Черная невеста
Шрифт:
– У вас тоже есть черный плащ, – несмело заметил Джонни.
– Так, я не понял, к чему это ты, – сверкнул на него глазами инспектор. – Между прочим, ты до сих пор еще не представил мне рапорт о том деле на Оксфорд-стрит. Да, да, я вовсе о нем не забыл, так что ступай работать!
При свидетелях упоминание о «деле на Оксфорд-стрит» служило вежливым аналогом выражения «иди к черту» или «катись, сейчас не до тебя». Джонни понял намек и исчез.
– Инспектор, – сказала Ксения, – боюсь, что вы все-таки не правы. Мари Пеллетье не имеет отношения к убийствам, и вовсе не потому, что видела рядом с Бойлом какого-то человека.
– А почему?
– Да хотя бы потому, что Генри Хэйли застрелил снайпер.
– Да, считаю. К вашему сведению, ее коллеги уверяют, что в тире мадемуазель всегда проявляла исключительную меткость и хладнокровие.
– Одно дело – стрелять по мишеням, и совсем другое – убить живого человека.
– Хм, – задумчиво заметил Хантер, почесывая мочку уха, – что-то в таком же роде мне пытался доказать некий Стэнли Вэниш, застреливший своего кузена, после которого должен был унаследовать нехилые деньги.
– Мистер Хантер…
– Послушайте, вы опять начинаете бузить, как в каком-нибудь романе. У Мари Пеллетье нет алиби ни на одно из убийств, более того – она сама призналась вам, что была на Стрэнде, когда там умер Роберт Бойл. По-моему, все предельно ясно.
– Нет, инспектор. Мне, например, совершенно неясно, кто сочинял некрологи.
– Как кто? Она же и сочиняла, само собой!
– Мистер Хантер, умоляю вас… Вы слышали, как она говорит по-английски? Какие у нее рубленые фразы, какой бедный словарный запас… Что я, по-вашему, зря завела с ней разговор о кино, о танцах? – Хантер открыл рот и недоверчиво уставился на свою собеседницу. – Господи боже мой, да перечитайте вы эти письма, наконец! – рассердилась Ксения. – Их писал человек, который отлично владеет английским… обратите внимание на выбор слов, на то, какие там изысканные обороты! Если автор – иностранец, то такой, для которого английский – практически родной, а Мари лишь с грехом пополам на нем объясняется!
Стивен Хантер потемнел лицом, опустился на край стола и стал ожесточенно чесать макушку. За стеной яростно затрещал телефон. Он звонил долго, пока не выбился из сил, захлебнулся и умолк.
– Все очень просто, – буркнул инспектор. – Она притворяется. На самом деле девушка хорошо владеет английским, просто она сумела вас обмануть.
– Прекрасно, – не стала спорить Ксения. – Только вот владение иностранным языком не скроешь. Полагаю, вы легко узнаете правду, опросив ее коллег.
И тут инспектор воочию узрел, как карточный домик его расследования, который он возводил так кропотливо и с таким трудом, разваливается на глазах. Дело было даже не в знании английского языка. Хантер внезапно понял, что глумливый, бескомпромиссный тон некрологов совершенно не вязался с таким человеком, как Мари Пеллетье.
Значит ли это, что у нее, к примеру, был сообщник? Но Стивен уже знал, что у Мари не было ни жениха, ни друзей-мужчин. По правде говоря, у нее вообще не было друзей.
Тогда кто же мог принять ее судьбу так близко к сердцу, что, не колеблясь, пошел ради нее на преступление? Да никто, сказал он себе, вспомнив некрасивое лицо Мари. И даже не во внешности тут дело, поправил себя Хантер, а в том, что людям в принципе несимпатичны те, кто несчастен. Доброта и сострадание отнимают много сил, они немыслимы без такта, готовности хотя бы отчасти пожертвовать собой, бескорыстия и тысячи других качеств. Куда проще сразу же отмахнуться от страдальца, загородиться своими делами и не тратить попусту время и нервы.
Тут мысли Стивена прервал робкий – можно даже сказать, едва различимый стук в дверь, и на пороге возник Джонни Сайкс. Вид у него, надо сказать, был довольно-таки озадаченный.
– Мистер Хантер, сэр… У нас новое дело. На Оксфорд-стрит.
Ксения так и не поняла, отчего инспектор побагровел и уставился на подчиненного с раздражением, переходящим в ярость.
– Сайкс!
– Только Оксфорд-стрит не наша, а та, которая в Сент-Джордж-Хиллз, – выпалил Джонни, одним глазом умоляюще косясь на Ксению, чтобы она защитила его в случае чего, а другим глядя в лицо инспектора. – Это деревушка в Суррее, и… В общем, оттуда только что передали…
– Суррей – это где в последнее время люди исчезают, что ли? Я этим делом не занимаюсь, – буркнул Хантер. – И вообще я еще не закончил допрос подозреваемой в двойном убийстве.
– Боюсь, сэр, нам придется все оставить и ехать в Сент-Джордж-Хиллз, – твердо промолвил Джонни. – Таков приказ начальства.
В глубине души послав судьбе смачное проклятие, инспектор Хантер сполз со стола, попрощался с Ксенией, пообещав и дальше делиться с ней новостями, и отправился к шефу – узнавать, из-за чего, собственно говоря, ему надо бросать на полпути многообещающее расследование и тащиться в глушь, которая лично ему была совершенно неинтересна.
«Черт, так я и знал… Небось отнимут у меня дело бельгийки и передадут хлыщу Чемберсу, у которого дядя – важная шишка в министерстве чего-то там… Типа как хлыщ сам все раскопал, ага! Знаем, знаем мы такие фокусы, не первый год в полиции тянем лямку… А на меня свалят какое-нибудь безнадежное расследование у черта на рогах. Чемберсу, само собой, все пряники и награды, а мне – ничего, кроме поездки в Суррей. И дело-то наверняка будет безнадежное, хуже некуда… черт, черт, черт!»
По правде говоря, еще этим утром скромная деревня Сент-Джордж-Хиллз и не подозревала о том, что ей суждено вписать свое имя в анналы криминальной хроники. Нет, конечно же, в деревне имелись преступники – вдова полковника, страдающая клептоманией, и несколько местных браконьеров. Но все соседи прекрасно знали о пороке вдовы, и к тому же местный викарий всегда был готов усовестить ее, дабы она вернула похищенное добро в случае, если бы за ней вдруг недоглядели. Что касается браконьеров, то специально для борьбы с ними недавно был создан полицейский участок, покамест укомплектованный лишь сержантом констеблем. Следует добавить, что, очевидно, для того, чтобы облегчить блюстителям порядка их работу, здание участка стояло на наиболее удаленном от леса краю деревни.
Констебль Симпсон был известен тем, что мог выпить больше всех эля, особенно если его угощал кто-то другой. На этом, собственно говоря, заканчивались его достоинства, а также недостатки. Что касается сержанта Мэтью Бренарда, то он эля не пил, а предпочитал молоко, вел здоровый образ жизни и вдобавок ко всему был записан в библиотеку. Местные косились на него с недоверием, потому что он разговаривал как джентльмен, одевался скромно, но со вкусом и не позволял себе распускать руки с задержанными. Чтобы выразить свое неудовольствие, жители Сент-Джордж-Хиллз, не сговариваясь, стали звать Бренарда Бернардом. Им представлялось, что таким образом они ставят его на место, но они глубоко заблуждались. Мистер Бренард принадлежал к тем абсолютно самодостаточным людям, которые в любой точке земного шара умеют выстроить себе уютную раковину и благополучно живут в ней, обращая на внешний мир ровно столько внимания, сколько он заслуживает. А так как, по правде говоря, заслуживает он немногого, они не слишком-то беспокоятся на его счет.
Мистер Бренард любил читать. По природе методичный, он прежде всего проштудировал всю английскую классику, имеющуюся в наличии в местной библиотеке, и в настоящее время вплотную занялся русской литературой. Сначала он прочел всего переводного Толстого, затем всего Достоевского, после чего взялся за Чехова. Как раз когда сержант явился в участок, неся с собой очередной том и предвкушая самое мирное времяпрепровождение, он напоролся на мисс Тротт.
– Вы все читаете, – изрекла она, с неодобрением косясь на книгу.