уходите. Вы не заметили человека или машину, которая по той или иной причине привлекла ваше внимание?
– Я помню только, что шел дождь и было очень холодно. Я никого не видела.
– Если увидите что-нибудь подозрительное, дайте мне знать.
Глава 29
Каким-то образом приложение к рапорту о попытке взлома попало в руки прессы достаточно быстро, чтобы о нем объявили в шестичасовых "Новостях" в субботу вечером. Журналисты начали звонить домой мне и Розе и приставать с вопросами, как нас преследовали.
У меня не было сомнений, что за утечкой информации стояла Брей. Для нее это служило маленьким развлечением в холодные унылые выходные. Разумеется, ей было все равно, что моя шестидесятичетырехлетняя секретарша жила в неохраняемом доме.
В воскресенье ближе к вечеру я сидела в гостиной. Горел камин, и я писала статью в журнал, которую давно должна была сдать и к которой у меня не лежала душа. Погода все еще оставалась отвратительной, я то и дело отвлекалась от работы. К этому времени Джо скорее всего успели перевести в клинику Виргинского медицинского колледжа, а Люси должна была перебраться в Вашингтон.
Я не знала наверняка, но в одном была уверена: Люси сердита на меня, а когда это происходило, она рвала со мной связь. Иногда это тянулось месяцами, а могло продолжаться и целый год.
Я давно не звонила ни матери, ни своей сестре Дороти, что могло показаться невежливым с моей стороны, но мне не нужен был дополнительный стресс. Наконец в этот безрадостный воскресный вечер я сдалась. Дороти не оказалось дома. Тогда я позвонила матери.
– Нет, Дороти здесь нет, – сказала мать. – Она в Ричмонде, и, возможно, ты знала бы об этом, если бы побеспокоилась о своей сестре и матери. Люси участвовала в перестрелке, а тебя нельзя застать...
– Дороти
– А что ты хотела? Она же ее мать.
– Люси тоже в Ричмонде? – Эта мысль резанула меня словно скальпелем.
– Поэтому туда и отправилась ее мать. Конечно, Люси в Ричмонде.
Вряд ли этому нужно было удивляться. Дороти была самовлюбленной любительницей покрасоваться. Где бы ни происходило драматическое событие, она обязательно должна была стать его центром. Если это означало неожиданно взять на себя роль матери ребенка, о котором она никогда не заботилась, Дороти с готовностью шла на это.
– Она уехала вчера и не хотела беспокоить тебя просьбами погостить, поскольку, судя по всему, ты не любишь свою семью.
– Дороти никогда не хотела у меня гостить.
Сестра очень любила гостиничные бары. А в моем доме у нее не было возможности встречаться с мужчинами, по крайней мере с теми, которых мне не хотелось видеть.
– Где она остановилась? Люси с ней?
– Мне никто ничего не рассказывает, у всех секретные дела, а я, ее бабушка...
Я не могла больше этого выносить.
– Извини, мама, мне нужно идти.
Я практически прервала ее на полуслове, повесив трубку, и позвонила домой заведующему ортопедическим отделением, доктору Грэхему Уорту.
– Грэхем, вы должны мне помочь, – сказала я.
– Только не говорите, что у меня в отделении умер пациент, – усмехнувшись, ответил он.
– Грэхем, вы знаете, я стану просить о помощи, только если это очень важно.
Легкомысленный настрой сменился молчанием.
– У вас лежит пациентка под вымышленным именем. Она из отдела по контролю за торговлей оружием, ранена в Майами. Вы знаете, о ком я говорю?
Он не ответил.
– Моя племянница Люси участвовала в той же перестрелке, – продолжала я.
– Я слышал об этой перестрелке, – сказал он. – О ней передавали в "Новостях".
– Это я попросила начальника Джо Сандерс перевести ее к нам. Обещала лично присмотреть за ней, Грэхем.
– Послушайте, Кей, мне даны указания не допускать к ней ни одного человека, кроме ближайших родственников.
– Никого? – недоверчиво спросила я. – Даже мою племянницу?
Он помолчал и ответил:
– Мне тяжело говорить вам это, но в особенности – ее.
– Но почему? Это же смешно!
– Это не мой приказ.
Я не могла представить себе реакцию Люси, если бы ей запретили навещать свою любовницу.
– У нее сложный осколочный перелом левого бедра, – начал объяснять доктор Уорт. – Мне пришлось наложить пластинку для соединения отломков. Она лежит на вытяжке, ей дают морфий, Кей. У нее сумеречное состояние. К ней допускают только родителей. Я даже не уверен, понимает ли она, где находится и что с ней случилось.